О пенсиях и несправедливости

Александр Привалов
13 марта 2017, 00:00

Профессор В. А. Мау полагает, что через какое-то время в России пенсию будут платить далеко не всем: «Можно сделать пенсию целевой и прямо сказать, что это возрастное пособие по бедности и инвалидности». Таким образом, пенсия «приобретёт адресный характер». Профессор «почти уверен», что лет через двадцать «мы к этому придём». «Разве это правильный путь?» — робко спрашивает видного учёного журналист. И получает чудесный ответ: «Я не знаю ни одного человека среднего возраста, не говоря уже о молодежи, который в своей жизненной стратегии рассчитывает жить только (или преимущественно) на государственную пенсию». Будь г-н Мау просто профессором, старшим сержантом в армии либеральных экономистов, оно бы и ладно — оставалось бы только поздравить В. А. с процветанием (и/или легкомыслием) его знакомых. Но г-н Мау в этой армии — преизрядный генерал. Он глава одного из двух центров интеллектуальной подпитки правительства, Российской академии народного хозяйства и госслужбы; он член президиума экономического совета при президенте, а также массы правительственных комиссий; он соруководитель разработки ключевых стратегических документов правительства — и прочая, и прочая, и прочая. Поэтому в его устах такие речи поневоле множат у публики сомнения, адекватно ли правительство воспринимает реальность.

Я, как и профессор Мау, живу в Москве, а не в глубинке депрессивного региона и общаюсь с не самыми бедствующими согражданами, однако легко нахожу среди них людей среднего возраста, для которых госпенсия очень существенна — и в будущем, и сейчас, поскольку пенсия их родителей важна для семьи. Но не в личных впечатлениях дело. Пенсию в России сейчас получает почти каждый третий; если же учесть и семьи, где пенсии старших членов необходимы для выживания, то как минимум пол-России живёт на пенсии — и ни в каких снах не видит, что в будущем станет жить как-то иначе. Откуда профессор взял, что за двадцать лет ситуация принципиально изменится? И, главное, на что она изменится? Г-н Мау говорит: «Есть несколько механизмов обеспечения жизни в старости: государственная пенсия, частные пенсионные сбережения, вложения в недвижимость, вложения в семью, которая тебя не оставит. Каждая стратегия по отдельности является рискованной, но совокупность комбинаций даёт определённый эффект». Словечко определённый заменяет честное признание, что рецепта, дающего надёжный результат, просто нет, — ладно. Но даже и для «определённого» эффекта нужно, по словам Мау, вкладываться в разные «комбинации», включая НПФ и недвижимость. Вкладываться серьёзно, не по алтыну в месяц — да в недвижимость по алтыну и не вложишься. Многим ли это доступно? В медиа принято говорить о среднем уровне денежных доходов населения в РФ — тридцать с чем-то тысяч рублей в месяц. Но медианный доход в 2015 году составлял двадцать три тысячи, то есть половина всех граждан получала меньше 23 тысяч в месяц. Модальный доход (чаще всех прочих величин встречавшийся уровень дохода) составлял двенадцать с чем-то тысяч — только в полтора раза больше гарантированной минимальной пенсии в среднем по стране. На фоне таких достатков разговоры о совокупности личных стратегий для обеспечения старости большей части россиян приобретают особенные блеск и глубину. Ещё раз: будь автор этих разговоров просто профессор, и Христос бы с ним: у нас свобода слова. Но он разрабатывает и обосновывает стратегию правительства.

И, по-видимому, находит в нём надёжных единомышленников. Вот только что сообщили: в МЭРе обсуждают дифференциацию ставки НДФЛ в зависимости от взносов в систему индивидуального пенсионного капитала (ИПК). Замысел, в изложении «Ведомостей», таков. Те, кто откладывать деньги на пенсию не захочет, будут платить 15% НДФЛ, а те, кто будет направлять на накопления 10% зарплаты, и НДФЛ будут платить по ставке 10%. 13-процентная ставка сохранится у тех, кто откладывает на пенсию 4% зарплаты. По словам источника газеты, «идея нравится» первому вице-премьеру Шувалову. Правда, пока мало кому ещё она нравится. Эксперты тут же указали, что нельзя ни побудить, ни даже заставить человека нести в ИПК деньги, которых у него нет. Пока что люди сберегают всё меньше: доля доходов, направленных на сбережения, в 2016 году снизилась почти на четверть по сравнению с предыдущим годом. Откладывать на пенсию могут — хотя бы теоретически — люди с доходом от 50 тысяч рублей в месяц, а таких, как мы только что вспомнили, меньшинство. Так что обсуждаемая затея оказывается пока ничем иным, как регрессивным налогообложением: чем выше доход, тем ниже ставка. Для большинства же граждан — в том числе для абсолютного большинства граждан с невысокими доходами — результатом станет просто повышение ставки НДФЛ.

О том, какой образ действий справедлив, почти всегда возникают споры, зато несправедливость бывает настолько очевидной, что и спорить по её поводу невозможно. Процитированные здесь идеи несправедливы именно так — до невозможности открытого спора. И это, к сожалению, вполне ожидаемо: то, что делается, и особенно то, чего не делается с налогообложением личных доходов, несправедливо сейчас сплошь. Несправедливо, что НДФЛ, превосходно взимаемый с доходов наёмных работников, несопоставимо хуже взимается с доходов от предпринимательской деятельности, от собственности и т. п. В результате реальная эффективная ставка налогообложения доходов граждан составляет у нас не тринадцать, а семь процентов; но люди, живущие на зарплату, платят тринадцать, то есть гораздо больше, чем платят богатые (см. «Цена справедливости», № 9). Правительство последовательно и жёстко отказывается от любых предложений по увеличению сумм, взимаемых с действительно высоких доходов, и это особенно несправедливо на фоне тех предложений, которые оно не только соглашается обсуждать, но и само выдвигает — о повышении единой ставки НДФЛ. При нынешнем уровне доходов большинства населения это было бы категорически несправедливо. Задорные предложения дополнительно поднять ставку для лиц, получающих больше ста (двухсот) тысяч в месяц, — при наличии в России как минимум сотни тысяч всерьёз богатых людей — немногим лучше.