«Если у вас нету тети»: для чего Ирану новая ядерная сделка

Неизбежны вопросы: почему непримиримые оппоненты вернулись к переговорам, подразумевают ли США в случае их неудачи удар по объектам атомной программы Ирана военными средствами, и что даст возвращение в сделку Ирану?

На встрече с представителями деловых кругов Катара и США в Дохе 15 мая американский лидер сделал заявление в духе его постов в соцсетях: «Я хочу, чтобы у них все было хорошо. [Иран] — великая страна, но она не может иметь ядерное оружие. Все просто. Никаких 30-страничных документов, всего одно предложение — они не могут обладать ядерным оружием», — заявил Трамп.

Когда иностранный лидер заявляет нечто по поводу вашей страны, тем более великой, что, по его, мнению, вы можете, а что нет, это укол самолюбию, пусть даже нет повода спорить по существу. Но иранцы могут занять ту, тоже чувствительную для самолюбия позицию, что американцы ломятся в открытую дверь: ведь Иран и говорит уже долгие годы, что он не создает ядерного оружия, а лишь развивает мирную атомную программу. И это американцы во время предыдущего президентства Трампа, а не Тегеран вышли ровно семь лет года назад, в мае 2018 года из тогдашней ядерной сделки — Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), заключенной в 2015 года.

Так что иранцы могут сказать это американцам. А что они при этом думают, этого не знает никто.

Упомянутое заявление президента США прозвучало, между тем, в условиях переговорного процесса, в который его администрация вновь вступила с Ираном, и по поводу все такой же ядерной сделки (есть, впрочем, важное отличие: не предполагается участие в потенциальном соглашении других стран). Какими судьбами стороны могли вновь оказаться за столом переговоров?

Например такими. «Санкции самого высокого уровня», введенные тогда Трампом против Ирана, отнюдь не стерли в порошок его экономику. Из-за них ли он не создал ядерное оружие? Тоже нет, если бы страна была намерена войти в неофициальный ядерный клуб (прием в официальный закрыт уже давно), то ей тем более удобно было это сделать вне СВПД. И никакие санкции не были бы этому помехой.

Но и без ядерного оружия Иран за минувшие годы порядком нарастил свой силовой потенциал и проекцию этой силы вовне, пусть ему и пришлось не так давно ее сократить после переворота в Сирии (и у великих стран случаются временные затруднения на каком-нибудь фронте).

А между тем, идет новый переговорный процесс, на одном из этапов которого Дональд Трамп говорил, что ситуация может разрешиться всего двумя путями и он лично предпочитает дружелюбный. А глава МИД Исламской Республики Абасс Аракчи отмечал, что позиция иранцев после первых раундов должна быть лучше понятна американцам, хотя сам Вашингтон демонстрирует противоречивый подход, что мешает переговорам.

Почему вновь начались переговоры и при чем здесь тетя?

В поисках громкой «сделки» Трамп обратил свой взор на Ближний Восток почти вскоре после вступления на пост президента. Здесь есть два кейса, решение которых потенциально могло бы добавить ему очков: палестино-израильский конфликт и иранская ядерная программа.

На долю сектора Газа уже пришлась изрядная доля экстравагантных заявлений республиканца. Он обещал его расселить, взять под управление США, создать там рабочие места и функционирующую экономику. Сделать это, однако, не удалось. Проект не был поддержан палестинцами (а затем затрещало по швам и достигнутое с большим трудом перемирие между ХАМАС и Израилем).

И тогда Вашингтон решает выйти на переговоры с Тегераном.

В этом варианте поиска скорейшего успеха на Ближнем Востоке для США просматриваются очевидные плюсы. Во-первых, они здесь сторона переговоров, а не посредник. Во-вторых, американцам есть, что реально предложить: они могут снять собственные санкции против иранской экономики и поддержать снятие санкций Совбезом ООН (о том, какое место занимает санкционный вопрос в жизни Ирана, подробнее говорится ниже).

