Починить человека

Около 200 тысяч жителей России, по данным Минтруда, нуждаются в протезировании. Сегодняшний уровень развития ортопедии позволяет возвращать таких людей к полноценной жизни. Но на этом рынке царит корпоративная раздробленность: одни делают операции, другие создают корсеты и протезы, третьи занимаются психологической реа-билитацией. Нет такого места, куда бы человек мог прийти поврежденным, а выйти полноценным. Когда ортопеды-травматологи Григорий Леин и Максим Гусев это поняли, они ушли из родного института и открыли свой бизнес.

— Можно ли вылечить сколиоз?

— Сколиоз очень умеренный, можете не беспокоиться, — говорит врач, разглядывая изгибы моего хребта на только что сделанном рентгеновском снимке.

Необычный совет. Чего мне только не предлагали врачи в детстве, чтобы избавить от искривления позвоночника: я годами спал на полу, качал мышцы спины, занимался специ-альными гимнастиками, растягиваниями, плаванием… Ничего не помогло, так и хожу с кривой спиной. Если вылечить сколиоз — такая проблема, может лучше было просто не беспокоиться?

— А когда надо начинать беспокоиться?

Мне объясняют, что сколиоз — не любое искривление осанки, а особое, когда позвоночник закручивается спиралью. Такому человеку советы сидеть прямо бесполезны, возникает болезнь вовсе не из-за приобретенной сутулости, как полагают многие родители. Сколиоз, если он случился не из-за травмы, передается по наследству, хотя точные причины заболевания человечеству до сих пор не известны. Чаще всего при сколиозе позвоночник искривляется менее чем на 20° — и это считается нормой, поскольку жить особо не мешает, а вылечить так просто не получается. Лишь в 12% случаев у детей болезнь начинает прогрессировать, скручивая позвоночник в спираль, повреждая позвонки и внутренние органы.

Безуспешно лечить сколиоз пытался ещё Гиппократ: привязывал детей к кровати, растягивал. В ХХ веке тяжелые формы сколиоза стали лечить с помощью операций — в позвоночник вставляют длинную металлическую планку. С ней трудно прыгать, присесть или нагнуться: фактически, человек с таким штырем становится инвалидом.

Но в веке 21-м оказалось, что можно обойтись и без металлической конструкции. Французский военный врач Жак Жан Шено, проведя огромную исследовательскую работу, создал новый метод лечения, предотвращающий тяжелые формы сколиоза. Суть метода в том, что дети должны в течение нескольких лет носить специальные корсеты, сделанные на заказ с учетом всех особенностей тела конкретного ребенка. Носить их приходится большую часть суток, даже спать в них. За пять-шесть лет лечения корсет тоже несколько раз приходится менять — ребенок растет, так что метод не назовешь дешевым или легким. Но он работает, избавляя детей от инвалидности, и постепенно метод Шено распространяется по миру.

В России не было владеющих им специалистов до тех пор, пока в середине нулевых два питерских аспиранта-медика не решили обучиться методам Шено и создать собственную клинику.

«Нам было по 25, и мы ни разу не коммерсанты»

С тех пор ортопеды-травматологи Григорий Леин и Максим Гусев, уже открыли несколько филиалов в стране и даже за ее пределами. Но начиналось все здесь, на берегах Невы.

— Я из семьи врачей, но врачом быть совершенно не собирался, — вспоминает Леин. — Закончил школу, поступил на экономический и одновременно в медицинский, чтобы не расстраивать матушку, которая очень этого хотела. Мне там больше других предметов нравилась анатомия, и я принял решение, что если ее на пятерку сдам, то останусь в медицине. Сдал, пришлось оставаться. С выбором ортопедии тоже всё просто. Все мальчики, которые идут в медицину, хотят стать хирургами, а если не получается, идут в реаниматологи. На дежурствах в общей хирургии, постояв на операциях с ножевыми и огнестрельными ранениями, я понял, что не очень хочу быть полостным хирургом. Вот и подался к травматологам. Сначала устроился работать санитаром в детское травматологическое отделение в педиатричке, потом какое-то время проработал операционной сестрой, потом на скорой помощи, — пока в итоге не понял, что хочу работать с детьми.

