Между Брюсселем и эрдогановской Анкарой никогда не было особо теплых отношений, как и взаимопонимания по вопросам европейской или ближневосточной политики. Однако ситуация, когда европейские страны не пускают на свою территорию турецких министров, а тех, кто проникает, задерживают и депортируют как нарушителей границы, случилась впервые.
Безусловно, обе стороны несут свою долю ответственности — они пытались использовать конфликт для решения своих внутриполитических проблем (турки — для подъема патриотизма накануне важнейшего для Реджепа Эрдогана референдума, а ЕС — для придания властям имиджа «защитников свобод и народов» перед серией важнейших для Евросоюза выборов). Однако при всем при этом нынешний конфликт имеет системный, в какой-то степени даже ценностный характер.
Он связан с принципиальным отказом ЕС принимать итоги, пусть и промежуточные, почти вековой эволюции Турции в европейскую страну, считать турок «своими», а не варварами. Ну и, естественно, с последующим отказом эрдогановской Турции от европейского курса в пользу превращения страны в то, чем она была до евромодернизатора Ататюрка: исламизированным лидером Ближнего Востока. А самого Эрдогана — в нового турецкого султана. И поскольку это превращение будет чревато рядом внутренних и внешнеполитических проблем, конфликтность между ЕС и Турцией будет не просто увеличиваться, но и переходить в неуправляемую стадию. Собственно, уже переходит.
В защиту турецкой демократии
Сейчас важнейшая для Эрдогана цель — победа на конституционном референдуме, который состоится меньше чем через месяц, 16 апреля. По сути, для президента это дело всей его прошлой жизни и будущей карьеры. Изменение конституции предполагает отмену поста премьер-министра, запрет бывшим военным (хранителям республиканских традиций Ататюрка) участвовать в выборах, переход судебной власти под контроль правительства и т. п. По сути речь идет о превращении Турции в султанат с де-факто пожизненным нахождением Эрдогана у власти.
Возможно, турецкое население согласилось бы на Эрдогана-султана (нынешний глава государства все-таки пользуется большой популярностью, и для своей страны он на первом этапе правления действительно сделал много), однако люди понимают, что султанскими полномочиями будет наделен и преемник Эрдогана, а также преемник преемника. Многие турки привыкли к республиканской форме правления и к принципу разделения властей, поэтому опросы показывают, что турецкий электорат разделился примерно поровну. И это несмотря на идущие еще афтершоки после прошлогодней попытки переворота, массовых посадок Эрдоганом лидеров оппозиции, а также практически тотального государственного (а точнее, эрдогановского) контроля за прессой и судебной системой.
Именно поэтому президенту так важно заручиться голосами миллионов граждан страны, проживающих за пределами Турции, и он делегировал в страны ЕС своих министров. Чиновники должны были выступить перед тамошними турками и убедить их окончательно похоронить республиканское наследие Ататюрка. Однако на защиту турецкой демократии встала Европа.
Чисто теоретически страны ЕС позволяют иностранным лидерам выступать на своей земле перед иностранными же общинами. «Например, в Великобритании проживает более 900 тысяч поляков, и польские политики посещают основные города Великобритании в рамках предвыборных туров», — поясняет доцент НИУ ВШЭ Дмитрий Офицеров-Бельский. Однако в отношении турок было сделано исключение. Первую скрипку сыграла Германия, лидер ЕС. Берлин официально запретил выступать в заранее арендованных помещениях с проповедями министру юстиции Турции Бекиру Боздагу, министру экономики Нихату Зайбекчи, а также главе МИД Мевлюту Чавушоглу.
Турки осудили немцев, пригрозили им санкциями и карами небесными в расчете на то, что в остальной Европе испугаются, однако прошли те позорные времена, когда весь ЕС убеждал и принуждал Швейцарию извиниться за арест сына Муаммара Каддафи, избившего прислугу. Сейчас почти вся Европа поддержала немцев. Слабину дал только президент Пятой республики Франсуа Олланд, разрешивший выступление турецких министров и подвергшийся за это критике со стороны всех мейнстримных кандидатов в президенты — от либерального Эммануэля Макрона (он раскритиковал хозяина Елисейского дворца за нарушение принципов европейской солидарности) до радикальной Марин Ле Пен с ее антииммигрантскими лозунгами.
Дальше всех же зашли Нидерланды. Власти республики не просто запретили министру иностранных дел Турции выступать — они даже отказались принять его самолет. А потом задержали и экстрадировали госпожу Фатму Бетюль Сайян Кайя, приехавшую подменить коллегу по турецкому кабмину.