Наша беседа с заместителем директора Российского совета по международным делам Михаилом Маргеловым состоялась еще в апреле, но ситуация для Вашингтона с тех пор принципиально не изменилась: «Трампу сейчас надо явить какие-то достижения на внешнеполитическом направлении будь то конфликт в Европе или на Ближнем Востоке, география его сейчас не сильно волнует. — сказал эксперт, отметив, что американскому лидеру важно показать дипломатические результаты к символической отметке в 100 дней президентства. — Ну а через два года будут промежуточные выборы в Конгресс, на которых республиканцы либо сохранят лидирующие позиции, либо утратят. Поэтому времени у Трампа не так уж много. Не являя зримых результатов своей деятельности в Европе, он, конечно, хочет сейчас максимально активизироваться на Ближнем и Среднем Востоке».

К заветной дате (100 дней были 29 апреля) американцы добиться решающего успеха на иранском направлении (как и на других) не смогли. Но переговорный процесс продолжается.

Правда, на днях миновала еще одна важная временная веха, хотя и негласная, которая могла (или пока может, но вряд ли) стать критическим моментом. По данным американских СМИ, в начале марта Вашингтон отправил Тегерану послание о том, что сделку по ядерной программе необходимо заключить в течении двух месяцев. В противном случае американцы грозили военными действиями. Эти два месяца, как легко прикинуть, истекли.

В начале апреля духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи распорядился привести вооруженные силы страны в боевую готовность. Соседние страны — Ирак, Кувейт, Катар, ОАЭ, Турции и Бахрейн через дипломатические каналы получили послания, что любая поддержка США, включая разрешение на использование воздушного пространства, будет иметь «серьезные последствия».

Тем временем, по данным иранских СМИ, представители Тегерана особо настаивали на том, чтобы американцы избегали языка угроз и не предъявляли чрезмерных требований. «Сейчас предпринимается попытка кавалерийским наскоком решить проблему иранской ядерной программы. Иранцы - это люди с древней и изощренной политической культурой. Понятно, что они непростые переговорщики. И Трамп с его, не побоюсь этого слова, ковбойскими подходами не вписывается в иранскую внешнеполитическую традицию», — отмечал Маргелов.

Как видим, Иран не особенно стремится к сделке. Вообще, ситуация с его ядерной программой из числа наиболее странных в мире. Те, кто бомбу создать хотел и мог (Индия, Пакистан), давно ее создали и спокойно (не считая ссор друг с другом) продолжают жить дальше. Иран же терпит со всех сторон. Бомбы у него нет (это все признают), а санкции, причем мегасанкции, против него есть Не как против Северной Кореи, но в общем сравнимо, а у той по крайней мере есть бомба.

У Ирана — нет, значит, на него можно, как считается, напасть (реалистичность оценок уровня безопасности в связи с наличием ЯО оставим пока за скобками). В общем, нет ни бомбы, ни нормального торгового и инвестиционного режима.

А что есть? Ядерная программа (мирный атом, за которым противники подозревают немирные намерения). Но, извините, отказаться от нее вовсе как-то не к лицу стране, даже не великой. Тем более не к лицу крупной современной стране с многотысячелетней историей.

Объяснение странного положения Ирана, по-видимому, в страхе Израиля, что Иран эту ядерную бомбу сделает. Страхе, помноженном, надо отдать должное, на непримиримость иранского политикуума к еврейскому государству. Две уникальных культуры сошлись в клинче, за одной при этом стоят мощные США, другая тоже имеет могучих друзей (о них еще будет сказано ниже) и сдаваться не собирается. Пожалуй, такая объяснительная схема в первом приближении подходит.

А зачем Ирану переговоры? Помните песню на стихи Александра Аронова «Если у вас нету тети», звучащую в самом известном советском телефильме? Так вот, если у Ирана нету тети, то есть, в данном случае, бомбы то почему он должен жить под санкциями?! Пусть даже научился их преодолевать, или во всяком случае с ними жить, но все равно же неудобств масса, зачем это отрицать? Да и обидно все-таки. Как какой-то изгой (в былой терминологии США).

Так что, «если у вас нету тети», и вы — это важно — не собираетесь ее заводить (захотели бы, давно бы имели несколько дивизионов «теть»), а санкции против вас есть, то почему бы, пусть и нехотя, не вступить в переговоры, чтобы объяснить наконец другой стороне, чтобы она, грубо говоря, отстала?

Вот, видимо, на базе примерно таких соображений со стороны Ирана, и названных выше соображений со стороны США, предварительно обменявшись упомянутыми «любезностями», стороны договорились провести переговоры в Омане.