Ну, а дальше мы узнали про протезы Шено, обучились методике, стали внедрять ее в своем институте — и началась стандартная история. Государственное учреждение — громоздкая махина, в которой без высшей воли провести какие-то изменения невозможно — не просто технически или финансово, а идеологически невозможно, потому что руководство института было заточено на хирургию. До определенного момента мы могли делать, что хотим: заниматься исследованиями, изготавливать корсеты. Но когда пришла пора вводить цифровые технологии (для создания идеального корсета нужна цифровая копия тела), это потребовало финансовых вливаний, на которые институт был не готов: «пациентов и так слишком много, не до вас, операции надо делать».

И мы решились открыть собственную клинику. Начали с лечения сколиозов, потом добавили протезирование рук, — с нами ушел специалист, который именно этим вопросом хотел заниматься. Затем стали делать протезы и ортезы и для нижних конечностей. Оборудование для их изготовления нам тоже с самого начала приходилось самим создавать: зарубежное слишком дорогое. В итоге производство ортопедического оборудования тоже стало одним из важных направлений нашей деятельности.

Первый капитал мы заработали самым неожиданным образом. Еще в институте, чтобы сделать корсет, мы по-старинке снимали слепок с пациента гипсовыми бинтами. Но не было нормальных гипсовых бинтов, а российские были такого качества, что с ними работать никак невозможно. И где их взять? Нам тогда было по 25 лет, и мы ни разу не коммерсанты — на экономический факультет я так и не пошел. Начали мы их из Китая привозить, помню, как впятером скидывались, чтобы купить первый контейнер. А в институте мы занимались еще и преподаванием, к нам приезжали специалисты из регионов, смотрели, с чем мы работаем. Постепенно мы стали поставлять им свои бинты по всей стране. С этих гипсовых бинтов наш первоначальный капитал и сформировался — его хватило ровно на то, чтобы купить это здание, которое строили как небольшой фитнес-центр. Вначале казалось, что тут места вагон. Но не прошло и трёх лет, как помещений стало не хватать категорически, и с тех пор мы все открываем и открываем новые подразделения.

Так появился протезно-ортопедический центр «Сколиолоджик.ру» — клиника, которая спустя 16 лет входит в число лучших в мире по результатам лечения деформаций позвоночника. Выдающиеся показатели объясняют минимальной конкуренцией: в России такого рода комплексных услуг больше никто не оказывает. В результате, если у хорошей европейской клиники в год набирается меньше тысячи пациентов, то у Сколиолоджик.ру — 4-5 тысяч. Сейчас в компании работает уже больше 100 человек, за один 2020-й год, несмотря на пандемию, они провели почти 15 тысяч консультаций. Сотрудники ежегодно изготавливают более 5 000 весьма высокотехнологичных индивидуальных ортопедических изделий. Из них около половины — корсеты, остальное — протезы рук и ног, в том числе самые продвинутые — бионические.

Лицо и нога компании

Гипсовыми бинтами для создания корсетов детей больше не обвязывают, теперь все выглядит совсем иначе. Вокруг ребенка обходит врач с 3d-сканером, получая модель его тела. Специальные программы показывают, что произойдет с телом дальше, как будет расти скелет — и с их помощью врач создает виртуальную модель корсета. Она уходит на роботизированный комплекс, который вытачивает болванку для будущего изделия — такие комплексы теперь здесь делают и на заказ для других клиник. И уже по болванке специалист создает готовый корсет — этому искусству учатся много лет. Сколиолоджик делает не только корсеты, — еще протезы и ортезы. Протез заменяет утраченную конечность, а ортез помогает не утраченным, но поврежденным конечностям работать, как надо. Ортезы нужны разным категориям пациентов: это может быть тот же корсет от сколиоза, или особый шлем для ребенка, родившегося с неправильной формой головы, или аппараты для ног, помогающие передвигаться человеку с переломом позвоночника.

В коридоре клиники взгляд посетителя сразу притягивает большой постер. На нем две прекрасные девушки в вечерних платьях и на высоких каблуках. У той, что в красном платье и с длинными вьющимися волосами, правая рука ниже локтя выглядит, как у андроида из фантастического фильма, только изящней. Это бионический протез предплечья, то есть способный двигать пальцами, когда Кристина напрягает разные мышцы плеча. Протез переводит напряжения мышц в электрические импульсы, управляющие кистью — так можно брать предметы или печатать на компьютере. С точки зрения функциональности, такие бионические протезы — все еще весьма несовершенная замена кисти, потому что не обладают чувствительностью. Следующее поколение протезов — кибернетические, они будут способны на постоянную обратную связь. Но они пока все еще разрабатываются в передовых научных лабораториях и в массовый обиход не вошли.

