В Думе, рассуждая о том, как лучше выполнить соответствующее, уже поступившее, поручение президента об ужесточении контроля за оборотом оружия, депутаты озвучивают самые разные предложения, в том числе экзотические. И повысить возраст для выдачи лицензии на оружие, и выдавать ее только тем, кто служил в армии, и даже мониторить соцсети у тех, кому оружие уже разрешили. Так, уполномоченная по правам человека Татьяна Москалькова предложила повысить возраст для получения оружия с 18 лет до 21 года. Ранее она предлагала установить такой возраст на уровне 25 лет. То есть, в армии в 18 держать автомат — можно, а владеть гладкостволом — нет.
По сложившейся нашей политической традиции, звучат также предложения, непосредственно к произошедшему не относящиеся, но ожидавшие в головах авторов своего часа, каковой обычно, словно «запретительный катарсис», настает в момент драматических событий. Тут под всеобщий хайп можно предложить нечто более далеко идущее, чем усложнение процедуры проверки заявлений на оружейную лицензию.
Все помнят, например, как согласно такой логике после трагедии в школе Беслана были отменены прямые выборы губернаторов. А теперь некоторые (например, спикер Думы Вячеслав Володин) заговорили о том, чтобы запретить «анонимность в интернете». Идея «интернета по паспорту» а-ля Белоруссия давно живет в головах охранителей — разумеется, все ради безопасности людей. И вот теперь некоторые решили, что пора.
Однако главная проблема в том, что панацеи на все случаи жизни все равно нет и быть не может. Наши политики никак не возьмут в толк, что в жизни не бывает простых одноходовых решений применительно к проблемам, которые в очередной раз высветил тот же казанский «стрелок». Поскольку тут не одна проблема сокрыта. И если уж делать что-то, то комплексно.
Кто-то сейчас говорит справедливо о провале работы школьных психологов, которых в свое время почти разогнали, а работа оставшихся больше напоминает профанацию. А разве решена у нас проблема издевательств в школе? Про того же Ильназа Галявиева, который утром 11 мая убил 7 детей и двух взрослых в школе №175 в Казани, где когда-то сам учился, теперь некоторые знавшие его ученики говорят, что он, будучи странным, но тихим подростком, тоже подвергался издевательствам.
Кто-то берет прицел выше, рассуждая об общем состоянии общества, которое иного нормального человека сведет с ума, а не только психически неуравновешенно. Мол, кругом — начиная с ТВ с его яростными ток-шоу и кончая компьютерным играми — агрессия и пропаганда насилия. А домашнее насилие? В семье у Галявиева его вроде и не было, семья вполне благополучная. Но только внешне. И теперь выясняется, что семью свою он ненавидел, квартиру собирался спалить. Не мог ли он стать в иной стране объектом внимания пресловутой «ювенальной юстиции»? Ну, нет, это для нас слишком сложно и «антискрепно». А еще говорят: мол, у молодых людей нет «позитивных целей» в жизни, а у общества в целом — образа будущего и вообще госидеологии (вот ходили бы все строем — и не было бы преступности). Или что вся система ценностей искажена, идеалы человеческой любви оплеваны, а терпимость к инакомыслию, «инаковому» поведению оболганы и унижены, — мы ведь так дружно все смеемся над «толерастической» Европой.
Пока, правда, «не раскрыта тема» найденного в квартире убийцы Корана. Который молодой человек либо толком не читал, либо читал, но не понял. В любом случае вряд ли для властей Татарстана будет в радость раскручивать тему «исламистского терроризма». Что касается уже прозвучавших предложений мониторить соцсети тех, кто получил лицензию на оружие, то в соцсетях у казанского убийцы почти до самого последнего момента все было более-менее чисто. Хотя следить за всеми, конечно, хочется.
Впрочем, разбираться в многослойной ситуации, которая вылилась в массовый расстрел, наши политики по привычке не хотят. Их рука привычно тянется… нет, не к пистолету, — к «гаечному ключу».
Чтобы еще какую-нибудь гайку в нашей жизни закрутить и сделать вид, что «меры приняты». Можно вообще пойти по самому простому пути и «тупо запретить» конкретный вид оружия — гладкоствольное ружье турецкого производства Hatsan escort, которое использовал как казанский нападавший, так и Владислав Росляков, устроивший массовое убийство в техническом колледже в Керчи в 2018 году. Тогда погиб 21 человек. Кстати, после трагедии в Керчи президент тоже поручал главе Росгвардии Виктору Золотову срочно ужесточить правила владения оружием. Однако что-то «не срослось».
Если говорить о ныне действующих в России правилах выдачи лицензий на гражданское оружие, то они и так уже достаточно строги — намного строже, чем в европейских странах, а с Америкой и сравнивать даже нельзя. Для приобретения охотничьего ружья нужна медсправка, нужен дома специальный сейф для хранения оружия (ежегодно проводят проверки условий хранения), нужно пройти подготовительные курсы. Получение лицензии на покупку оружия не означает разрешения на ношение и хранение. Такое разрешение получают отдельно. Приобрести некоторые виды оружия (например, нарезное) можно, только имея не менее пяти лет стажа владения более простым видом оружия без нарушений.