«Самое маловероятное становится возможным»

Их ход достаточно примечателен. Первый раунд состоялся 12 апреля. И пока складывается впечатление, что в Вашингтоне к позиции Тегерана прислушались.

Переговоры в оманской столице Маскате проходили не напрямую, а через главу МИД эмирата Бадра бин Хамад аль-Бусаиди. Делегацию США возглавлял спецпосланник президента США Стивен Уиткофф, иранскую — министр иностранных дел Исламской республики Абасс Аракчи.

Группы переговорщиков сидели в разных комнатах, а оманские дипломаты передавали послания между ними. Непрямой формат переговоров был требованием иранской стороны.

Однако после завершения дискуссий Уиткофф и Аракчи встретились лицом к лицу и обменялись несколькими репликами.

Переговоры были не слишком долгими, особенно для такого формата, но все же продлились более двух с половиной часов. По их итогам МИД Ирана выпустил заявления, в котором сообщил, что темой встречи стали мирная ядерная программа Ирана и снятие незаконных антииранских санкций. Более всего важна его оценка хода беседы, как прошедшей «в конструктивной атмосфере, основанной на взаимном уважении». Также Глава иранской дипломатии сказал, что в первом раунде стояла задача определить дальнейший график переговоров.

Эксперт клуба «Валдай» Александр Марьясов, работавший с 2001 по 2005 года послом России в Иране, в разговоре с «Моноклем» отмечал, что на первой встрече стороны лишь довели до контрагентов свои стартовые требования. По его словам, дипломаты вернулись в Тегеран и Вашингтон с пониманием запросных позиций контрагентов для обсуждения дальнейших шагов. После этого каждая из сторон начала искать взаимоприемлемые решения для продолжения переговоров.

«И тогда будет возможно более предметное обсуждение предложений обеих сторон и поиски каких-то взаимоприемлемых уступок и компромиссов, если, действительно, существует воля к решению. Это процесс длительный и он не закончится ни в два, ни в три тура», — сказал Марьясов.

Следующий раунд был назначен сразу. 19 апреля все те же участники встретились в Риме.

Несмотря на перенос диалога на другую площадку, посредником остался глава оманского МИД. Судя по сообщениям сторон в СМИ, второй раунд дискуссий оказался еще более успешным, чем первый. Иранские и американские дипломаты договорились перейти на новый уровень переговоров. «Я хотел бы поблагодарить министра иностранных дел Ирана доктора Сееда Аббаса Арагчи и специального посланника президента [США] Стива Уиткоффа за их весьма конструктивный подход к сегодняшним переговорам. Эти переговоры набирают обороты, и теперь даже самое маловероятное становится возможным», — написал в социальной сети «Х» глава МИД Омана.

В Иране проявляют сдержанный оптимизм по поводу хода переговоров и отмечают, что диалог основан «на уважении и благоразумии». Именно тон американских собеседников, в понимании иранской стороны, играет очень важную роль. Беседа пока идет в непрямом формате, поскольку в Тегеране недовольны языком запугивания, который позволяет себе использовать Вашингтон.

Но судя по текущим оценкам, диалог в какой-то момент вполне может перейти в очный формат. Аракчи тоже отмечает определенный прогресс, но считает, что «пока нет поводов для чрезмерного оптимизма или пессимизма».

Характерно, что сразу были назначены следующие встречи и не одна, а сразу две: 26 апреля в Женеве и неделю спустя вновь в Омане. Маргелов, однако, стремительных результатов не ждал. «Не надо забывать, что оманцы традиционно ориентировались и продолжают ориентироваться на Великобританию, а вовсе не на США. И вот здесь выбор Омана в качестве посредников, это — не бесспорная удача для американской внешнеполитической практики, — отметил специалист. — Не факт, что оманцы будут так уж подыгрывать Трампу и его команде. Поэтому я не предвижу никаких прорывных результатов», — прогнозировал он.

И действительно, назначенный на 3 мая раунд переговоров был перенесен. Официальный представитель МИД Ирана Эсмаил Багаи заявил, что дата была перенесена по просьбе Омана и с согласия сторон переговоров. «Если США хотят, чтобы у Ирана не было атомной бомбы, и будет честность с их стороны, то многие вопросы можно будет решить», — счел нужным продемонстрировать дружелюбный настрой иранский дипломат.

