На первый взгляд, новый закон не расширяет кардинально полномочия полиции, а лишь уточняет перечень оснований, по которым полицейские могут вскрывать автомобили, проникать в жилые помещения, оцеплять территории, досматривать граждан и применять ряд других оперативных мер.
Не прошла, правда, такая яркая поправка, как предоставление права сотрудникам полиции открывать огонь на поражение не только в случае угрозы для себя лично или окружающих, но и в случае «совершения иных действий, дающих основание расценить их как угрозу нападения».
Многие из оснований, кстати, списаны с закона о Росгвардии, так что теперь эти два силовых ведомства практически сравнялись в своих полномочиях относительно мирных граждан. Правда, с Росгвардией простые обыватели (если они не ходят на митинги, как на работу) сталкиваются редко. Чего о полиции никак не скажешь.
А вот что скажешь, так это то, что поправки к закону делают
жизнь полицейских куда более удобной, не обременяя их лишними бюрократическими хлопотами и не повышая ответственность перед обществом в целом. И вот тут невинное, казалось бы, «уточнение оснований» оборачивается тем, что определяется известной фразой «дьявол – в деталях».
Итак. теперь полицейским можно:
- не представляться, если их жизни и здоровью угрожает опасность, или нужно срочно пресечь преступление;
- в ситуации оцепления какой-либо территории: проводить личный досмотр гражданина, его вещей и автомобиля при подозрении на наличие у него оружия, боеприпасов, взрывчатки, наркотиков, радиоактивных веществ и т.п. Если гражданин отказывается от осмотра, правоохранители вправе не впускать его на оцепленную территорию или не выпустить с нее;
- проникать в чужое жилище, на земельные участки и территории, если нужно задержать подозреваемых в совершении преступления;
- «обозначать доступными средствами, в том числе визуальными», и временно ограждать места проведения публичных и массовых мероприятий;
- вскрывать автомашину при угрозе жизни и здоровью граждан и при ряде других обстоятельств;
- осматривать места происшествия, местности, помещения, транспортные средства, предметы, документы и иные объекты в связи с проверкой заявлений и сообщений о происшествиях.
Вроде бы ничего такого. Не режет глаз. Все логично, всё для обеспечения правопорядка и безопасности граждан – в каковых вопросах мы за ценой не постоим, как известно.
Но стоит обратить внимание, например, на то, что теперь полицейские смогут проникать (то есть не только входить через дверь, но и влезать в окно, например) в помещения, на земельные участки и территории не только для задержания лиц, застигнутых на месте совершения преступления или скрывающихся с него, но также и лиц, на которых потерпевшие или очевидцы указывают как на совершивших преступление.
Теперь представьте себе ситуацию, когда очевидцы путаются, фантазируют, сводят счеты с соседями или знакомыми, наводя на них полицию, делятся с оперативниками своими бредовыми подозрениями в отношении соседей или знакомых недругов, или вообще являются «дежурными понятыми» местных сотрудников полиции. Представили? Теперь попасть с такой внесудебный замес может, по сути, каждый. Дело случая.
Или, скажем, какие-то нужные и удобные оперативникам показания (или «показания») может дать завербованный ими агент – иными словами, провокатор. Таким образом можно «оформить» вторжение практически в любое жилище и досмотр практически кого угодно. Кого захотят. При этом никакой ответственности такие «заявители», вне зависимости от того, являлись ли они честными и правдивыми, искренне заблуждавшимися или дававшими заведомо ложные показания, не несут. Мол, мы же хотели как лучше. А потом пройдут десятилетия, и потомки с будут риторически вопрошать: кто же это написал четыре миллиона доносов?
А вот еще: осмотр транспортных средств и в том числе их вскрытие. Поводом может стать всего лишь некое сообщение о преступлении (или не о преступлении, а о происшествии – любом). Вскрытие, в соответствии с новеллами, можно будет производить не только для спасения жизни граждан или обеспечения их безопасности при массовых беспорядках и чрезвычайных ситуациях, для пресечения преступления или проверки сообщения об угрозе террористического акта (что лишь кажется заведомо очевидным). Теперь еще и «для применения мер обеспечения производства по делу об административном правонарушении, если имеются основания полагать, что совершившее данное правонарушение лицо находится в состоянии опьянения».
Нельзя не заметить, что формулировка «спасение жизни граждан или обеспечение их безопасности» уже сама по себе носит вполне «резиновый» характер. Подогнать под нее при желании можно все что угодно. И это «все что угодно» могут начать подгонять под тех, в отношении кого, скажем, есть намерение осуществить дискредитацию, или вовсе посадить. Вне зависимости от того, публична или не публична та или иная фигура, оппозиционно она настроена, или так себе. Можно и вовсе работать наобум: а вдруг что-то найдется. Или взять – и подбросить что-нибудь запрещенное. Не по злобе. А просто чтобы, согласно «палочной системе», повысить раскрываемость по району.
Примерно так же будет производиться досмотр граждан. Не только при возможном наличии оружия, наркотиков и других запрещенных веществ (нынче и так можно остановить любую компанию подростков и обшманать по причине подозрений «а вдруг наркотики»). Но и при наличии оснований полагать, что они «скрывают предметы хищения». То есть, все что угодно, похищенное где угодно, или даже не похищенное, а лишь подозреваемое в том, что оно похищено. Понимаете? Это может быть что угодно – главное, что полицейскому показалось: вот этого вот законным образом у данного человека быть не должно. Где чек на приобретение? Так же можно теперь досматривать любых граждан и любые транспортные средства, которым просто не повезло попасть в зону оцепления.
