Злоключения Европейского университета в Санкт-Петербурге обсуждаются весьма широко. Публику, почти единодушно сочувствующую затюканному вузу, более всего занимает вопрос: да что к нему так привязались-то? Нет, популярные версии о лакомой недвижимости, которую кому-то хочется отнять, или о каких-то направлениях работ, которыми ЕУ досаждает власти, очень даже имеют право на существование: подобные примеры хорошо известны. Но за ЕУ публично вступался сам Путин. Чтобы после выступления главы государства объект его защиты продолжали плющить с прежней силой, думает публика, нужны более веские причины, чем притягательность даже очень красивого и дорогого дома в трёх минутах от Летнего сада. Не могу поручиться, что таких тайных причин нет, но ручаюсь, что в них нет большой надобности. В той системе управления, что выстроили за последние пятнадцать лет наши реформаторы образования, учебное заведение вроде ЕУ выжить не может в принципе; рано или поздно не по одному, так по другому поводу оно всё равно закатится в гильотину Рособрнадзора — и привет.
И все-то учебные заведения России в этой системе управления выживают с трудом, но ЕУ в ней просто обречён. Это маленький университет — в нём всего две с небольшим сотни студентов. Соответственно, и штат невелик. Поэтому злосчастный вуз физически не в состоянии день за днём выдавать образовательному начальству те мегатонны сложносочинённой писанины, которых начальство требует. Вы только взгляните на цифры. В прошлом июле ЕУ проверял Рособрнадзор и накопал 120 нарушений. 22 августа ЕУ отправил отчёт об исправлении нарушений — 1,8 тысячи листов документации. На следующий же день, 23 августа, Роскомнадзор начал ещё одну проверку, в рамках которой ЕУ был вынужден представить ещё 8,5 тысячи листов. Итак, все каникулы и всё начало учебного года ЕУ занимался исключительно производством макулатуры, но не помогло: ведомство решило, что устранена только часть нарушений, — и приступило к отбору лицензии. На нынешней неделе наконец отобрало.
Я так уверенно называю всю эту писанину макулатурой, потому что абсолютное большинство «нарушений», о которых идёт речь, лишены какого-либо содержания и имеют смысл только в глазах самих чиновников. Возьмём для примера то нарушение, которым ЕУ били уже в судах, — оно, вероятно, кажется чиновникам самым тяжким. Итак, на одном из факультетов неправильная доля «преподавателей-практиков», то есть, говоря по-русски, людей, совмещающих преподавание с той самой деятельностью, которой учат студентов. Свежий человек изумится: господа, вам-то какое дело, сколько в ЕУ совместителей? Университет негосударственный, студенты им довольны, да и сами вы им довольны — он у вас в каких-то рейтингах на первых местах. Так, может, он сам разберётся, кого и сколько ему нанимать? Нет, говорит Рособрнадзор, не разберётся. У этого именно требования есть подоплёка: вузы государственные побуждали изживать совместителей ради формального выполнения майских указов 2012 года: выгонишь совместителей, численность будет меньше, а средняя зарплата больше… Это и там было вредной дурью: вообразите, как такая тенденция сказалась, например, на качестве подготовки врачей; но в вузе частном это дурь сугубая. Большие вузы, где в штате имеются люди, специально обученные лепить отчёты, умеют, наряду со всей прочей цифирью, и «долю практиков» подать как надо: аудиторные часы сюда, часы на подготовку курсов — туда, часы на проверку работ — ещё куда-то. А в маленьком ЕУ таких людей нету. А отчётность со слонов и с колибри требуют строго одинаковую, и судят о ней строго одинаково. Иначе — как же?
Иначе они и вправду не могут: чтобы допустить, что колибри вправе летать без бивней, пришлось бы хоть чуточку замечать содержательные вопросы, а это — табу. Наши реформаторы выстроили систему, ничем, кроме формальностей, не интересующуюся принципиально. Нет в старинном двухэтажном здании спортзала на современный манер — сдай к чёртовой матери лицензию. Не подтверждена указанным мной, чиновником, способом квалификация преподающего в ЕУ академика Пиотровского — тоже сдай. Эта система абсолютно довольна собой, нисколько не расположена к переменам и оснащена глубоко эшелонированной обороной. Во всяком случае, попытки что-то изменить в ней, предпринимаемые нынешним министром образования, она парирует без особого труда.
По современной моде, тут следовало бы написать: «на условиях анонимности пятеро видных федеральных и региональных чиновников рассказали “Эксперту”, с каким дружным сопротивлением встречается министр Васильева и в правительстве, и в собственных структурах, в какие аппаратные ловушки её заводят и т. п.», – но можно, я полагаю, и просто рассказать историю. Вскоре после вступления в должность г-жа Васильева включилась в очевидно необходимое дело и сократила обязательную для учителя отчётность до трёх форм. Об этом она не раз говорила и публично. В одном из последних интервью, например, сказано: «Обязательными остались только три формы: программа твоя, без которой никуда, электронный журнал и электронный дневник. Больше ничего. Все инструкции, все рекомендации были даны, и руководство школы не имеет права заставлять учителя делать больше». Это чистая правда: все инструкции даны, да неоднократно; сверх этих трёх можно просить (не требовать) лишь очень немногие бумажки, и то за дополнительную оплату. Вчера я расспросил близко знакомых мне педагогов, свободнее ли им дышится, — и вот что узнал. Сверх этих трёх пунктов везде требуют технологические карты на каждый урок и везде для подтверждения т. н. эффективного контракта учителя пишут, что они провели за неделю и за месяц, — иначе не получишь «стимулирующей надбавки», будешь сидеть на мизерной голой ставке. В иных школах требуют и ещё гораздо больше. Это очень понятно: устроенная реформаторами система не допустит, чтобы ненужных бумажек и бессодержательных контролируемых параметров стало меньше. Ничего другого, кроме как истребовать эти бумажки и карать за настоящие или мнимые в них огрехи, система не умеет; сократи их — и она утратит единственный смысл своего существования.
Хотелось бы ошибиться, но пока как-то не похоже, что система отступит.
