Самым заметным событием на Российском инвестиционном форуме в Сочи оказалось заявление вице-премьера Голодец, что пора нам отказаться от прямоугольных классов с учительским местом у доски: «Чтобы формировать проектный подход, чтобы выстраивать команду, дети должны сидеть по-другому и работа должна строиться иначе». Если снять учителя с кафедры и расположить в кругу детей, то он уже не ментор, «он помогает ребенку развивать свою индивидуальность и талант, и это абсолютно новое направление в системе образования», — пояснила вице-премьер. Педагогическая и просто общественность пришли от этого заявления в такую ярость, в какую даже Ливанов в бытность свою министром образования вгонял их всего раз или два. В блоги и на форумы хлынули цитаты из крыловского «Квартета» («Как музыке идти? Ведь вы не так сидите»), перемежаемые усталой бранью: нет, ты подумай — так-то всё у них хорошо, только классы не той формы! Я прекрасно понимаю бранящихся. На фоне явно бедственного состояния школы подобные речи звучат как ленивый уход от ответственности: вы там держитесь, а мы тут подумаем-подумаем, да и начнём помаленьку классы перепланировать… Но я понимаю и г-жу Голодец — никого она не хотела огорчать. Она просто повторила часть мантр, которыми много лет забивали эфир реформаторы нашего образования. Беда лишь в том, что ход событий уже поставил всю совокупность этих мантр под серьёзное сомнение.
Подчеркну: я говорю о массовом образовании. Применительно к элитарным школам или к отдельным необычайно одарённым и мотивированным детям большая часть мейнстрима последних десятилетий (и про педагогику сотрудничества, и про образование без принуждения, и про развитие индивидуальности как важнейшую цель процесса и прочее) может звучать вполне осмысленно. Да и не так уж он нов для таких «особых зон» образования — Жуковский, хоть и не слыхивал отродясь про педагогику сотрудничества, при обучении цесаревича действовал, думаю, в её рамках. Но для массовой, тем паче всеобщей школы из этого мейнстрима вытекает очень мало полезного. Конечно же, и в массовой школе есть место и индивидуальным, и групповым, и проектным формам работы, но место это никак не определяющее. Классно-урочная система — физическим воплощением которой и служит охаянная г-жой Голодец прямоугольная классная комната с учительским местом у доски — потому и захватила безраздельно весь глобус и держится без особых изменений полтысячи лет, что не имеет себе равных по экономичности или, если угодно, по критерию «цена–качество». Уход от неё возможен, но заведомо не бесплатен. Если уходить, стараясь сохранять примерно тот же объём знаний у выпускников, то придётся резко увеличивать затраты. Если же уходить, не наращивая затрат, — придётся мириться с резким снижением объёма знаний. При этом сам смысл школы заметно меняется.
Наши реформаторы имели в виду второй путь. Не зря же они протолкнули новые стандарты общего образования, из которых непонятно, должен ли выпускник отечественной школы знать имена русских царей и (или) закон Ома. А раз непонятно — значит, не моги с него спрашивать. Характерно, что большинство каляканий об «инновациях в образовании» идёт у нас под непрерывный гул напоминаний, что «в интернете всё есть». Люди с дипломами докторов педнаук совершенно серьёзно пишут об Идеале: дети собираются в мини-группе, учитель даёт каждому особое задание, они ищут информацию в интернете… Ну-ну. Доктора наук не знакомы даже с древнейшей геометрической метафорой: преодоление незнания происходит по окружности, очерчивающей круг знания. Тот, кто практически ничего не знает, ещё и не «не знает» ничего — в том смысле, что почти ничего не может по-настоящему узнать! Роль школы в том и состоит, чтобы дать систему базовых знаний, опираясь на которые можно не нахватываться, а узнавать — в том же интернете. Как эту систему дать? Ладно, не в прямоугольных классах; хоть в мини-группах, хоть в наногруппах — как?
Тут уместно напомнить, что система методической поддержки учителя в России развалена едва ли не дочиста. Учителей, способных в методическом отношении обходиться своими силами, никогда не бывало много; при наблюдаемом положении дел в педагогическом образовании нетрудно предречь, что их будет с каждым годом всё меньше. Типичные учителя будут уметь ровно две вещи: заполнять бесчисленные отчётные бумажки — и отправлять учеников к репетиторам. Теперь методически нищему учительскому корпусу осталось только приказать перейти на инновационные рельсы — и сразу настанет счастье. И ведь обратите внимание: за все те годы, минимум лет двадцать, что шёл реформаторский галдёж об инновациях в образовании, компетентностном подходе и прочих прелестях, до инструментального уровня (делай раз, делай два!) так практически ничего из этих разговоров и не доведено. Учительский корпус, владеющий адекватными методами работы в обещанных г-жой Голодец круглых и квадратных классах, — откуда будем импортировать?
Ведь неоткуда. Разговоры о том, что «вот это всё» — недиктаторская педагогика, обучение без принуждения и прочее — идёт в буйный рост во множестве стран, слушать надо очень осторожно. Во всех известных мне случаях подобные перемены сопровождают второй путь ухода от традиционной школы — снижение требований к объёму обязательных для усвоения знаний, порой весьма радикальное снижение. Да, там ученики рассаживаются на полу и не считают мнение учителя более важным, чем своё собственное, но они и узнают в этой школе весьма немногое, и сама эта школа оказывается не более чем местом передержки тинейджеров — чтобы не слонялись где попало. Я соглашусь, так не везде. Указывают, например, на успехи массовой школы в Финляндии. Что ж, успехи там налицо, хотя педагогических инноваций а-ля наши реформаторы там, говорят, не так уж и много. Зато, во-первых, там учителю платят столько, что на учительское место трудно пробиться, — и, во-вторых, перед массовой школой государство чётко поставило задачу: не подготовка интеллектуалов, а подтягивание среднего уровня.
И то и другое значительно труднее, чем делать громкие заявления, за которыми пустота. Но, как видим, и гораздо полезнее.