Стал ли этот перенос следствием игры Лондона? Во всяком случае, логику увидеть можно: как минимум, британцам не нужны какие бы то ни было успехи Трампа. Что касается Ирана, то ему в данный период, вполне вероятно, удобно находиться в самом процессе переговоров, не пришпоривая достижение их результата. Чего нельзя сказать о позиции США.

США и Израиль против Ирана: возможен ли удар по ядерным объектам?

Как мы уже отмечали, американцы считают, что угрозы начать военные действия против Ирана могут служить для них козырем. Иранское руководство, понятное дело, в ответ на такие угрозы обещает сокрушительный ответный удар. Однако для того, чтобы понять, какую роль военный фактор реально может играть в переговорах по ядерной сделке стоит разобраться, способны ли США и традиционно заинтересованный в демонтаже иранской ядерной программы Израиль добиться своего силой оружия.

Иранская ядерная инфраструктура разбросана по всей стране, часть объектов скрыта глубоко под землей, а другие замаскированы под гражданские объекты. Ключевые центры, такие как Фордо, Натанз или Бушер, защищены не только ПВО, но и сложной системой рассредоточения. США и Израиль, безусловно, обладают техническими возможностями для точечных ударов — у них есть и современные бомбардировщики, и крылатые ракеты, и даже кибероружие, которое уже использовалось против Ирана в прошлом. Однако успешность такой операции — под большим вопросом.

Во-первых, ни одна разведка не может гарантировать полного уничтожения всех ядерных мощностей Ирана. Во-вторых, Тегеран не останется в стороне — ответ последует незамедлительно. Это могут быть ракетные обстрелы израильских городов, атаки на американские базы в регионе или удары по нефтяной инфраструктуре стран Персидского залива. Кроме того, проиранские группировки в Ливане, Йемене и Ираке почти наверняка присоединятся к конфликту, превратив его в масштабную региональную войну. Израиль и так уже больше полутора лет не может справиться с ХАМАС в секторе Газа, да и операцию против военнизированной шиитской группировки «Хезболла» в прошлом году нельзя назвать успешной.

Кроме того, специалисты отмечают, что страны региона вряд ли захотят предоставлять свое воздушное пространство для пролета американских и израильских самолетов, а одними крылатыми ракетами нанести серьезный урон иранским ядерным объектам не получится. У Ирана большая территория и система ПВО в стране хорошо развита, что делает ее ядерную инфраструктуру трудно уязвимой. Даже в случае согласия соседних стран предоставить свое воздушное пространство для пролета американских и израильских самолетов, они смогут без дозаправки добраться лишь до западных и южных районов Ирана.

Объекты в Натанзе, который находится в центре страны, останутся трудно достижимыми для авиации возможных противников.

Несмотря на это, даже не полное разрушение объектов, а само начало боевых действий в Исламской республике якобы считают риском. Так, газета The New-York Times со ссылкой на свои источники в иранских правительственных кругах, писала, что духовный лидер Ирана Али Хаменеи, который все последние годы считал любые переговоры с американцами бесперспективными, согласился на них благодаря усилиям сразу нескольких высокопоставленных чиновников Ирана. Они высказали опасения, что страна может столкнуться с возмущениями, если окажется втянутой в конфликт. Логика в том, что экономическое положение Ирана и так может пострадать в случае сокращения экспорта в КНР иранской нефти на фоне тарифных войн, а совмещение экономического кризиса с военными действиями может существенно обострить кризис. Впрочем, остается вопрос, насколько можно доверять публикации NYT.

Что даст Ирану снятие санкций?

Однако зафиксируем, как наибольшую вероятность, то, что военные действия не выгодны ни одной из сторон. Тогда, это повышает готовность и Вашингтона, и Тегерана к компромиссам. Можно сказать, что само по себе начало дискуссий уже стало проявлением готовности идти навстречу друг другу. Иран не хотел вести переговоры, но все-таки согласился. Американцы настаивали на прямом диалоге, но, чтобы активизировать процесс, согласились на переговоры при участии посредников.

По поводу позиции Ирана надо сказать следующее. Там повторно, после краткого периода действия СВПД (2015-2018 годы), доказали, что могут жить в условиях санкций. И это один из факторов, мотивирующих администрацию Трампа к переговорам.

