После того, как в Брюсселе вновь приступили к обсуждению возможности запрета российских энергоносителей, цены на нефть взлетели сразу на 7%. И это не предел, потому что надежной замены им нет. По крайней мере, в этом уверены аналитики и экономисты Международного энергетического агентства (МЭА).
Особенно бросается в глаза «незаменимость» российских энергоносителей на примере нефти. В связи с операцией ВС России на Украине МЭА снизило прогноз по спросу на этот год менее чем до 100 млн бар./сут. Россия производит десятую часть – приблизительно 10 млн бар./сут. и экспортирует около половины. К этому следует прибавить и около 3 млн бар./сут. нефтепродуктов.
Согласно исследованию Агентства рынок, скорее всего, не досчитается уже в апреле и как минимум до конца года не менее полутора млн бар./сут. нефти и миллиона млн бар./сут. нефтепродуктов из России. Причем, речь идет в основном об отказах покупателей от российской нефти добровольно или из опасений нарушить американские санкции. Это значит, что цифры потерь могут значительно увеличиться в случае еще большего усиления антироссийской истерии или, скажем, введения запрета на российские энергоносители Евросоюзом.
Конечно, нефть добывают не только российские нефтяники, но все же перспективы заменить полтора млн бар./сут. российской нефти, не говоря уже обо всех пяти выглядят, считают в МЭА, крайне туманно. У наиболее вероятных, на первый взгляд, нефтедобывающих стран, способных компенсировать потерю российской нефти – Саудовской Аравии (КСА) и Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ) имеются причины как минимум не торопиться наращивать добычу «черного золота». КСА и ОАЭ – единственные нефтедобывающие страны, которые имеют резервные мощности: 2 млн бар./сут. и 1,1 млн бар./сут. соответственно.
И Эр-Рияд, и Абу-Даби являются членами соглашения ОПЕК+. Очередная встреча министров ОПЕК+, на которой будут установлены уровни добычи, состоится 31 марта. В начале марта, напомним, ОПЕК+ подтвердил, что скромный месячный прирост добычи на 400 тыс бар./сут. сохранится, несмотря на полное понимание геополитической и экономической обстановки в мире.
Совместное наращивание добычи Эр-Риядом и Абу-Даби сверх установленного лимита может привести к развалу соглашения и поэтому, по мнению аналитика Saxo Bank Оле Хансена, маловероятно. Хансен также считает, что ни один производитель нефти никогда не выберет свои резервные мощности до конца, потому что они необходимы для непредвиденных экстренных случаев.
Экономисты МЭА считают, что резервная мощность Ирана, по крайней мере, теоретически составляет ок. 1,2 млн бар./сут., но на пути иранской нефти на глобальный рынок существуют преграды. Первая – наличие санкций, которые могут быть сняты лишь после возобновления сделки по ядерной программе Тегерана. Почти все препятствия по подписанию нового соглашения устранены. Из более-менее крупных осталось лишь одно – исключение из списка террористических организаций Корпуса стражей революции.
Но даже после подписания нового соглашения Ирану потребуется как минимум полгода, чтобы выбросить на рынок 1 млн бар./сут. С одной стороны, у него имеется 100 млн баррелей в плавучих хранилищах, но с другой, проблемы с поставками не позволят быстро доставить эту нефть покупателям.
Венесуэла так же, как Иран, находится сейчас под американскими санкциями. Так же, как Тегеран, Каракас требует от Вашингтона снять их, прежде чем наращивать добычу нефти. Возврат к уровню 2015 года означает появление на рынках 1,8 млн бар./сут. венесуэльской нефти.
Конечно, могли бы компенсировать потерю российской нефти и «доблестные» американские сланцевики, но и у них так же, как у всех остальных нефтяников, свои проблемы. Уровень добычи нефти в США рос большую часть прошлого года и достиг максимума – 3,45 млн бар./сут., в декабре. Если сланцевики вернутся к максимальной добыче 2019 года, то они прибавят, по расчетам Хансена, еще полмиллиона млн бар./сут. Рост добычи сланцевой нефти, кроме всего прочего (давление экологов и защитников окружающей среды и требование акционеров и банков увеличить дивиденды), сдерживает и нехватка необходимых для гидравлического разрыва пласта материалов и, в первую очередь, песка.
К тому же, сланцевики не могут быстро нарастить добычу. В Rystad Energy, к примеру, считают, что с момента начала бурения новой скважины и появления нефти из нее на рынке в среднем проходят 8 месяцев.
Что касается более мелких нефтедобывающих стран, то и у них у каждой свои проблемы. Нигерия сейчас, скажем, добывает на 0,4 млн бар./сут. меньше максимума трехлетней давности. Восстановление допандемического уровня добычи потребует не только крупных инвестиций со стороны нефтяных гигантов, но и политической стабильности. Однако ни первого, ни особенно второго пока нет и в помине.
Могли бы ослабить энергетический кризис, считают в МЭА, и Канада с Аргентиной, где тоже развит сланцевый сектор, но они тоже не собираются наращивать добычу.
Обращает внимание и то, что авторы исследования МЭА даже не включили в список потенциальных борцов с энергетическим кризисом месторождения в Северном море.
