Bel Suono — российское фортепианное трио, выступающие в жанре кроссовер. В его репертуаре классическая и современная музыка в авторской обработке коллектива, а также композиции, написанные солистами трио специально для проекта. Bel Suono — это пианисты Кирилл Гущин, Антон Мосенков и Никита Хабин. За все время существования коллектива музыканты выпустили шесть студийных Альбомов и два концертных Альбома. Продюсер и создатель Bel Suono — Лейла Фаттахова. На протяжении своей карьеры в российском шоу-бизнесе она занимала ведущие позиции в ряде российских рекорд-компаний и руководила собственным PR-агенством. Накануне концерта в Зеленом театре ВДНХ «Монокль» поговорил с Лейлой Фаттаховой о том, что представляет собой Bel Suono, и о том, какой путь прошел коллектив с момента его создания.
— Как вы оцениваете то положение, которое занимает жанр кроссовер на российском музыкальном рынке?
— Сегодня, можно сказать, довольно заметное. А тринадцать лет назад, когда мы начинали, я не знала, на кого из артистов этого жанра на российском рынке можно ориентироваться. По моим ощущениям, их просто не было. Но и сейчас я не могу назвать ярких представителей кроссовера в России. Экспериментируют все, кому не лень. Это хорошо. Пусть пробуют. У кого-то да получится. Другое дело, что эти эксперименты зачастую делаются на низком профессиональном уровне. Благодаря тринадцатилетней работе с коллективом Bel Suono я могу об этом судить. Многие думают, что наложив на классическую мелодию современный бит, у них получился кроссовер. На мой взгляд, это куда более глубокий жанр. Для музыкантов это возможность с помощью новейших технологий интерпретировать музыку, написанную великими классиками, современным языком. Испортить великое можно в два счета, а сделать так, чтобы было как минимум не хуже, а как максимум, звучало по-новому и интересно — очень сложная задача. Когда тринадцать лет назад я выбирала, по какому пути нам идти, я думала прежде всего о том, как это должно звучать, а не о том, сколько будет пианистов: один, два, три или пять. Первая композиция у нас появилась еще до прихода музыкантов: мы с аранжировщиком пытались нащупать, по какому пути двигаться. Мне хотелось сделать коллектив по масштабу, сопоставимый с Il Divo. И чтобы он гастролировал по миру, и у него не было языковых проблем, потому что язык музыки понятен всем. Отчасти поэтому и название Bel Suono я придумала на самом музыкальном языке в мире — итальянском. Это звучит самоуверенно, но на мой взгляд Bel Suono и сегодня один из самых профессиональных коллективов, выступающих в жанре кроссовер. Мне бы очень хотелось сделать еще какой-нибудь проект: поработать с вокалистами или инструменталистами, но пока не нашла коллектив или человека, которые бы меня вдохновили. Ко мне не раз обращались музыканты, но пока не нашла «свое». Может быть, кто-то из артистов, прочитав это интервью, обратиться ко мне, и наши пути пересекутся.
— В чем причина того, что у Bel Suono до сих пор не появился конкурент?
— Наверно потому что это очень сложный формат. Три рояля, специальные переложения, сложные аранжировки и тд. Первые года четыре мы были не особо кому-то нужны. Порой у меня опускались руки, и мне казалось, что я бьюсь головой о стену. На канале «Культура» нам говорили: «Нет, вы — попса». На центральных: «Нет, вы — классика». То, что мы находимся где-то посередине, порой не играет нам на руку. Только после того, как мы покорили Крокус, Кремль, Большой зал консерватории, другие залы, отношение к нам изменилось.
Музыканты, работающие в жанре кроссовер, не могут быть просто исполнителями, они должны быть «многостаночниками» — виртуозами с Московской консерваторией за плечами, а лучше еще и аспирантурой там же, уметь сочинять, импровизировать, хорошо выглядеть и общаться с публикой. И немаловажный фактор — умение работать под руководством продюсера. Я не раз наблюдала ситуации, когда продюсер помогал талантливому артисту достичь успеха, музыкант в одночасье понимал, что знаменит, расставался с продюсером и становился никому не нужен. Я занималась пиаром таких артистов, и мне их было по-человечески жаль. И у нас в коллективе случались разные ситуации, наш состав менялся. Наверное, именно сейчас наступил золотой период в истории Bel Suono, когда все его участники осознали свою значимую роль, и мы стали не просто проектом, а переросли в уникальный коллектив.