В отличие от глобалистов, которым их репутации важны только в своем кругу, а в нем они всегда чисты, пока следуют соответствующей повестке, для Трампа репутация — не пустой звук. Об этом свидетельствует даже сама его бравада.

Введенные больше чем полдесятилетия назад «самого высокого уровня» санкции не уничтожили главного ближневосточного противника США ни в экономическом, ни в политическом отношении, а значит, работают против репутации Трампа, американцев и самого санкционного механизма, чье реноме и без того страшно подмочено более чем умеренным, а во многих отношениях и обратным задуманному, неэффективным действием против России.

Но это уже снова о США. Возвращаясь к Ирану, к описанию подсанкционных трудностей которого мы сейчас приступим, следует констатировать, что глубокий и долгосрочный анализ развития его экономики в сравнении с соседями. Дело весьма обстоятельное и требующее отдельного исследования, это раз. Два: говоря попросту, если видится шанс избавиться от части торговых и финансовых ограничений, то почему бы им не воспользоваться? (Такие ограничения могут стимулировать импортозамещению, но не исключено, что все, что в Иране могли из этого обстоятельства выжать, там уже выжали).

А в данный момент хорошо бы часть обременений постараться сбросить. Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что дипломатия, это такой же инструмент внешней политики, как и война.

Итак, что сулит иранской экономике успех переговоров? Санкции 2018 года отрезали страну от 80% её нефтяного экспорта, лишив бюджет весьма ощутимых 50-60 миллиардов долларов ежегодно. По данным аналитического агентства Kpler, сегодня Иран с трудом продает 600 тысяч баррелей в день – в основном через сложные схемы с Китаем, получая за это куда меньше денег по сравнению с докризисными показателями. Возвращение на мировой рынок, конечно, даст передышку: эксперты Bloomberg прогнозируют рост экспорта до 2 миллионов баррелей и дополнительные 30-40 миллиардов в казну.

Рост иранской экономики даже в выражении в национальной валюте замедляется, таковы данные центробанка Ирана. Если в 2021 году ВВП Исламской республики рос на 4,3% в год в риалах, то к 2025-му этот показатель составил всего 1% с тенденцией к дальнейшему снижению. Напомним при этом, что и сам риал за год с января 2024-го подешевел по отношению к доллару на 62%. Растущая инфляция и падение курса национальной валюты увеличивает бюджетный дефицит и не позволяет Тегерану перенаправить значительные средства на инфраструктурные проекты. А они для Исламской республики стратегически важны.

Благодаря своему географическому положению, Иран должен стать одним из ключевых звеньев в глобальных транспортных коридорах. Речь идет о китайском мегапроекте «Один пояс – один путь» и транспортной инициативе «Север – Юг», основными игроками в которой выступают Россия, Индия и Иран.

Еще в 2022 году представители иранского руководства заявляли, что транзит грузов через страну способен приносить экономике страны более 20 миллиардов долларов. Но для того, чтобы реализовать эти планы, необходимы значительные вливания в транспортную сеть.

Индия уже много лет стремиться инвестировать в развитие иранского порта Чабахар. Для Нью-Дели этот единственный иранский порт, имеющий выход в Тихий океан, мог бы стать ключевым хабом для транзита между Ближним Востоком и Евразийским регионом. Год назад в середине мая 2024-го Индия и Иран подписали соглашение, согласно которому Чабахар на 10 лет переходит под индийское управление. Однако, госдепартамент США тут же пригрозил санкциями всем участникам проекта. Западная «санкционная дубина» тормозит индийские инвестиции и в другие иранские инфраструктурные проекты.

Снятие санкций позволит привлечь значительные иностранные инвестиции в логистический сектор Ирана. Помимо прямой экономической выгоды и создания дополнительных рабочих мест, усиление транзитного потенциала Ирана укрепит и его геополитическое значение. Став важным логистическим хабом, Исламская республика будет уже в меньшей степени уязвима для иностранных санкций, поскольку займет место важного звена в глобальных торговых цепочках. То бишь, вводить санкции в отношении Ирана, интегрированного в глобальную экономику, станет себе дороже (хотя и такая угроза теперь не останавливает расхрабрившиеся западные столицы).