Во имя выборов
Действия Евросоюза, безусловно, носят демонстративно туркофобский характер. А сама туркофобия стала не только элементом европейско-турецких отношений, но и частью внутренней политики в странах — членах ЕС.
Ни для кого не секрет, что между Турцией и Евросоюзом существует давний и серьезный конфликт, причина которого — нежелание Брюсселя принимать Анкару в ЕС (и тем самым признавать европейский характер турецкого государства). Причем если раньше Европа делала вид, что в принципе готова взять Турцию, то сейчас, на фоне радикализации турецкой внешней и внутренней политики, европейцам даже лень играть свою роль. «В ЕС, страны которой по Лиссабонскому договору обязаны проводить ценностно-ориентированную политику, началась выраженная антитурецкая кампания. Брюссель раздражен жесткими действиями Эрдогана после прошлогодней неудачной попытки переворота, раздражен демонстративными нарушениями прав человека в стране», — говорит программный директор Валдайского клуба Олег Барабанов. Сейчас либеральные европейцы рассматривают Эрдогана как «непредсказуемого и жестокого правителя, который уволил 100 тысяч гражданских служащих и посадил 40 тысяч турок после провалившегося путча и сейчас ведет страну к диктатуре», — пишет известный американский журналист Патрик Бьюкенен. Опираясь на эти репрессии, Европарламент вообще приостановил переговорный процесс о вступлении Турции в ЕС.
Помимо межцивилизационных противоречий европейские политики руководствуются и электоральными интересами: за счет туркофобии (являющейся составной частью общей исламофобии в ЕС) они зарабатывают политические очки. Взять, к примеру, те же Нидерланды. Когда госпожа министр приехала на голландскую землю вопреки всем запретам, премьер-министр Марк Рютте проявил принципиальность и во многом за счет нее выиграл состоявшиеся через несколько дней парламентские выборы. Насильственной депортацией турецкого министра Рютте заработал висты у избирателей с различных полюсов политического спектра. Либералам понравилась жесткая позиция главы государства в отношении «турецкого диктатора», а националисты оценили меры по защите общества от турецкой пропаганды. В Европе помнят выступление Эрдогана на стадионе в Дюссельдорфе, когда тот призвал немецких турок «не ассимилироваться» с немцами, и не хотят повторений подобного.
Сейчас, после выборов, Марк Рютте занял более примирительную позицию. Он уверяет, что «никогда не пойдет на переговоры под турецкими угрозами», однако все же предлагает турецкому руководству нормализовать отношения. Но тут есть две проблемы. Во-первых, объективный характер турецко-европейских противоречий никуда не делся, поэтому на поверхность регулярно выплывают новые конфликты. Так, Европейский суд официально разрешил компаниям запрещать сотрудникам носить видимые религиозные отличительные знаки на рабочих местах. То есть теперь директора могут запрещать сотрудницам носить хиджабы (собственно, из-за чего суд и рассматривал эту ситуацию), и это не будет признано дискриминацией. В ответ Анкара уже заявила о готовности вмешаться в ситуацию путем оказания европейцам с турецкими паспортами, ставшим жертвой этого «крестового похода», всей необходимой юридической помощи.
Султан назначил врагов
Вторая, гораздо более существенная проблема — в завершении конфликта не заинтересована сама Турция. Благодаря ему Эрдоган может аккумулировать поддержку для референдума куда эффективнее, чем через публичные спичи своих министров.
Например, за счет яростной критики европейских лидеров. Как обычно, Эрдоган бьет по площадям, не стесняясь в выражениях. Президент называет европейских политиков нацистами, а также публично обвиняет их в пособничестве убийству восьми тысяч мусульман в Сребренице в 1995 году (вину за это событие Международный трибунал по бывшей Югославии возложил на армию Республики Сербской и ее командующего Ратко Младича). Не обошлось и без обвинений в зависти и террористической деятельности. «Кое-какие страны ЕС — давайте все же не мешать всех в одну кучу — не может, к сожалению, смириться с ростом влияния Турции, — говорит Эрдоган. — К сожалению, на первом месте оказалась Германия, поддерживающая терроризм».