— Как вы продвигали коллектив, не попадающий в телевизионные музыкальные стандарты, и при отсутствии других платформ для заявления о себе? Тринадцать лет назад социальные сети находились еще только на стадии своего становления.
— Я попала в шоу-бизнес после окончания ташкентской консерватории. В студии «Союз» я занималась самым востребованным на тот момент в России сборником «Союз» и разными популярными артистами. После карьеры в студии «Союз» мы с Иосифом Пригожиным создали сначала рекорд-компанию «ОРТ-рекордс», затем NOX Music. А дальше у меня появилось собственное PR-агентство «LizMedia Group». После всех этих этапов опыта было «хоть отбавляй», и у меня появилась идея создания собственного проекта — фортепианного трио Bel Suono. Но к кому бы я не приходила со своей идеей, мои друзья в шоу-бизнесе говорили: «Ты ненормальная! Ты будешь возить три рояля по стране?» На что я им отвечала: «Я уже выяснила, что у Roland и Yamaha есть цифровые рояли. Их мы и будем возить. И все будет хорошо». Я ходила к своим знакомым режиссерам: «Возьмите, пожалуйста, красивый коллектив, снимите в своей программе — О, да! Интересно!» Мы везем рояли за свои деньги, выступаем. Потом звонят с телеканала и говорят: «Извините, мы вас вырезали». Так происходило раз за разом. Но время шло и людям все больше нравилась наша музыка и тот формат, в котором мы ее преподносили. И однажды мне позвонили из Дома музыки и сказали: «Мы хотим провести ваш концерт в Светлановском зале. Собственно, с этого момента и началась наша бурная концертная деятельность.
Далее был Большой зал Консерватории – Alma mater всех солистов Bel Suono. Это было наше первое и самое волнительное выступление в таком зале. Ребят три раза вызывали на бис, а я не верила своим глазам: «Неужели это происходит на самом деле!» С того момента Дом музыки и Большой зал Консерватории стали для нас родными, и теперь мы работаем там регулярно. И после этого я подумала: «Раз мы одолели такие залы, не пора ли нам замахнуться на Крокус Сити Холл». Я обращалась ко многим организаторам: «Сделайте нам, пожалуйста, концерт в Крокус Сити Холл». На что мне отвечали «Извини, но нет. Мы боимся, что не продадим вас и прогорим». И мне ничего не оставалось, как сделать все самой. Так я научилась еще одному полезному навыку для продюсера — организовывать концерты любой сложности. Мы запустили рекламу в социальных сетях, и вы не представляете, что начало твориться. Мне кажется, что все билеты были проданы за неделю до концерта, и у нас случился настоящий аншлаг! Это был наш первый Крокус, и я решила подстраховаться и позвала для участия в концерте известных артистов. Но так как в нас особо никто не верил, а верили только друзья, я и позвала только друзей: Валерию, «А-Студио» и балет «Тодес». Никогда не забуду, как Байгали Серкебаев приехал на репетицию, посмотрел на шеститысячный зал и сказал: «Я все-таки не понимаю, кто все эти люди, которые придут сегодня вечером на этот концерт». И я ему ответила: «Сегодня вечером ты их увидишь». Он произнес на концерте трогательную речь: «Как здорово, что у нас есть в стране люди, которые ходят на такие концерты». После этого выступления мне уже ничего не было страшно, и все наши дальнейшие концерты я делала сама. А в России наконец-то поверили в жанр кроссовера. Так радостно, что к нам начали приезжать такие яркие его представители как Il Divo, Людовико Эйнауди, 2CELLOS, Дэвид Гарретт.
— Как вы понимаете, что та или иная композиция может войти в репертуар Bel Suono? Вы можете просчитать, как она будет воспринята публикой?