Этот сценарий соответствует и российским интересам. Формирование транспортного коридора выгодно для экономики РФ и предусмотрено планами ее развития.

Еще один признак того, как далеко Иран готов пойти ради улучшения экономического положения – это решение Хаменеи о возвращении Тегерана в переговоры с международными институтами, борющимися с отмыванием денег и финансированием терроризма. В январе духовный лидер Исламской республики дал согласие на пересмотр отношения Ирана к Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности и закону о борьбе с финансированием терроризма. Эти меры позволят Ирану присоединится к Группе разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег. Тегеран на протяжении многих лет стремится это сделать, однако непризнание двух вышеозначенных документов все время становилось препятствием. Присоединение к «Группе» станет одной из мер, которая позволит снизить давление на иранский банковский сектор.

Есть и другой фактор, мешающий Ирану добиться желаемого, это поддержка «Хезболлы» и ХАМАС. По-видимому, на обозначенном выше пути Тегерану придется в той или иной степени пересмотреть отношения с группировками.

Моментального эффекта не будет

В то же время, и некоего суперэффекта в случае сокращения или даже снятия западных санкций ждать не приходится. Даже разморозка 100 миллиардов долларов зарубежных активов (по оценкам The Wall Street Journal) не решит автоматически те или иные финансовые проблемы. На практике значительная часть этих средств уже завязла в сложных финансовых схемах с теми же китайскими партнерами, которые не спешат расставаться с деньгами.

И даже возвращение в систему SWIFT, от которой Иран отключили в 2018 году, не гарантирует притока инвестиций: европейские компании, обжегшиеся на предыдущем раунде санкций, теперь будут действовать с оглядкой. Те же Airbus и Total могут ограничиться осторожными пробными шагами, а не масштабными проектами.

Для простых иранцев отмена санкций даст положительный эффект. Курс риала, обвалившийся за пять лет с 40 до 500 тысяч за доллар, может укрепиться на 20-30%. Потребительский импорт разнообразит и улучшит (хотя еще вопрос — сделает дли дешевле?) ассортимент розничной торговли, от лекарств до электроники.

Однако директор Института ближневосточных стратегических исследований в Тегеране Кайхан Барзегар считает, что снятие санкций с иранской экономики быстро приведет к положительному эффекту.

Иран, говорит он, имеет полугосударственную экономику, в основном зависящую от экспорта нефти и газа. Ирану необходимы большие иностранные инвестиции для обновления и развития своих энергетических мощностей. Финансовые санкции, наложенные на Иран, ограничили валютные резервы страны. «В результате национальное производство находится под огромным давлением, а инфляция прогрессирует», — сказал директор института в разговоре с «Моноклем». — «Санкции также ослабили национальную валюту и оказали психологическое воздействие на общественность. Поэтому потенциальное снятие санкций быстро и положительно повлияет на экономику Ирана».

Произойдет экономическое чудо после снятия санкций с Ирана, или нет, все-таки это изменение серьезно облегчит жизнь простых иранцев. А в текущий момент, как говорят эксперты, это очень важный аргумент для руководства страны.

«Иран всегда был заинтересован в заключении сделки. Для него самое главное при любых правительствах для всех, начиная с духовного лидера и кончая жесткими консерваторами — снятие санкций, потому что это важное условие нормализации социально-экономической жизни в Иране. А она там очень сложная. Говорить о том, что Тегеран не заинтересован в сделке, глупо, конечно, он заинтересован. Другой вопрос на каких условиях. Вот это как раз предмет переговоров», — поделился мнением Марьясов.

Тот факт, что для Ирана условия договоренностей с США являются принципиальным фактором, говорит о том, что там оценивают свой запас прочности, даже при сохранении status quo, как достаточно большой.

Что касается американцев, то в снятии санкций есть плюс и для них, помимо той мотивации, о которой говорилось выше. Нефтяные компании из США смогут инвестировать в богатые месторождения иранской нефти. Если иранская нефть сможет выйти на глобальный рынок, то вряд ли иранцы продолжат сохранять преференциальные условия для экспорта углеводородов в КНР. Это тоже небольшой стимул для США, пусть и не слишком значительный (все-таки и Китаю есть, где еще закупать нефть, и желающих заменить иранские поставки предостаточно).

