В Москве не поверили, в Вашингтоне отчитали
Обида. Именно то чувство, вероятно, овладело европейскими лидерами – прежде всего, президентом Франции и канцлером Германии, - в тот момент, когда начались субстантивные российско-американские переговоры. Ведь переговоры эти велись о европейской безопасности, но при этом без европейских лидеров. Напоминаем, что российские предложения по обеспечению безопасности в Европе были адресованы США, а также НАТО – но не Евросоюзу, Франции или Германии. Да, Соединенные Штаты соблюдали некий политес, проводя консультации с союзниками – однако Европу этот дипломатический фиговый листок не устраивал.
При этом в Париже и Берлине отдавали себе отчет в том, что действия России рациональны – Москва хочет говорить с тем, кто решает вопросы европейской безопасности. С тем, в чьей субъектности она уверена. То есть с американцами. И в этой ситуации французы и немцы, как фактические лидеры и управляющие Евросоюзом, решили взять переговорный процесс в свои собственные руки. Решили доказать Кремлю свою субъектность, а также попытаться продвинуть переговорный процесс на основе российско-европейских интересов, которые куда более схожи, чем российско-американские.
Первый, сепаратный подход к снаряду получился не очень. 7 февраля президент Франции Эммануэль Макрон приезжал в Москву, говорил с Путиным, затем прилетел в Киев – и, судя по всему, не родил никаких важных компромиссных решений. Да, Владимир Путин его внимательно выслушал, оценил слова о необходимости всем сторонам исполнять Минские соглашения, однако в то же время, по всей видимости, не увидел особых возможностей для прорывов. Как верно отметил глава европейской дипломатии Жозеп Боррель, визит Макрона в Москву поспособствовал некоторой разрядке, но не породил чуда.
В свою очередь канцлер Германии Олаф Шольц только собирается приехать в Москву 15 февраля, а пока лишь совершил подготовительный визит в Вашингтон – и этот визит тоже прошел не совсем эффективно. Американцы поставили Шольцу на вид его публичный скепсис относительно перспектив вторжения России на Украину, отказ поставлять украинцам вооружения – и эксперты расходятся в том, сумел ли в итоге Джозеф Байден вернуть Шольца в общезападную колею (Эксперт Online писал подробнее об этом визите). В любом случае очевидно одно – Шольц едет в Москву без благословения Вашингтона, а также в статусе лидера правящей коалиции, где как минимум две из трех партий ориентируются скорее на американские, нежели чем на немецкие интересы.
Все порознь
Не сумев проявить субъектность по отдельности, Париж и Берлин решили действовать сообща. 8 февраля в немецкой столице они устроили трехсторонний саммит вместе с Польшей, в ходе которого фактически возложили на себя мантию коллективного переговорщика с Москвой от лица всей Европы. «Нас всех объединяет одна цель – сохранить мир в Европе: посредством дипломатии, ясных сигналов и готовности действовать сообща», - заявил Олаф Шольц.
Однако на самом деле такой цели нет – точнее, ее нет у Польши. «Наша большая задача – обеспечить мир нашим обществам и народам, защитить международное право и территориальную целостность стран, которые не входят в ЕС и НАТО, но являются нашими союзниками, которые хотят независимости, свободы, суверенитета. Я говорю об Украине», - заявил Анджей Дуда. Тем самым дав понять, что полякам важнее не европейская безопасность, дальнейшее сохранение конфликтности в украинском вопросе.
В результате возникает вопрос: зачем было подключать к дипломатической инициативе Польшу? Потому, что Варшава является – что бы о ней не говорили – лидером Восточной Европы? Потому, что у Польши больше влияния на Украину и понимания того, как там вести дела (для сравнения, Германия является лидером ЕС по объемам финансирования Украины, однако украинский посол в Берлине пан Мельник регулярно оскорбляет немецкую власть и чего-то от нее требует – в отличие от посла Украины в Польше, который ведет себя куда приличнее).
Или все-таки потому, что Польшу Макрону и Шольцу навязали американцы? «Польша оказалась гувернанткой на встречах Макрона и Шольца, с помощью которой США и Британия проследят за тем, чтобы Германия по-прежнему придерживалась трансатлантического союзничества», - уверен Александр Рар. Вероятно, все три версии имеют право на существование одновременно.
Единство против результата
При этом поляки формально выступают не только за трансатлантическое союзничество, но и за консолидацию ЕС перед российской угрозой – в том виде, в котором они эту консолидацию понимают. «На мой взгляд, сейчас крайне важно единство и солидарность», - заявил Анджей Дуда.
В переводе с дипломатического на русский язык это намек на то, что Германия и Франция не должны переусердствовать в своих попытках наладить диалог с Владимиром Путиным. Что они должны демонстрировать европейское единство – то есть представлять интересы всех европейских стран, а также солидарность – то есть не забывать о фобиях и враждебности, которые некоторые страны испытывают по отношении к России.
И вот тут Париж с Берлином находятся на важном распутье. С одной стороны, Дуда прав – они должны демонстрировать единство и солидарность. Не из-за польских, конечно, хотелок, а потому, что того требуют принципы Евросоюза и обязанности стран-управляющих ЕС. Без европейского единства в Евросоюзе вспыхнет множество внутренних конфликтов, которые парализуют процесс принятия решений (по ряду вопросов они принимаются консенсусом), а также усилит центробежные силы в организации. Поэтому, в частности, та же Меркель прикладывала все усилия для того, чтобы сохранить этот образ единства.
С другой стороны, если поддерживать это единство, если прислушиваться к мнению тех же польских элит, жаждущих конфликтности в российско-европейских отношениях, то достичь успеха в переговорах с Москвой (а значит и субъектности Евросоюза) будет крайне сложно. Париж и Берлин уже столкнулись с этой проблемой, когда в 2021 году пробовали организовать большой российско-европейский саммит – часть стран-членов выступила против, поэтому идею свернули. Точно также сейчас может быть свернута и идея российско-европейского диалога. А значит и мечты европейских лидеров на обретение субъектности. И им снова будет обидно.