У Вали, брюнетки в черном платье, такая же «кибернетическая» на вид голень — это протез, сделанный специально под нее, с учетом требования, чтобы она могла ходить на высоких каблуках. Пока я любуюсь плакатом, всамделишная Валя неожиданно проходит мимо, правда, в брюках, так что ни о каком протезе даже догадаться невозможно. Оказывается, Валя и Кристина работают здесь же администраторами. В шутку Валя сама себя называет «лицо и нога Сколиолоджик.ру».

Чтобы создавать бионические протезы и занять в области протезирования такую же мощную позицию, как в области лечения сколиоза, нужно иметь мощную исследовательскую базу. Григорий Леин и Максим Гусев пока лишь мечтают о собственном центре, который будет проводить фундаментальные исследования.

«Золотое окно»

Григорий и Максим считают, что главная проблема травмированного человека — это проблема информационная. Получив увечье, он чаще всего оказывается в ситуации, когда ему толком никто ничего и сказать не может. В больницах врачи-хирурги, которые сделали операцию, просто не знают, куда его отправлять, не знают, что дальше делать, не знают даже, как оформляется инвалидность. Они свою работу выполнили, и больше вообще ничего не знают — пусть идет в поликлинику. Приходит он в поликлинику, а там тоже никто ничего не знает. И от момента травмы до приличного протезирования сейчас в среднем проходит у нас в стране от года до пяти лет.

— Но чтобы человек мог полноценно вернуться к нормальной жизни и работе, надо, чтобы это был месяц! — говорит Максим. — Ну, два. Немецкие исследования показывают, что пациент, который протезирован в срок до двух месяцев от момента травмы с вероятностью 90% возвращается к прежней трудовой деятельности. А у нас в стране этот показатель всего 15%. Потому что они психологически не успевают уложиться в это «золотое окно» протезирования — 60 дней. К сожалению, сейчас это в нашей стране ни бюрократически, ни физиологически невозможно. Тут есть и еще одна проблема — общество всегда старается помочь детям с тяжелыми заболеваниями, но никто не хочет помочь мужику, который, условно говоря, напился, упал в сугроб и отморозил ноги. А ведь он не просто сам себе мужик, на нем висят дети, жена, родственники. И ему тоже нужно помочь, восстановить работоспособность, причем быстро — чтобы вернуть благополучие его родным и близким.

— Понимаете, проблема в том, что комплексной работой с инвалидами у нас в стране практически никто не занимается, даже за деньги, — продолжает Григорий. — Есть ортопедические компании, которые просто изготавливают протезы, но у них нет медицинской составляющей, а в медицинских клиниках, наоборот — хорошо оперируют, но не делают протезы. И ни у кого из них нет психологической поддержки пациентов — а это очень важно для полноценной реабилитации. У нас же есть всё это вместе. И нам важно не только работа с пациентами и лечение, но и просвещение, информирование общества о современных возможностях. Поэтому мы тратим много сил и ресурсов на создание информационного поля вокруг проблемы. Мы организуем большие конференции для врачей в Москве, Питере и регионах, работаем с некоммерческими ассоциациями по распространению информации о методах лечения, устраиваем фестиваль «Безграничные возможности», где пациенты с протезами участвуют в различных соревнованиях по выполнению бытовых навыков. Мы проводили такие мероприятия прямо в крупных торговых центрах, чтобы люди, которые никогда не сталкивались с инвалидностью, могли увидеть, что такие ситуации бывают и из них есть выход.

Прощаясь, замечаю в коридоре еще один плакат, точнее большую доску, на которой вместо объявлений — десятки фотографий мальчиков и девочек, парней и девушек, мужчин и женщин с искусственными руками и ногами. Это пациенты присылают свои портреты.

Кто-то держит мяч, кто-то боксирует, кто-то складывает сердечко из своих новых, механических пальцев — и сколько портретов, столько и улыбок. «Будь счастливым» — подписал кто-то свою фотографию. Выход есть.