Кроме того, он публично ставит под вопрос дальнейшее использование странами Запада базы в Инджирлике, а также угрожает Европе новым наплывом мигрантов. Анкара утверждает, что Евросоюз не выполнил свои обязательства по миграционной сделке, то есть не предоставил Турции экономическую помощь на содержание беженцев и безвизовый режим для краткосрочных поездок турецких граждан в виде благодарности. Формально турки правы, де-факто же ЕС попросту не выполняет сделку, которую ему навязали посредством шантажа. Хотя и полностью отказаться от нее не может. Да, благодаря усилиям Брюсселя и отдельных стран, например Венгрии (построившей забор из колючей проволоки на границе с Сербией и Хорватией и собирающейся протянуть его вдоль границы с Румынией), а также Македонии, Хорватии и Словении (практически запретивших транзит беженцев через свою территорию) балканский маршрут перестал быть автобаном в Германию. Однако опасность все равно присутствует: в случае открытия турецких границ пусть не десятки тысяч, но все-таки сотни и тысячи беженцев проникнут в ЕС, создав тем самым серьезные электоральные проблемы Ангеле Меркель.
Однако основная цель Эрдогана не шантаж Меркель, а создание образа внешнего врага. «Эрдоган нуждается в сенсационных, прорывных моментах, где он был бы защитником Турции и турок и были бы внешние враги, мешающие консолидации великого турецкого общества под властью Великого Кормчего», — говорит доцент Дипломатической академии, директор Центра востоковедных исследований Владимир Аватков. Причем особенно важно, чтобы этим врагом были европейцы. По словам Владимира Аваткова, Эрдогану важно максимально дискредитировать европейские ценности и тем самым снизить стремление Турции в ЕС (ведь тезис, что султанат в Евросоюз однозначно не примут, является одним из аргументов противников референдума). По сути, Эрдоган сам заканчивает с ЕС конфликт вокруг вступления страны в Евросоюз, принося в жертву это многолетнее стремление турецкой элиты ради превращения страны в султанат.
Заиграется ведь
Очевидно, что принесение Европы в жертву султанату будет означать резкое обострение турецко-европейского конфликта. Рвать экономические связи государства, конечно, не будут (по данным Института Ближнего Востока, на Нидерланды приходится до 17% всех иностранных инвестиций в Турцию, и турецкий кабмин уже заявил, что на бизнесменах отыгрываться не будет), однако о каком-то стратегическом сотрудничестве между Брюсселем и Анкарой можно забыть. И на первый взгляд Москва может открывать шампанское — в России давно мечтали оторвать Турцию от ЕС, выстроить с ней особые отношения и (учитывая, что Россия останется единственным дружественным соседом Анкары) привязать Турцию к своей орбите. Однако не все так однозначно.
Во-первых, ни о какой привязке Анкары речи быть не может — президент Эрдоган уже показал, что ради внутриполитической повестки дня он готов идти на конфликт с любым государством, даже со столь важной для него Москвой. Например, пытаясь получить голоса турецких националистов Анкара приняла решение приостановить паромное сообщение с портами Крыма, где, как известно из украинской и турецкой националистической прессы, злобная ФСБ занимается систематическим угнетением крымскотатарского населения полуострова. Нет никаких гарантий, что султан Эрдоган изменит свою позицию, особенно учитывая, что: а) националисты ему крайне необходимы для дальнейшего укрепления султаната и б) интересы националистов не ограничиваются поддержкой тюркских братьев в Крыму, а распространяются еще и на Карабах, а также на ряд российских регионов. «Понятно, что Турция — влиятельный лидер в регионе. Но сможет ли она сдержать амбиции, не подтвержденные ресурсами? Расширения на Кавказ, Средней Азии, Ближнего Востока. Высока вероятность что у турецкого руководства может закружиться голова», — считает Владимир Аватков.
Во-вторых, из-за конфликта между Брюсселем и Анкарой под вопросом окажутся не только турецко-европейские, но и турецко-европейско-российские проекты. Например, «Южный поток». Если отношения между ЕС и новой Османской империей достигнут дна, то вряд ли Евросоюз захочет получать враждебную Турцию в качестве страны-транзитера еще и российского газа (помимо азербайджанского и в перспективе иранского). Не исключено, что ЕС просто заблокирует этот проект — и будет со своей стороны совершенно прав.
К счастью, тут Москва может выловить своего карася. Намеренный отказ ЕС от транзитера российского газа в лице Турции и очевидный отказ от Украины в той же роли (с каждым месяцем взгляд Европы на будущее этого несостоявшегося государства становится все более состоятельным и осмысленным) поставит перед Брюсселем перед выбором: либо расширять поставки российского газа через северные маршруты (и тем самым еще больше усиливать Германию), либо развернуться наконец на 180 градусов в вопросе строительства «Южного потока». Вопреки заявлениям российских официальных лиц о смерти проекта, некоторые аналитики уверяют, что его еще можно реанимировать. В конце концов, Москве тоже не интересно приносить свой европейский газовый бизнес в жертву султанату.