— Просчитать это невозможно. Что-то получается хуже, что-то лучше, что-то просто хорошо. Как у любого артиста у нас есть и хиты, и проходные композиции. Бывает так, что про какую-то композицию ты думаешь, что это будет мегахит, а получается просто хорошо. Иногда ты думаешь: «Должно звучать неплохо». А получается круто. Я очень хорошо слышу, как можно соединить две композиции, например, «Танец с саблями» и «Полет шмеля», или «Танец рыцарей» с соль-минорной прелюдией Рахманинова. От меня можно устать в том смысле, что я очень тщательно подхожу к работе над музыкальным материалом.
Например, я услышала какую-то мелодию и понимаю, что она будет звучать здорово. Дальше начинается обсуждение, это очень сложный процесс. Работаем над каждым произведением очень скрупулёзно. Наверное, поэтому у нас в репертуаре не двести композиций за тринадцать лет, а чуть больше 80-ти, что тоже, я считаю, не мало. У нас есть композиции, которые мы исполняем исключительно на концертах. Мы не можем их выпустить по той причине, что за право на переработку и запись этой музыки требуется заплатить очень большие деньги, которые зачастую нам не по карману. В некоторых случаях наследники авторов требуют заплатить от двухсот до пятисот тысяч рублей только за право на переработку музыкального произведения. И это довольно грустно, потому что авторы и так получают отчисления от использования музыкальных произведений, а для артистов это возможность познакомить новое поколение с музыкой их великих родителей.
— Продюсерская интуиция у вас была всегда, или вы ее развили за время работы в индустрии?
— Мне кажется, предрасположенность к ней у меня была всегда. Еще когда я жила в Ташкенте, и готовила себя к карьере «великой пианистки» (улыбается), я поняла, что надо сидеть за инструментом по восемь часов в день, что женщинам пробиться в этой сфере намного сложнее. Я и сейчас считаю, что это, скорее, мужская стезя, но может быть, скоро все изменится. Ты двадцать лет обучаешься в специальных учебных заведениях, а на пятом курсе думаешь: «Что делать дальше?» И этот вопрос задают себе 70 процентов выпускников консерваторий. Около года я не могла определиться и успела поработать и в узбекском эстрадно-симфоническом оркестре, и на телевидении в Москве, но только, когда я оказалась в студии «Союз», то поняла, что я на своем месте. Меня всегда тянуло в мир шоу-бизнеса, который тогда только зарождался в России.
Я очень люблю классическую музыку, но тогда я, видимо, от нее немного устала. Когда ты занимаешься ею с шести лет, в какой-то момент тебе хочется раздвинуть рамки. Я стала слушать все подряд и решающую роль в моей предрасположенности к жанру кроссовер сыграла «Кармен-сюита» Родиона Щедрина. Когда я услышала ее в исполнении оркестра Владимира Спивакова, и увидела, как он ведет себя с публикой, то поняла, что это и есть тот самый новый подход к музыке. И когда я создавала Bel Suono, мне хотелось, чтобы мои артисты были такими же харизматичными, чтобы они были не просто исполнителями, но умели взаимодействовать с публикой и на них хотелось смотреть. Отделить музыкальную составляющую от внешней в наше время очень сложно. Мы пытаемся привлечь новое поколение слушателей, и я считаю что у Bel Suono есть миссия — музыкально просвещать людей.
— Что если побывав на вашем выступлении и увидев как могут выглядеть музыканты, попав на концерт в Большом зале консерватории, они будут разочарованы?
— Там тоже все меняется. Я часто хожу на концерты и вижу, как меняется внешний вид музыкантов и дирижеров. Спиваков и Курентзис когда-то задали тон. Ты — артист, ты должен нести красоту. В этом отношении я — перфекционист. Не знаю, как терпят меня мои ребята, потому что я придираюсь ко всему: «Не та майка, не те кеды...» Не только на сцене, но и вне ее. Когда артист приходит на репетицию, он также должен выглядеть достойно, жанр обязывает. Для меня это очень важно. Тем более сегодня столько возможностей выглядеть красиво. Это вам не времена советского дефицита.