Роль России и Китая в заключении сделки

Первоначально, когда заключалась первая ядерная сделка СВПД (Совместный всеобъемлющий план действий) в ней помимо Ирана и США участвовали еще Великобритания, Франция, Германия, а также Россия и Китай. Однако сейчас Вашингтон, в свойственной администрации Трампа манере, стремится заключить двустороннее соглашение. Европейцы еще до старта американо-иранских переговоров провели два раунда переговоров по ядерной сделке с Ираном. Итоги их неизвестны. Но сам факт опять-таки демонстрирует настрой Тегерана на мирное и взаимовыгодное решение противоречий.

А вот Россия и Китай могут сыграть определенную роль в достижении будущих договоренностей. И тут есть два измерения — закулисное и техническое.

7-8 апреля в Москве состоялись переговоры между делегациями России, Ирана и Китая по иранской ядерной программе. Встреча прошла за закрытыми дверьми, а ее содержание и итоги остались тайной.

Ядерная сделка может служить одной из переменных в переговорах Москвы и Пекина с Вашингтоном. После возвращения Трампа в Белый дом российско-американские переговоры значительно активизировались. На повестке дня не только наиболее актуальный вопрос урегулирования конфликта на Украине, но и восстановление двусторонних отношений и та же ядерная сделка. И тут американцы могли бы попросить россиян повлиять на стратегического партнера и предложить быть сговорчивее в диалоге с американцами. Другое дело, что возможности Москвы в этом ограничены. Но к дружескому совету, как к одному из пунктов списка аргументов, Иран прислушаться может. Россия же, в свою очередь, тоже могла бы обратить внимание американцев на законность иранских требований.

«Очень важно, чтобы Россия подтвердила США здравые позиции Ирана. Мы поддерживаем проведение переговоров в равном и взаимоприемлемом формате переговоров о том, что Иран, как участник ДНЯО имеет право на развитие мирной ядерной программы. Все эти вопросы подтверждаются в ходе переговоров с иранцами. В ходе наших двусторонних переговоров с американцами вопросы ядерной программы, безусловно, затрагивались», — сказал Марьясов.

«И наша страна пытается донести до американцев наш взгляд на то, что иранская позиция разумна, объективна и те опасения, которые у американцев есть, иранцы развеивают. Если у Вашингтона есть вопросы, пусть он их задает Тегерану, пусть договариваются о каких-то верификационных мерах, — добавил он. — Поэтому я думаю, что вот эти встречи очень важны с точки зрения того, что и Китай и Россия подтверждают позицию Ирана о том, что необходимо достичь политического урегулирования иранской ядерной проблемы».

Китаю же важны торговые переговоры с американцами. Хотя даже западные медиа признают, что, если кто и может одержать победу в тарифном противостоянии с США, то это Китай.

По мнению иранского специалиста Барзегара, Россия и Китай могут помочь Ирану, отстаивая в СБ ООН его право на развитие мирной ядерной программы. Кроме того, он считает, что Москва и Пекин могли бы внести и свой вклад в установление надежного верификационного механизма в содействии с МАГАТЭ.

Еще одной важной геополитической опцией для Тегерана стало подписание в середине января Договора о всеобъемлющем стратегическом партнерстве с Россией. С одной стороны, документ укрепляет позиции иранцев в переговорах со странами Запада, показывая контрагентам, что у Ирана тоже есть пространство для маневра и надежные союзники среди глобальных игроков. Кроме того, соглашение усиливает позиции президента Ирана Махмуда Пезешкиана внутри страны. Оппоненты иранского президента недовольны его реформаторским настроем и желанием договориться с западными странами. Договор с Россией показывает, что Пезешкиан смотрит еще и на Восток.

И вот как раз эти два фактора позволяют рассматривать соглашение не как отказ от любого сотрудничества с Западом в пользу кооперации с РФ. Наоборот, документ как раз усиливает позиции Ирана для более успешных переговоров с западными государствами. И, пожалуй, на это с достаточным основанием можно указать как на еще одну причину переговоров, начавшихся в апреле в Омане.

Кроме того, Россия может помочь и в хранении и утилизации уже имеющихся у Ирана запасов высокообогащенного урана. В случае заключения соглашения их надо будет ликвидировать. Москва имеет богатый опыт в ликвидации отработанного ядерного топлива из разных стран.