Все эти бюрократические строгости уже привели к тому, что число законных владельцев стволов в последние годы сокращается. Народ «разоружается», чтобы не иметь дела с «геморроем» от Росгвардии (она ведает оборотом гражданского оружия). В прошлом году, по данным той же Росгвардии, огнестрельным оружием в России владело менее 4 млн человек. На них было зарегистрировано 6,6 млн единиц оружия. Еще несколько лет назад число законных владельцев превышало 5 млн человек, а число легальных стволов у них на руках — 7,3 млн.
Между тем, с ужесточением правил приобретения и владения оружием тоже ведь не все так линейно и однозначно, как хотелось бы нашим политикам. Во многих куда более вооруженных странах, чем Россия, убийств с использованием огнестрельного оружия, на самом деле, не больше, а меньше. Причем намного.
У нас после последнего массового расстрела в Керчи прошло почти три года. Так вот, в течение каждого из этих трех лет в России совершалось в среднем не менее 20 тысяч убийств в год на 146 млн человек (правда, в последнее время число убийств сокращается). Для сравнения, в США, где количество стволов у гражданского населения больше численности этого населения в 320 млн человек, в 2019 году было зафиксировано 16,4 тысячи убийств. Получается, что в России примерно в два раза больше убийств на 100 тыс. населения, чем в до зубов вооруженной Америке. И даже в той же Росгвардии признают, что официально зарегистрированное оружие очень редко используется при совершении преступлений.
Так, в год с использованием зарегистрированного оружия происходит 500—600 преступлений. Но это всех преступлений, а не только убийств. В год не более 0,2% людей, легально владеющих огнестрельным оружием, подвергаются уголовному преследованию. То есть это, как правило, очень законопослушные люди. И именно убийств с использованием именно легального оружия у нас, как и во многих других странах, ничтожная доля. По той простой причине, что легальное оружие — не анонимно, оно отслеживается по картотекам. У нас вообще большинство убийств происходит на бытовой почве с использованием первого, что попалось под руку. Однако никому не придет в голову запрещать кухонные ножи или топоры. От огнестрельных ранений погибает в нашей стране 4—5 тыс. человек в год. И почти всегда для преступных целей используется именно нелегальное оружие, оборот которого в нашей стране, по разным оценкам, составляет от 1,5 до 15 млн стволов.
Опыт многих стран показывает, что вслед за кардинальным ужесточением контроля за гражданским оружием, как правило, происходил всплеск тяжких преступлений. И наоборот, либерализация правил владения гражданскими стволами почти никогда не приводила к таким последствиям. Наоборот, число тяжких преступлений снижалось. Есть лишь одно исключение из общего правила: Венесуэла. После того как там еще при Уго Чавесе разрешили гражданское оружие, страну захлестнула волна насилия. А вот в относительно близкой нам Молдове разрешение свободного владения гражданским оружием привело к снижению числа убийств и тяжких преступлений. Как и в Эстонии, Чехии и Болгарии.
Еще одно, якобы напрашивающееся, простое и легкое решение: ужесточить охрану школ. Про школу в Казани известно, что она не продлила договор с ЧОПом из-за увеличения цены с 40 до 47 тыс. рублей. Но спасет ли ЧОП от убийцы с явными отклонениями от нормы в голове? Некоторые местные администрации (например, в Магадане) уже побежали в Росгвардию заключать договоры об охране каждой школы. И силовикам теперь можно уже верстать жирные бюджеты. Однако, например, опыт США говорит о том, что после усиления охраны школ преступники стали просто чаще стрелять в других местах. Например, в церквях, в торговых молах и т.д. Там тоже установим по «пулеметному гнезду»?
Та же американская статистика говорит и о том, что часто ужесточение охраны школ (полицейский, рамки металлоискателя и пр.) лишь усиливают атмосферу насилия в данном заведении, и там происходит больше преступлений — в том числе расстрелов. И если превращать школу в подобие укрепрайона, то начинает работать конвейер по производству преступников — дети привыкают к атмосфере полицейщины и насилия. А многие «массовые стрелки», и это также хорошо известно, обладают суицидальными наклонностями. Они идут на такие преступления, в том числе, держа в голове «самоубийство посредством полицейского, — то есть чтобы самими быть застреленными. Для них охранник в форме — это лишняя провокация. Но и это, опять же, слишком сложно и неоднозначно для фанатов простых решений с помощью «гаечного ключа».
Ну, и наконец, самое сложное для наших политиков — это остановиться в том, чтобы и дальше плодить запретительные сущности, а сосредоточиться вместо этого на соблюдении уже принятых в изобилии законов и установлений. Или, как говорили раньше советские диссиденты (и это считалось страшной крамолой), «соблюдайте вашу Конституцию».
Ну так вот. Выясняется, что Ильназа Галявиева не так давно признали годным к службе в армии несмотря на тяжелое поражение головного мозга. В 2017 году у него была диагностирована энцефалопатия. Каковая болезнь приводит к нарушению функции мозга и деградации личности. Его должны были призвать в армию этим летом. И он неизбежно получил бы доступ к оружию. Молодой человек при этом не скрывал симптомов. Он жаловался на головные боли, еще когда учился в той самой школе, и еще более серьезные проблемы у него начались прошлым летом, когда он перестал общаться с родственниками и поселился отдельно. В конце апреля текущего года ему выдали лицензию на оружие (там не пахнет коррупцией случайно?). В районе 9 утра 11 мая он шел по казанским улицам к школе, помахивая ружьем на виду у прохожих и камер видеонаблюдения. И его никто не остановил. Хотя, казалось бы, что тут сложного.
