Откроем, например, издание «Медуза», признанное на днях иноагентом. Сама редакция неустанно создает себе образ своего парня, окруженного сияющим нимбом неподкупности, независимости и объективности. Но давайте посмотрим на то, о чем они пишут. Заголовок от 27 января 2021 года — «Кажется, на митинг нельзя идти без телефона. Или наоборот? А как подготовиться? Инструкция Медузы». Или еще один — «Что точно НЕ нужно делать до, во время и после митинга? Максимально короткая инструкция Медузы». Это — уже апрельский заголовок, и таких у издания много, и все они связаны с несогласованными митингами. Почему это манипуляция? Потому что у читателя, подружившегося с тем своим парнем, осиянным нимбом объективности, в образе которого выступает издание, не возникнет сомнения, что на митинг идти не надо. Такие заголовки вносят в сознание читателя мысль — все идут, это дело решеное, а то, что можно не пойти, даже не обсуждается, так что и ты иди.
Или, к примеру, когда в апреле этого года на Донбассе был убит мальчик Владислав Шихов, родившийся в 2016 году уже на войне, и ничего, кроме войны не видевший, многие СМИ, называющие себя свободными и либеральными, либо вообще ничего об этом не написали, либо подали информацию под таким заголовком — «Трудно представить фейковые новости вокруг гибели ребенка. Песков — о новых жертвах в Донбассе и «блужданиях» российских войск у границ Украины». Это заголовок той же «Медузы», недавно признанной иноагентом. Что из него почерпнет читатель, который привык читать только заголовки? Что новость о гибели ребенка — фейк, это непременно отложится в его сознании, потому что тут рядом стоят два слова «гибель» и «фейк». И сделано это намеренно. А еще ему в подсознание непременно внесется ощущение — сами виноваты, хотели же, чтобы возле вас блуждали российские войска, вот и получайте.
Все эти заголовки лично у меня вызывают горький смех из-за своей грубейшей манипуляции, и до недавнего времени я верила в то, что каждому читателю такая манипуляция будет хорошо видна. Но я ошибалась. Она далеко не каждому видна. И связано это с кризисом в журналистике вообще. Она, став в большинстве своем непрофессиональной, отучила читателя от качественного чтения. И теперь пишет «максимально коротко», боясь, как бы читатель интеллектуально не перетрудился и не обиделся бы на издание за то, что оно его заставляет думать, не плюнул бы и не ушел туда, где не так «многабукв». При этом, безусловно, такая же пропаганда существует и на федеральных каналах, но та, по крайней мере, не скрывает того, что она пропаганда, и главным образом отталкивает зрителя контентом своих отвратительных ток-шоу.
Но когда ты сам журналист, тебе должно быть постоянно стыдно. Если ты критикуешь тех, кто подвергается репрессиям, то ты — на стороне тиранов. К примеру, мне должно быть стыдно не поддерживать помещенных под домашний арест сотрудников студенческого журнала DOXA. А по моему глубокому убеждению, мне должно быть стыдно поддерживать пропаганду. Узнав об аресте сотрудников этого студенческого издания, я зашла на их сайт, чтобы понять — о чем таком они пишут. Они пишут только о политике, о митингах, о злой власти, и называют все эти писания — интервью и репортажами. Тут интервьюер и репортажник во мне серьезно возмутился. Вот этот контент журналистским точно нельзя назвать. И если издание и студенческое, то только по уровню исполнения. А я бы его вообще назвала «школьным» — такое качество могут выдавать и ученики старших классов. Но журналистское сообщество не постеснялось быстро назвать ребят из DOXA журналистами, еще раз снизив планку качественной журналистики, и в этом смысле снова сыграло против журналистики, нанесло ей еще один пусть и не смертельный, но удар. Дальше сообщество потребовало поддержать этих «журналистов», если ты сам — журналист. И по сути, журналисты были поставлены на тот самый тонкий лед — либо ты поддерживаешь людей, которые занимаются агитацией и политикой, либо ты — за репрессии. Это — лукавый подход.
