Влюбленный в античное искусство, Алексей Морозов в своих работах словно бы воссоздает притягательную для него историческую и культурную реальность. Скульптор будто находится и здесь и там, и его воображение — это пространство, в котором античные образы перемещаются в современность. Здесь они сталкиваются с миром новых вещей, у них в руках оказываются мобильные телефоны, они встают на сегвеи, не меняясь при этом ни внешне, ни внутренне. Это вечный сюжет, когда люди из прошлого попадают в будущее и начинают адаптировать его под себя. Но Морозов, скорее, настаивает на том, что Поздняя Античность вновь наступила и на самом деле мы находимся внутри нее, и все, что происходит вокруг, не отзвуки тех времен, а это и есть то самое время. Женщины в хитонах, воинственные мужчины с обнаженными торсами, мифические существа окружают нас не только в выставочном зале, но в повседневности, и делают это время более проявленным.
Еще одна примета Поздней Античности — предощущение апокалипсиса. Мужчины у Морозова не просто перемещаются в пространстве, они пересекают пустыню, подобно героям фильма «Безумный Макс». Они вооружены, их тела мускулисты, они всегда готовы к схватке с первым встречным. Мотошлемы, скрывающие их лица и пририсовывающие им устрашающую пасть, сигнализируют о том, что перед нами пираты с «дорог ярости», рыцари беспощадного образа, всадники, оседлавшие железных коней. Морозов восхищается ими как существами, достигшими совершенства в искусстве выживания. Это одиночки, которые сражаются за себя, но от которых ждешь, что именно они выживут в кромешной тьме и станут прародителями новой цивилизации, прошедшей огонь и воду глобальной катастрофы. Героический мир — это не только последняя и первая фазы в истории человечества. Чтобы однажды попасть в рай, надо сначала научиться жить в аду.
Графические образы Алексея Морозова также объединяют две эпохи, но их можно отнести еще и к области воспоминаний об Аркадии — утраченном рае. Ее обитатели вовсе не воинственны; они оказались в цивилизации машин, но продолжают делать вид, что ничего не случилось. Они так же прекрасны, какими были в прежней жизни. Они еще не успели перейти культурный барьер и адаптироваться к новой реальности. Это только обостряет восприятие той гармонии и красоты, носителями которых они являются. Морозов восхищается совершенством, с каким созданы человеческие тела. На его картинах они сверхъестественно красивы. И, в конце концов, окружающая их механизированная реальность не разрушает красоту, но подчиняется ей. Машины — это звери, которых человек должен укротить и одомашнить. Однако складывающаяся при этом картина мира не дает возможности избавиться от ощущения конечности бытия. Мир движется сквозь время и находится в состоянии непрерывной трансформации.
В художественном пространстве, созданном воображением Алексея Морозова, смешиваются народы, перед тем как кануть в жерло вечности. Человеческие существа, сколь бы ни были они сильны и красивы, ведут подчеркнуто зыбкое существование. В какой-то момент они оказались в промежуточной эпохе — и остались там навсегда. Воспоминания об идеальном мире продолжают вести их по пути без конца. Дорога — это не цель и не средство, это и есть смысл существования. Человек обречен не только добывать хлеб в поте лица своего, но и вечно скитаться. И вот он надевает шлем и отправляется в путь, полный опасностей. Но те, у кого лица еще открыты, излучают незыблемый покой, пребывая в состоянии погруженности во внутренний мир. Это еще один закодированный сигнал: все, что происходит вокруг, — это внешнее. Лучшее место, которое мы можем отыскать на Земле, всегда рядом. Аркадия — внутри нас. Чтобы попасть в нее, достаточно совершить путешествие в собственном уме.
