Энергетический рынок неидеален. В этом уверены практически все его участники и регулирующие органы. То есть сама необходимость дальнейших реформ или, если угодно, донастройки рынка ни у кого не вызывает сомнений. Необходимо более справедливое перераспределение финансовых потоков, не ставящее под удар потребителей, не угрожающее планам по модернизации электростанций и объектов сетевого хозяйства, а также не наносящее ущерб социальной инфраструктуре.
Разумеется, интересы участников рынка разные. Поэтому в разрешении подобных споров крайне важна роль государства. Оно обладает стратегическим виденьем и поэтому (в идеале) способно направлять развитие всех отраслей экономики в необходимое русло. В этом ключе, к сожалению, доводы министра энергетики нельзя в полной мере назвать убедительными, а некоторые и вовсе вызывают удивление.
К примеру, Николай Шульгинов отмечает, что в нашей стране стоимость электроэнергии не создаёт препятствий для развития нефтедобывающей и перерабатывающей отраслей, так как этот показатель в России кратно ниже, чем у стран, импортирующих наши нефтепродукты. По всей видимости, в перечне этих стран не учитываются постсоветские республики, в которых электроэнергия для промышленности дешевле. Не будем их учитывать и мы. Просто зададимся вопросом: за какой период проводилось сравнение?
Сейчас многие страны находятся в ситуации энергетического кризиса, из-за которого Европа устанавливает вся новые и новые рекорды цен на электроэнергию. Но почему бы не сравнить цены на начало лета, когда кризис только начинался? По данным Global Petrol Prices, в июне 2021 года цены на электроэнергию в России составляли 0,09 доллара за кВт*ч (примерно на том же уровне он был и в Норвегии), в Китае — 0,1 доллара за кВт*ч, в США — 0,12 доллара за кВт*ч. Не такая уж и большая разница. Да, в ряде стран ЕС электричество для бизнеса и правда стоило примерно в 2-2,5 раза дороже, чем в РФ. Но и нефтепродукты на этих рынках также стоят кратно дороже, чем у нас.
При этом глава Минэнерго замечает, что энергоснабжение занимает лишь 2,3% в себестоимости производства для нефтегазовых предприятий. Возможно, этот показатель верен, если учитывать офисные здания, нефтебазы, АЗС, зарядные колонки и тому подобные объекты. Но электроэнергия занимает порядка 25% в структуре затрат на добычу и около 14% — в переработке чёрного золота.
Иными словами, мы приходим к тому, что расхождения возникают в связи с тем, какие базовые значения выбраны для анализа. А для государства как арбитра в рыночных спорах такой подход контрпродуктивен.
В том же ключе сомнительно выглядит сравнение динамики цен на электроэнергию и нефть. Министр энергетики указал, что электроэнергия в 2021-м подорожала на 4,6%, а «мазут, нефть, железная руда и транспортировка угля для энергетиков» за первые десять месяцев прошлого года — на 50-118%. Но значит ли это, что в 2020 году нефть была большим молодцом, так как она не только не подорожала, а значительно подешевела? В чём смысл подобных сравнений? Ведь «рост» цен на нефть правильнее было бы назвать «восстановлением» после ряда крупных кризисов на мировых рынках (2014—2016, 2018, 2020 годов).
Складывается впечатление, что правительство невольно склоняет чашу весов рыночного баланса между производителями и потребителями в пользу первых. Это можно было бы понять, если бы электрогенерация в силу специфики существующих рыночных условий испытывала острую нехватку денежных средств, которые ей нужны были бы для обновления основных фондов. Но это, по всей видимости, не так. У отдельных производителей темпы роста выручки оказываются в два раза выше темпов роста выработки.
В ряде случаев наблюдается странный «топливный перекос». «Росэнергоатом», по имеющимся данным, обладает топливной составляющей на уровне 300 рублей за МВт*ч. А оплата поставляемой электроэнергии идёт по ценам самой дорогой тепловой электростанции (около 1200 рублей за МВт*ч. Надо ли строить новые энергоблоки? Несомненно. Возможно, имеет смысл ввести тарифное регулирование АЭС. Оно не помешает инвестиционным планам, а доходы и расходы для регулирующих органов будут предельно прозрачны.
Примечательно, что в некоторых вопросах интересы потребителей и производителей полностью совпадают. В качестве примера можно привести вопрос о том, какой вклад вносит в обеспечение электроэнергией каждая отдельная электростанция.
Загрузка электростанций неравномерна. Мощность недозагруженных станций тем не менее оплачивается потребителями. А есть электростанции, которые пора буквально вывести из эксплуатации. Но этот процесс искусственно тормозится, что сказывается не только на экономике потребителей, но и электрогенерирующих предприятий. И речь не о резервах, которые объективно необходимы нашей энергосистеме и которых у нас, к счастью, в избытке, а об объективно ненужных старых станциях.
Но если отойти от критики, то нельзя не заметить, что в целом ряд важных доводов со стороны потребителей был услышан. Один из них — о необходимости дифференцированного подхода по оплате мощности генерации в зависимости от значений загрузки. Но конкретные шаги, которые изменили бы величину ценового давления на потребителей, пока только предстоит сделать. А ведь даже органы государственной власти не всегда могут достаточно быстро прийти между собой к согласию.
Федеральная антимонопольная служба в данный момент разрабатывает методику по определению соответствия ценовых заявок на продажу электрической энергии требованиям экономической обоснованности. Вокруг этой методики возникли споры между государственными органами по вопросу о том, что именно считать экономически обоснованной заявкой. Не в последнюю очередь этот факт мешает ФАС оперативно контролировать действия поставщиков на оптовом рынке электроэнергии и мощности и следить за теоретически возможным манипулированием ценами. Но все согласны с тем, что с понятиями необходимо наконец определиться, а данную методику — принять.
Теперь главное, чтобы стратегические планы государства подкреплялись разумными изменениями в устаревших, не отвечающих интересам всех участников рыночных моделей. Особенно, если изменения давно назрели.
