Сосредоточенно влетаем в метро. Первым делом оцениваем уровень безопасности у турникетов. Патруль — хорошо, рамки металлоискателей — обязательно, собаки — «плюс пять» к защите. Если просят пройти и просканировать вещи, соглашаемся с подчеркнутой вежливостью и благодарностью. Потом вагон. Дарим цепкие изучающие взгляды попутчикам, получаем в ответ такие же. Всматриваемся не только с подозрением, но и с надеждой, ведь эти же люди потом могут спасти вам жизнь. Выбираем место, желательно с края вагона. Двери закрываются, мы вспоминаем разорванные изнутри створки в Питере, и накатывает первая волна страха, усиливающаяся с каждой остановкой по мере приближения к центру города. Каждый новый подозрительный пассажир дает повод задуматься: а не пора ли перейти в другой вагон? И наконец облегчение после завершенной поездки.
Сценарий, знакомый многим горожанам. Богатая история терактов в России не притупляет липкое чувство страха в первые дни после новой трагедии. Оно скоро схлынет, оставив некое самоуспокоение: «Я был сосредоточен и внимателен, я, лично я, выиграл этот раунд битвы с терроризмом». Ощущение ложное от и до. От терроризма нет абсолютной защиты. Системы безопасности и работа спецслужб лишь снижают шансы на встречу со смертью. Европейцы об этом знают уже больше нашего. Все последние теракты в Старом Свете происходили на поверхности, вне всякой логики и без технических возможностей для их предотвращения: грузовик въезжает в толпу, человек кидается с ножом на пассажиров в электричке или бросается на патруль. Даже заранее известная информация о запланированном теракте (а похоже, в Петербурге готовились к чему-то плохому еще за день до взрыва) не панацея. Слишком много людей, слишком много угроз. Специалисты-психологи могут заранее распознать смертника в толпе, но их мало, очень мало. Их не поставишь на каждую станцию метро и не посадишь в каждый автобус. Попытка самому сыграть в психолога — обычно выстрел в молоко, поскольку эксплуатирует типовые мифы и взращивает ксенофобные ростки, которые в спокойной обстановке мы давим в себе представлениями о политкорректности. История с Ильясом Никитиным, первым «общественным» подозреваемым в подрыве питерского метро, — яркое тому доказательство. Строгая борода, тюбетейка, черная одежда прямого покроя — ну, вне всяких сомнений ваххабит. В то же время через турникеты прошел типичный хипстер в обычной куртке, синей вязаной шапочке и очках, с российским паспортом в кармане. Выходец из Киргизии 22-летний Акбаржон Джалилов, смертник, убивший 14 человек и ранивший десятки. Умирая, он надеялся, что еще одна бомба в сумке сработает на другой станции метро.
А у русского десантника Ильяса (Андрея) Никитина, воевавшего в Чечне, а затем принявшего ислам и отказавшегося от оружия, теперь проблемы. Он лишился работы, он него отворачиваются люди, он не смог вернуться домой — пассажиры самолета отказались пускать его на борт. Их вряд ли можно осуждать. Тем более что спустя несколько дней общество проснулось: появилась петиция с призывом вернуть Никитина на работу. Минобороны, по слухам, готово предложить ему должность, не связанную с боевыми действиями. Но пример показателен, особенно для тех, кто винит государство в бездействии, спецслужбы — в халатности, руководство транспорта — в воровстве. Надеть пояс смертника может кто угодно — и кавказец, и азиат, и молодой человек, и старик, и женщина, и мужчина. А может не взорвать, а бросить во двор школы бомбу, замаскированную под фонарик. Вы правда верите, что какие-то совершенные технологии уберегут вас и вашу семью от слепой, саморазрушающей ярости, от мечты о загробных гуриях?
Нет, предъявлять претензии органам можно и нужно. Террористы не случайно бьют по российским регионам — системы защиты на местах значительно уступают столичной, силовики более расслаблены и менее подготовлены. Не хватает денег на усиление технических мер контроля. Но мы не можем в одночасье стать вечно готовым к террору Израилем. Во-первых, из-за масштаба страны; во-вторых, из-за неготовности нашего общества жить на постоянном осадном положении, даже несмотря на четвертьвековую историю нашей войны с терроризмом. Российская помощь Сирии — лишь последний этап этой войны, одна из активных ее фаз. Как бы ни хотелось отдельным комментаторам поменять местами причину и следствие, мы лишь пытаемся ликвидировать череду геополитических ошибок, совершенных не нами, но в том числе на нашей территории. Повторение истины никогда не станет банальным: мы на войне, сограждане. А войны без жертв не бывает.
Против новых привычек
В сирийском конфликте Россия участвует полтора года. Три года идет война уже на наших границах — в многострадальном Донбассе. За это время террористическая угроза, можно сказать, обходила нас стороной (взрыв пассажирского лайнера в октябре 2015-го был делом рук египетских боевиков ИГ, организации, запрещенной в России). А можно (и нужно) сказать: российские спецслужбы сработали здорово. В Национальном антитеррористическом комитете привели свежую статистику за 2016 год: предотвращено более 40 терактов, уничтожено порядка 140 боевиков, 900 членов террористических организаций и их пособников задержаны. То есть четыре десятка трагедий, подобных питерскому взрыву, уже планировались, но не состоялись, а еще многие десятки смертельных планов только вызревали в больных умах террористов. Учитывая, что за последние два года исламисты различных группировок несколько раз объявляли войну России, мы однозначно можем говорить о высокой степени эффективности работы силовых ведомств страны.
