Суини Тодд — вырвавшийся на свободу персонаж мюзикла «Призрак оперы». Либретто Хью Уиллера перекликается с сюжетной темой романа Гастона Леру «Призрак оперы», который через несколько лет после премьеры «Суини» на Бродвее лег в основу популярнейшего мюзикла всех времен и народов и продолжает историю жизни одного из самых известных в истории человечества социальных изгоев. Но в этом случае мы имеем дело не с произволом природы, обезобразившей внешность музыкального гения («Призрак оперы»), а с социальным злом, проявившимся в действиях судьи, засудившего брадобрея, ради того чтобы заполучить его жену. Когда брадобрей возвращается в родной город, то обнаруживает, что все тот же судья имеет виды уже на его дочь. Первое убийство он совершает под давлением обстоятельств: его узнали. А дальше все происходит само собой. Убийства следуют одно за другим. Цирюльня находится в том же здании, что и кондитерская лавка, и естественным образом возникает идея пустить человеческое мясо в дело — на пироги. И вот что удивительно: Суини Тодд при этом продолжает выглядеть жертвой, которую общество обрекло на преступление.
Тодд собирается отомстить судье, но на это как раз рука и не поднимается, зато он продолжает резать всех остальных — с какого-то момента уже не ради мести, а чтобы обеспечивать работу пирожковой. Сходство с главным героем «Призрака в опере» усиливает накладной грим, обезображивающий лицо Суини Тодда. Драматургическая игра построена так, что сквозь этот суровый внешний облик, отягощенный неблагополучной репутацией, начинает просвечивать его нежный и ранимый внутренний мир. Суини Тодд не просто убийца, дошедший до крайней степени насилия над человеческой природой, он обличает общественные пороки. Он побывал в аду британских застенков, вырвался оттуда, но ад не остался в прошлом, а пришел сюда вместе с ним. Он никого не заставляет есть человеческое мясо, люди сами покупают пирожки миссис Ловетт, напарницы Суини, и получают удовольствие, поглощая их.
Если в «Призраке оперы» убийств не так уж и много, то в «Суини» они поставлены на поток. Этот аттракцион режиссер Алексей Франдетти обставляет вспышками красного света и резким лязгающим звуком. Суини Тодд вместе со своей бритвой превращается в машину для убийства. Но сам он себя считает орудием праведного гнева: он пришел мстить и делает это так, как ему позволяет судьба. Тодд не чувствует за собой вины. Он продолжает питать самые нежные чувства к своей дочери. Из его уст в ее адрес звучит одна из самых красивых в мюзикле арий. Автор мюзикла Стивен Сондхайм рисует картину любви на фоне кромешного насилия, плавно переходящего в каннибализм. Каким-то странным образом он смешивает эмоциональные ингредиенты так, что герои мюзикла не вызывают ни отвращения, ни даже раздражения, и зритель, сидя почти вплотную к сцене, скорее сочувствует кровавому брадобрею. Мы в очередной раз можем наблюдать силу обаяния зла. В который раз оказывается, чтобы испытывать к нему сочувствие, достаточно направить его на борьбу с другим злом: тогда оно становится оправданным.
Если же злодея наделить привязанностью к детям, кровавая месть и вовсе полностью оправдана. Суини Тодда всего лишь ведут за собой страсти. Рядом с ним находится персонаж, который максимально рационален: это миссис Ловетт — именно ей принадлежит идея использовать человеческое мясо в кулинарных целях. Художник по костюмам Анастасия Пугашкина лишь слегка обозначает ее зловещий образ, надев на нее в первом действии окровавленный фартук. Во втором действии она уже в одежде, свидетельствующей о достатке: она обрела его благодаря своему расчету. Но теперь ее мучает неизъяснимая тоска, и актриса Александра Басова очень точно передает это состояние. При этом Ловетт мечтает о новом замужестве, о жизни на берегу моря и о тихих семейных вечерах. Однако истинным преступником в глазах зрителя по-прежнему остается судья Терпин, который всего лишь влюблен. И Сондхайм дарит ему дуэт с Суини Тоддом, чтобы он излил свои самые романтические чувства.
Петр Маркин в роли брадобрея наделяет своего героя необходимым соотношением ярости и нежности. Мы сочувствуем ему как сверхчеловеку, наделенному такой понятной нам, слабостью — любовью к дочери и к жене. Сондхайм вешает на него ярлык еще в названии — «Маньяк с улицы Флит-стрит», но Маркин срывает его с себя. Его герой поставил перед собой задачу выжить и почти с ней справился, пусть и слишком дорогой ценой. Единственный, кто оказывается в силах его разоблачить и убить, — это мальчик Тоби, подмастерье брадобрея, — еще один впечатляющий образ в спектакле, созданный Анастасией Захаровой. Одно из самых сильных достоинств произведений Сондхайма заключается в том, что сюжет всегда запутан и не получается вместить его повороты в привычные схемы соотношения добра и зла. Режиссер Алексей Франдетти так расставил акценты в спектакле, что зритель, вместо того чтобы с ходу просчитать развитие истории, вынужден пристально следить за сюжетом, мучаясь вопросом: так кто же вы, мистер Тодд, все-таки убийца или любящий отец? — и одновременно наслаждаясь музыкой, вселяющей то страх, то надежду.
Несмотря на то что мюзикл Стивена Сондхайма относится к разряду международных хитов, причем экранизированных по высшему голливудскому разряду — с Джонни Деппом в главной роли, нестандартность его сюжета несколько настораживает. Его появление на российской сцене — сенсация. Сценография мюзикла предполагает, что зрителей рассаживают за столиками вокруг помоста, где происходит большая часть действия, — при желании они могут вообразить, будто они и есть посетители той самой пирожковой, где так по-деловому и эффективно утилизируют тела жертв. Актеры активно используют это пространство. Границы между залом и сценой почти нет. Зритель ясно видит, как актеры загримированы, что на них надето. Все можно рассмотреть до мельчайших подробностей. Но как только зритель включается в эту игру — а актеры прилагают для этого все усилия, — он сразу оказывается на той самой Флит-стрит и вместе со всеми становится свидетелем разворачивающейся на его глазах трагедии. В этот момент остро чувствуешь: это и есть та самая Таганка, порожденная творческим воображением Юрия Любимова и прошедшая вместе с ним путь поражений и побед. Но бурь порыв мятежный рассеял прежние мечты. И только после дней в глуши, во мраке заточенья явился Сондхайм с его «Суини Тоддом», а сценическое божество и актерское вдохновенье воскресли вновь. А также жизнь, и слезы, и любовь.
