В Государственную думу поступил законопроект о внесении в Уголовно-процессуальный кодекс РФ изменений, направленных на «создание дополнительных гарантий независимости адвокатов при оказании ими квалифицированной юридической помощи в уголовном судопроизводстве». Речь идёт об устранении препятствий допуску адвоката к участию в процессе; об исключении немотивированных отказов в удовлетворении адвокатских ходатайств и в приобщении к делу разного рода материалов — и так далее. Поскольку законопроект внесён президентом, можно считать, что принятие его гарантировано, и я уже видел немало похвал предстоящим новеллам — причём не только в официозе. Похвалы эти справедливы — в том смысле, что новеллы пойдут в весьма нужном направлении; но говорить о том, что впредь «адвокатам гарантирована реальная независимость» или что «произвол следователя становится бесполезным», я бы не стал. Серьёзных изменений в ходе уголовных процессов ждать не стоит: привычный альянс судей со стороной обвинения, порой приобретающий совершенно одиозные формы, серьёзного ущерба, я полагаю, не потерпит.
Взять, скажем, первую же новеллу законопроекта: чтобы исключить нынешнюю, по сути незаконную практику «разрешительного порядка допуска адвоката» к участию в деле, предлагается в ст. 49 УПК, где нынче сказано, что адвокат «допускается» к участию в деле, впредь писать, что он в дело «вступает». Поможет ли это? В каких-то случаях, вероятно, поможет, но не думаю, что принципиально поменяет ситуацию. Если сейчас адвоката не пускают в СИЗО к клиенту без разрешения следователя, то впредь начнут требовать какую-нибудь справку «о невыходе из дела»; это будет точно так же незаконно — и точно так же непреодолимо. На самом-то деле для пресечения подобного беззакония нужны чётко прописанные санкции: если не уголовная, то административная ответственность для должностных лиц, препятствующих осуществлению права на защиту. Однако таких санкций нет и введение их пока, сколько я понял, не планируется.
Сходную картину мы увидим и в самой одобряемой части законопроекта — там, где речь идёт об обеспечении равноправия сторон в доказывании. После предлагаемой правки ст. 159 УПК следствие не сможет отказать стороне защиты в удовлетворении ходатайств — ни о проведении следственных действий, ни о приобщении к делу каких-либо релевантных материалов. Более того, органам следствия вменят в обязанность гарантировать защитнику участие в следственных действиях, производимых по ходатайству защиты. Суду же будет запрещено отказывать защите в привлечении к участию в процессе специалистов для разъяснения вопросов, входящих в их компетенцию. Как раз в этих новшествах иные наблюдатели усматривают революцию: мол, центр тяжести таким образом переносится наконец с предварительного на судебное расследование — и произвол следователей, отказывающихся принимать во внимание доказательства, представляемые защитой, отныне теряет свою непобедимость. Увы, радость преждевременна. Ещё раз скажу: это шаги в правильном направлении, но никакой революции они не произведут.
Во-первых, следствие обяжут принимать от защиты всё-таки не любые ходатайства, а по-прежнему только те, где «обстоятельства, об установлении которых они ходатайствуют, имеют значение для данного уголовного дела». Ты считаешь, что такого-то надо допросить, а я считаю, что не надо — ничего важного для дела он не скажет. Вот и всё. Во-вторых, и это гораздо важнее, установление и (или) приобщение доказательств к материалам дела и учёт этих доказательств при вынесении приговора — совершенно разные вещи. Судьи как не были, так и не будут обязаны взвешивать каждое утверждение, содержащееся в материалах дела; они «оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств». Так что, господа адвокаты, приобщили ваши материалы к делу — и будет с вас. Вот если бы закон содержал те или иные последствия нарушения процессуальных требований, не позволяющих оставлять без всякого ответа аргументы защиты, тогда обсуждаемые новеллы и впрямь затронули бы самые основы нынешней уголовной практики — но таких последствий, к сожалению, нет, и даже разговоров о них в последние годы не слышно.
Конечно, в законопроекте есть и новации безоговорочные — например, серьёзное усложнение процедуры обыска адвоката, или обязательность присутствия при таком обыске представителя региональной адвокатской палаты, или запрет полного изъятия при обыске адвокатских досье, и это замечательно. Но заметьте: все перечисленные новшества не просто весьма осторожны, но по сути и просто тавтологичны. И до обсуждаемого законопроекта все понимали, что чинить адвокату препятствия в общении с клиентом — либо безосновательным обыском у адвоката изымать материалы дела — либо игнорировать требования защиты о выяснении важных обстоятельств — не только по-человечески очень нехорошо, но и явно противозаконно. Теперь некоторые варианты подобных очевидно «беспредельных» действий ещё раз громко объявляют незаконными. Пользы от таких дополнительных разъяснений, что чёрное черно, едва ли будет много. Можно ли в этой чувствительной сфере действовать хоть чуть резвее, давать через час не по чайной, а хотя бы по десертной ложке улучшений — вот где настоящий вопрос.
Ведь, казалось бы, есть вещи совершенно очевидные. Например, давным-давно обсуждаемый вопрос о полном протоколировании судебных заседаний. Простая же, по нашим временам, вещь: обяжите суды вести интернет-трансляцию всех заседаний. Боитесь трансляции (хотя чего там бояться? у нас по Конституции судопроизводство открытое) — сделайте обязательной официальную видеозапись. Не хотите видео — сделайте хотя бы аудио. Ведь смешно же: в XXI веке единственным свидетельством о ходе судебного заседания остаётся протокол, который и составляют, и подписывают два человека — судья и секретарь. Ни одного серьёзного аргумента против введения видео- или аудиопротокола как не было, так и нет, а его как не вводили, так и не вводят. Про санкции судьям за процедурные нарушения я уж и не говорю. Взамен вот таких — принципиальных — новшеств мы и читаем время от времени новеллы вроде нынешних.
