Искусство

Живопись после Освенцима

Вячеслав Суриков
редактор отдела культура «Монокль»
20 марта 2017, 00:00

В Пушкинском музее проходит выставка «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968 годов», представляющая один из самых ярких периодов в истории европейской живописи

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТРЕТЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ
Александр Дейнека. Эскиз мозаики «Мирные стройки». 1959–1960

На выставке в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина мы можем наблюдать метаморфозы, которые претерпело сознание европейцев в послевоенный период, когда они осознали весь ужас произошедшего с ними. Образы, возникшие в подсознании художников и вылившиеся в формы, названные затем нефигуративным искусством, искусствоведы расшифровывают с помощью слова «травма». Это главное блюдо на выставке «Лицом к будущему». Все остальные образы вполне узнаваемы. И даже наиболее радикальный отход от привычных форм в искусстве, представленный в разделе «Обнуление» искусства», не так шокирует. Мы видим, какой ужас испытали европейские художники от того, что с ними произошло. Они словно подхватывают «Крик», прозвучавший в воображении Эдварда Мунка, и не могут остановиться. И если живописные полотна мы еще можем воспринимать отстраненно — холодным взглядом людей из другого исторического периода, то пленка с венскими акционистами, которую прокручивают в разделе выставки «После войны», заставит содрогнуться кого угодно. Мы наблюдаем, как люди, находясь почти в состоянии безумия, художественными средствами демонстрируют крайнюю степень насилия над своим телом. Акт искусства превращается в акт общественной психотерапии, когда художник говорит про себя: «Мы не врачи, мы — боль». Но чем громче становится этот крик, тем сильнее опустошение, наступающее после. Искусство идет путем самоуничтожения и распадается на молекулы. Художники, чтобы спрятаться от ужаса мира, начинают его представлять как сочетание атомов, тем самым предвещая эстетику цифрового дизайна. Этот путь оказался тупиковым, он не оставил ничего, кроме возможности бесконечно интерпретировать то, что уже когда-то было сделано. Мы видим, как шаг за шагом происходит этот глобальный слом, как художники отказываются от того, чтобы воспроизводить реальность, и пытаются разглядеть скрытый в ней разрушительный механизм, заставляющий людей совершать поступки, выходящие за пределы рационального понимания действительности. Европейские художники пятидесятых словно отправляются на край безумия, чтобы понять его истоки. И не находят ничего, кроме пустоты. Вот только обратно вернуться уже нельзя. После 1968 года изобразительное искусство, отпустившее на волю силы саморазрушения, вернулось к тому, с чего начиналось: в свое историческое детство — изображение банальных образов и предметов, которые мы видим в разделе выставки «Новый реализм». Картины Энди Уорхола — это почти наскальная живопись. Она хороша тем, что изображает узнаваемые предметы и не таит в себе никаких скрытых смыслов. Ее уравновешивают картины, представленные в зале «Холодная война. Абстракция». Они предельно непонятны, не таят в себе никакого смысла и могут быть истолкованы в зависимости от контекста, в котором окажутся. Чтобы его задать, достаточно подписи художника. И если на синем глобусе написано «Синий глобус», этому можно верить.