Для драматического театра постановка спектакля без слов — это всегда вызов, даже если он может себе позволить для какого-то отдельного проекта собрать эксклюзивный состав с привлечением из других театров артистов, обладающих навыком воплощения пластических форм на сцене. Это еще и вызов зрителям, привыкшим, что актеры говорят с ними на языке слов, и они вовсе не обязательно придут в восторг, если те начнут танцевать или петь. Но можно посмотреть на эту ситуацию и по-другому: это в любом случае новый опыт, который способен существенно повлиять на движение театра в целом в ту или иную сторону. И возможно, «Калигула» как раз тот самый случай. Его поставил родоначальник направления «новая пластическая драма» Сергей Землянский, который приступил к освоению этого жанра еще пять лет назад на сцене Театра имени Пушкина, поставив «Даму с камелиями» и «Жанну Д’Арк», а также на сцене Театра имени Ермоловой, где увидели свет его спектакли «Демон» и «Ревизор».
Еще раньше Землянский был танцовщиком в екатеринбургском театре «Провинциальные танцы». Затем перешел, уже в качестве хореографа, в театр SounDrama, который стал колыбелью сразу нескольких сценических жанров, в том числе новой пластической драмы. Это не танец каким мы привыкли его видеть, но в таких спектаклях всегда есть элементы танца. Сам Землянский определяет для себя этот жанр как спектакль в стиле wordless — без слов. В его рамках актеры могут перемещаться по сцене — так, как мы привыкли это видеть в драматических спектаклях, но в какой-то момент их жесты становятся подчеркнуто выразительными. В них появляются ритмичность и плавность — и тут же исчезают. На протяжении всего действия звучит музыка, и это сближает новую пластическую драму с балетом, но это формальное сходство, не более того.
Землянский бежит от искусственной пластики, он пытается разглядеть красоту в естественных движениях. Это почти реализм, к которому Землянский прибегает ровно в той мере, чтобы появилась возможность рассказать сюжет более сложный, нежели принято в балетных спектаклях, где в сценическом действе доминирует танец. И если в них и совершается движение от условности к реализму, то танец остается обязательным элементом, без которого балет немыслим. Землянский резко рвет с этой традицией и, похоже, без всякого сожаления. В «Калигуле» мы как раз можем видеть, насколько этот разрыв радикален.
Спектакль наполнен движениями человеческих тел, не прекращающимися ни на секунду. Но помимо этого на зрителя воздействуют свет, декорации, костюмы. Каждая сцена построена по законам живописи. Создатель костюмов и сценографии Максим Обрезков великолепно владеет этим языком.
Музыку к спектаклю написал Павел Акимкин, тоже выходец из театра SounDrama. И это еще один рискованный ход. Всегда велик соблазн привлечь аудиторию уже известными произведениями популярных авторов. Но Землянский и здесь бескомпромиссен. Музыка Павла Акимкина — это образец отречения композитора от собственного «я». Он создает музыкальный ряд, который работает только на действие, происходящее на сцене. Она не перетягивает внимание на себя. Это лишь фон: с ее помощью мы более отчетливо начинаем видеть движения актеров и более точно их интерпретировать. Акимкин мастерски создает музыкальную ткань, свободно переходя из одного жанрового диапазона в другой. Если массовые сцены — это рок или электронная музыка, то внутренний мир главного героя передает камерный оркестр струнных инструментов. В самых драматичных сценах мы слышим протяжное скрипичное соло или приглушенный звук флейты — и не можем не сочувствовать главному герою.
Сергей Землянский исследует, как Калигула становится тираном. Точка отсчета — смерть его сестры и возлюбленной Друзиллы. Если до сих пор демоны только пытались подступиться к нему, то с ее смертью они полностью овладевают его сердцем. Он начинает сходить с ума, не в силах сдержать страсть — охватившее его стремление к насилию. Илья Малаков прекрасен уже тем, что внешне схож с Малколмом Макдауэллом, создавшим ставший каноническим образ Калигулы в фильме Тинто Брасса. Там Макдауэлл больше Калигула, чем сам Калигула. Малаков при выдающихся пластических данных обладает еще и великолепным качеством драматического актера: он находится на сцене на протяжении всего спектакля и оказывается в состоянии удержать внимание зала. В спектакле у него красивейший танец с Екатериной Шпицей, которая перевоплощается на сцене в сестру Калигулы — Друзиллу, и не менее впечатляющий дуэт с Марией Александровой, танцующей партию Цезонии — жены тирана.
В финале Максим Обрезков одевает главного героя в красное. Мы не видим его лица — оно закрыто тканью, но понимаем: он уже превратился в чудовище. Однако сила действия танца такова, что мы продолжаем сочувствовать ему даже тогда, когда он танцует с Цезонией свой последний танец, после которого убивает ее. Ее смерть — это и его смерть. В этот момент он словно переходит границу допустимого. Илья Малаков в финальной сцене пластически очень точно передает это состояние человека-зверя. Для того чтобы понять, что с ним произошло, совсем необязательно знать исторический сюжет. Достаточно внимать тому, что происходит на сцене, и это в любом случае нечто большее, чем историческая реальность. Это даже не пьеса Камю, по мотивам которой спектакль поставлен. Это «Калигула» Сергея Землянского, решившего рассказать историю на языке танца, что сделало интерпретацию классического сюжета не похожей на все предыдущие. Воспринимая историю Калигулы сквозь призму танца в сочетании со светом и музыкой, мы более отчетливо видим его человеческий облик, но тем ужаснее он в тот момент, когда его демоны окончательно пробудились.