— Современная публика приходит в зал не только слушать, но и смотреть, а выступление музыкантов должно представлять собой пусть минималистичное, но шоу?
— Наверное, не всегда. Все зависит от репертуара. Но эстетика должна быть во всем. Энергетика, идущая от артистов, чувствуется всегда. Слушателя не обманешь. Раньше мне казалось, что публике можно навязать любовь к той или иной музыке. Она могла поверить какому-нибудь рецензенту, который написал, что это хорошая музыка. Сейчас люди свободны в высказывании своих мнений. Соцсети нас раскрепостили. Высказываются все: кто разбирается в материале, и кто нет.
Я внимательно наблюдаю за тем, что происходит на рынке кроссовера, как меняются коллективы и вижу, что во многом мы подаем хороший пример. Например, как тщательнее относиться к музыкальному материалу, как подавать себя на сцене, как качественно и красиво делать контент.
— Как вы взаимодействуете с музыкантами? Как вы на них влияете?
— Во-первых, я их очень уважаю как профессионалов. Например, Кирилл Гущин пришел в коллектив десять лет назад юным и застенчивым. Тогда у него не было написано ни одной композиции. Он никогда не делал переложений для трех роялей. Все было впервые. Недавно у него вышел альбом авторской музыки, которым можно гордиться. Думаю, что я оказала на него некоторое влияние, и нахождение в коллективе сыграло важную роль в его музыкальной судьбе. Я всегда пытаюсь донести до ребят, что жизнь быстротечна, что вы не должны терять времени даром, имея такой талант. Пытаюсь мотивировать их на написание музыки и при каждом удобном моменте говорить им какие они талантливые, что на самом деле является правдой, пытаюсь вдохновлять, но при этом очень требовательна. На одном таланте без дисциплины далеко не уедешь.
— Как вы оцениваете вклад каждого из музыкантов в общий успех?
— Безусловно, каждый из музыкантов — бывших или нынешних солистов внесли свой вклад в развитие проекта. Но особенно, конечно я ценю нынешний наш состав. У каждого есть своя сильная и слабая стороны. В коллективе главенствует атмосфера взаимного уважения друг к другу и к тому, что каждый из нас делает. Мои отношения с ребятами гораздо глубже, чем просто продюсера и артистов. Я уверена, что каждый из них, оставит след в истории музыки. Знаю, что каждый из них по-настоящему этого достоин.
— Какая из композиций в исполнении Bel Suono стала первым хитом?
— Наверное, это было «Лето» Вивальди, которое до сих пор является одним из любимейших произведений наших поклонников. Иногда артистам очень сложно превзойти успех своего первого хита. Всегда хочется сделать что-то еще лучше, но не всегда это получается, а вырасти в настоящего большого артиста тем более. Потому что, когда у артиста начинается концертная деятельность и он выходит на сцену, довольно быстро можно понять кто есть кто: готов ли ты расти и становиться большим артистом или будешь всю жизнь оправдывать свое существование на сцене случайно получившимся хитом. И, конечно, я всегда призываю своих артистов развиваться духовно, быть разносторонними личностями, быть искренними со своим зрителем и выкладываться на любом концерте, пусть даже в самом маленьком доме культуры, на сто процентов.
— Можно ли себя запрограммировать на хит?
— Все хотят сделать хит. Все об этом мечтают. Но инструкции по написанию хита до сих пор не изобрели. Бывает так, что песня стала популярной, а ее исполнитель никому не известен. Стать настоящим артистом очень непросто. Надо обладать большим набором качеств и, прежде всего, по-настоящему любить то, чем ты занимаешься. Признание зрителя очень дорогого стоит, а признание коллег, наверное, еще дороже. Наша среда довольно конкурентная, и я рада, что в последнее время всё чаще ко мне подходят коллеги и говорят о том, как это было здорово, как всё это по-честному и по-настоящему профессионально. Что касается меня, я довольно жесткий и требовательный человек, и прежде всего я требовательна к себе. Я уверена, если ты хочешь достичь успеха в той или иной области, ты постоянно должен учиться и становиться лучше!