Но меня всегда донимал вопрос — «Читают ли обычные росгвардейцы и омоновцы вот такие маленькие и большие издания или они смотрят только телевизор?». Во время работы на войне на блокпостах, где меня часто допрашивали, я быстро поняла — и та, и другая сторона конфликта читают и смотрят то, что говорит и снимает противник. Быстро разобравшись что на войне к чему, я никогда не надевала жилет с надписью «Пресса», понимая — если будут прицельно стрелять, в тебя выстрелят в первую. Я старалась прятать пресс-карту, потому что журналистика давно потеряла свой ореол объективности. Он не только слетел с ее головы, он еще и разбился на мелкие осколки. Да, среди этих осколков есть профессиональные журналисты, стремящиеся соблюсти все золотые принципы журналистики, среди них есть те, кто также гибнет на войне за профессию, как тот же ОМОН, но таких немного, особенно если сравнивать с лавиной непрофессиональных людей, работающих в редакциях, и с блогерами, которые в последнее время тоже повадились называть себя журналистами, не имея ни малейшего представления о том, как журналистика работает. И их логика понятна — они же мало чем отличаются от непрофессионального журналистского сообщества.
Первое, что я слышала на блокпостах — «Ой, журналист. Да вы ж все врете!». Журналист расценивался как солдат. Но не реального фронта, где бойцы сидят в окопах и двигаются танки, а более могущественного — информационного. Ты мог бы одержать реальную победу на реальном фронте, но если бы каналы и газеты сказали, что ты проиграл, ты бы все равно был проигравшим. И чем больше рос информационный фронт, чем больше в него добавлялось сетевых изданий, каналов, блогов, тем могущественней он становился. И чем больше он рос, тем, увы, непрофессиональней он становился, и тем выше была ненависть к журналисту, который, мало того, что все врет, но еще и всегда занимает чью-то сторону. Он необъективен.
В этом месяце я была в крупном университете на факультете журналистики. На вопрос — «Какие у вас основные предметы?» — был получен ответ — «Сопровождение бизнеса, SMM и монтаж видео». Все это здорово, кроме того, что ни один из этих предметов не имеет отношения к журналистике, и раньше, когда она еще была сильна, сопровождение бизнеса имело не столь благозвучное обозначение. Оно назвалось «заказухой», и журналисты его стыдились. И, конечно, выпускник такого факультета будет необъективен — его-то журналистике не учили, его учили сопровождать. Вот и получается, что большинство наших СМИ всегда что-нибудь сопровождают. Приходят, к примеру, на тот же на митинг, зная, какую сторону они поддерживают, и целенаправленно сопровождают ее — освещают только ее позицию, вовсе не испытывая мук совести от того, что они сейчас два в одном — и журналист, и участник с той стороны. Потому и насилие есть. Потому и препятствуют работе СМИ. Трудно объяснить омоновцу и росгвардейцу, что журналист — не боец информационного фронта. Омоновец и росгвардеец ведь тоже почитывают и посматривают.
«Ну, конечно, они все читают, — ответил мне высокопоставленный чин МВД на встрече с журналистами в Пятигорске. — И им обидно. Потому что такую неправду про себя читают, что…»
Он не договорил. Но и на вопрос ответил только со второй попытки. Не хотел на него отвечать. Но все ведь ясно — силовиков, которые читают необъективный, всегда что-нибудь сопровождающий контент, сложно убедить в том, что журналист — третья сторона, вернее, он вообще не сторона конфликта. Он над ним — воспаряет на сильных независимых крыльях объективности, чтобы по возможности дать своему читателю или зрителю отстраненный от собственных пристрастий взгляд. Не может росгвардеец или омоновец нейтрально воспринимать человека, который только что выложил заметку «Почему я все-таки пойду на митинг!». И поэтому должно меняться не только отношение силовиков к нам, но и наше отношение к профессии. Впрочем, я понимаю, что заставить силовика не махать дубинкой проще, чем переделать информационное пространство. Ведь тогда придется начинать с тех самых вузов, которые учат будущих журналистов сопровождать.