Важно отметить: в новой редакции закона отсутствует различие в полномочиях проводить досмотры, вскрывать автомобили и проникать в помещения между следователем, ведущим конкретное дело (или оперативниками, собирающими по нему же доказательства и улики), и простыми сотрудниками патрульно-постовой службы.
Интересным образом – и тоже в пользу полиции – изменился сам порядок общения полицейских с гражданами. Теперь правоохранитель, по сути, освобожден от обязанности представляться при довольно широком круге обстоятельств. В том числе от такой обязанности освобождены полицейские в штатском. Но позвольте, откуда обывателю знать, кто с ним сию секунду разговаривает, требуя отпереть дверь или отдать автомобиль «для преследования государственного преступника», — полицейский, или сам государственный преступник? Зато обязанность полностью представиться вменена простым обывателям, если они обращаются к полицейскому. Это, между прочим, с самого начала разговора ставит обращающегося в морально и эмоционально подчиненное положение. А дальше уже как пойдет.
Иногда кажется, что новый закон списывали с голливудских фильмов об американской полиции. Причем, с тех не самых умных и правдивых боевиков, где копы не особенно утруждают себя соблюдением даже американских формальностей, а следуют духу некоей «справедливости». Причем, в законодательстве и правоохранительной практике зарубежных стран можно найти много примеров того, когда полиция действует даже жестче, — скажем, открывает огонь на поражение. Но все же куда больше примеров того, что отношения граждан с полицией вписаны в куда более сбалансированную правовую систему, нежели та, которая проступает сквозь формулировки нового российского закона, где в отношении полицейских вообще ни разу не употреблено слово «обязаны».
Скажем, в США и других западных странах полиция в иных случаях тоже может врываться в жилище или входить на территорию без судебного ордера. Однако, как правило, это происходит либо в случаях, когда кто-то явно зовет на помощь, либо же речь идет о пресечении совершаемого преступления (поимка убегающего преступника или подозреваемого). В остальных случаях требуется судебный (!) ордер. Можно также представить себе ситуацию, когда американский коп не успевает представиться. Однако у него на груди жетон. А кроме того, сами граждане не только не обязаны представляться, но и могут просто отказаться это сделать, если им не предъявлено конкретное обвинение, и они по нему не арестованы. Если полиция вскрывает машину (без ордера, такое тоже возможно), то потом правоохранителям предстоит доказать под присягой обоснованность таких действий в суде. И суд этот обычно не применяет расхожую у нас формулировку «у суда нет оснований не доверять сотруднику полиции».
Понятых в привычном нам виде в Америке не бывает, однако в случае обнаружения фактов фабрикации улик офицера полиции ждет очень и очень суровое наказание. Поэтому там таким не занимаются – разве что, опять-таки, в Голливуде.
Как правило, в США нельзя проводить досмотр гражданина без ордера, но можно задержать до получения такого ордера – на основании имеющихся обоснованных подозрений в причастности к преступлению. Применение силы (наручники, слезоточивый газ, электрошокер, огнестрельное оружие и т.д.) соответствующим образом регламентировано. Наконец, в Америке (да и вообще почти нигде) нет так называемой «палочной системы», прочно укоренившейся в наших силовых структурах. И в новом законе, кстати, не просматривается никаких решений этой проблемы. Зато хорошо просматриваются открывающиеся новые возможности для этой системы расцветать пышным цветом и дальше. Потому что новые полномочия полицейских породят новые «палки» от их начальников.
Сравнивать конкретные полномочия российской полиции с теми, которыми обладают зарубежные коллеги в развитых странах, можно до бесконечности. Однако надо отдавать себе отчет в том, что такое «технократическое» сравнение будет во многом бессмысленным. По той простой причине, что общие условия функционирования полиции у нас и в той же Америке – принципиально разные. Речь о политических и социальных условиях, а также разной роли прессы в том, как освещается работа полиции, и особенно – правонарушения с ее стороны.
У нас весьма часто произвол со стороны силовиков остается безнаказанным. В других странах подобное вызывает тектонические политические подвижки – отставки руководства соответствующего подразделения, всего ведомства в целом, отставку или поражение на выборах политического руководства и так далее.
Можно говорить о расширенных полномочиях полиции в условиях отсутствия независимой судебной власти и, напротив, когда судебная власть действительно независима от исполнительной. Конкретное прочтение таких полномочий будет совершенно разным, поскольку кардинально различается общественный контекст.
Разными полномочия полиции будут и в условиях, когда политическая конкуренция отсутствует, а когда она существует и может привести к смене руководства. Это уже – контекст политический.
В СССР после Сталина, можно было говорить все же о существовании некоего «стороннего» контроля за деятельностью правоохранителей, который существовал в виде партийных структур. Разумеется, вся система работала в рамках одной и той же политической парадигмы. Однако такое явление, как массовые репрессии после разоблачения сталинизма было изжито. Милиция не лезла также в «споры хозяйствующих субъектов», и сама не была субъектом в таких спорах на фоне отсутствия рыночной экономики. Возможностей для коррупции было куда меньше.
С тех пор все менилось уже не раз, то в чем-то в лучшую сторону, то – наоборот. Сейчас контроль со стороны общества за действиями силовиков существенно ослаблен (собственно, эффективного контроля нет вовсе) и сводится лишь к «ручным» общественным советам или периодически возникающим в немногочисленных независимых СМИ разоблачительным скандалам. В таких условиях любое расширение полномочий правоохранителей без усиления контроля за тем, как они будут использоваться, это та почва, на которой кое-где у нас порой могут возникнуть новые возможности для произвола силовиков.