Еще на старте операции в Сирии, в 2015 году, российский МИД заявил, что в рядах «Исламского государства» воюют примерно две с половиной тысячи россиян. В феврале 2017 года — новые данные от президента Владимира Путина: «К сожалению, на территории Сирии скопилось огромное количество боевиков — выходцев из бывшего Советского Союза и самой России. По нашим предварительным данным, счет идет на тысячи: по данным ГРУ, Генштаба и других спецслужб, например ФСБ, примерно до четырех тысяч из России и тысяч пять — из республик бывшего Советского Союза». То есть количество россиян в рядах Халифата за два года увеличилось вдвое. И речь, как можно догадаться, идет в основном о выходцах с Северного Кавказа. А вот данные по террористам из Средней Азии неполные, ведь огромное их количество уже давно воюет, например, в Афганистане, в рядах «Талибана». И усиление этого потока также было очевидным еще до начала сирийского конфликта.
Вот еще статистика. Обратимся к данным частной аналитическая компании The Soufan Group со штаб-квартирой в Нью-Йорке, которая отслеживает количество иностранных боевиков, сражающихся в рядах ИГ (к слову, речь идет только об официальных источниках информации). В июне 2014 года Soufan Group представила свой первый доклад, выявив 12 тысяч наемников из 81 страны под знаменами Халифата только в Сирии. Восемнадцать месяцев спустя специалисты констатировали: число иностранных боевиков только в Сирии увеличилось более чем вдвое. К исламистам присоединились примерно тридцать тысяч человек из 86 государств мира. По восемь тысяч боевиков поставили страны Северной Африки и Ближнего Востока, по пять тысяч — Западная Европа и страны бывшего СССР (более подробная статистика — в таблицах 1 и 2). И это данные за 2015 год, когда Россия только начинала воевать в Сирии. Если брать во внимание слова Владимира Путина, то и это количество (приблизительное!) нужно умножать на два. Разве тысячи смертельных «закладок» в русскоязычном мире — это не повод поддержать Башара Асада в его внутреннем конфликте? Не там ли начинается первая линия безопасности в петербургском, московском, екатеринбургском метро? Устранившиеся от решения проблем европейские страны (при помощи которых и начиналось все это безобразие) свидетельствуют: терроризм быстро может стать обыденной проблемой. Это мы просто «привыкли».
Азиатская угроза
После теракта в метро силовики в Санкт-Петербурге вскрыли и задержали преступную группировку, которая занималась вербовкой выходцев из республик Средней Азии «для совершения преступлений террористической направленности и вовлечения в деятельность террористических организаций “Джабхат ан-Нусра” и “Исламское государство” (организации, запрещенные в России. — “Эксперт”)». Ее связь с киргизским смертником еще предстоит установить. Через несколько часов после питерского взрыва в Астрахани было совершено нападение на полицейских (двое из них убиты). Банда ликвидирована — в ее состав входили выходцы из Чечни и Ингушетии. Несколькими днями ранее десяток боевиков напал на чеченскую базу Росгвардии. А еще произошел страшный взрыв возле школы в Ростове, в котором пока виден только «бытовой» след. Тем не менее череда этих событий настораживает.
Столкнулась ли Россия со скоординированной террористической атакой, предстоит выяснить спецслужбам. Но такой вариант вполне возможен, поскольку центральноазиатские и северокавказские группировки давно друг с другом взаимодействуют, говорит Андрей Казанцев, доктор политических наук, директор Аналитического центра МГИМО МИД России: «Во-первых, есть канал взаимодействия через Сирию и Ирак, так как там воюют смешанные подразделения, укомплектованные выходцами из постсоветских стран и из кавказского региона и Поволжья. Например, первым руководителем так называемого Северного фронта ИГИЛ был Тархан Батирашвили, выходец из Панкисского ущелья, наполовину грузин, наполовину чеченец. После его смерти этот пост занял бывший командир ОМОН МВД Таджикистана Гулмурод Халимов. То есть в одних и тех же подразделениях воюют и те и другие. Второе. Сильная степень координации была задолго до образования ИГИЛ. Дело в том, что рост религиозного экстремизма в Казахстане и Киргизии изначально был связан с выходцами с Северного Кавказа, которые там жили еще со времен сталинских ссылок. В частности, речь идет о выходцах из Чечни и Дагестана. Через них у исламистского подполья Центральной Азии есть связи с северокавказскими группировками, а через Северный Кавказ и с Ближним Востоком. Скажем, по данным казахстанским силовых структур, наблюдался такой контакт у группировки, которая организовала теракт в Актобе. Эти связи на уровне исламистского интернационала давным-давно налажены, и в элементах координации нет ничего удивительного».
Угроза терроризма из Средней Азии, возможно, в новинку для обывателя, но спецслужбы давно работают по этому направлению. Только за прошлый год ликвидированы несколько вербовочных ячеек в Нижнем Новгороде, Екатеринбурге и Санкт-Петербурге. Проблема в том, что если работа с северокавказскими бандами уже поставлена на поток (в регионе регулярно проходят спецоперации, в подполье есть своя сеть информаторов, да и мирное население оказывает посильную помощь силовикам), то со среднеазиатским направлением работать не в пример сложнее. Во-первых, открытые границы с рядом республик усложняют контроль за потоками мигрантов; во-вторых, сложный этнический и религиозный состав не позволяет быстро внедрить специалистов в подпольные сети, подчас не хватает даже переводчиков. Кроме того, во многих регионах России давно организованы так называемые спящие ячейки, которые в определенный момент могут быть мобилизованы и превращены в активные боевые отряды. И если террористов, посетивших зоны боевых действий в Афганистане или Сирии, отслеживать проще, то внезапно «проснувшуюся» угрозу ликвидировать сложнее.
«“Спящие” ячейки — абсолютная реальная опасность, — считает Андрей Казанцев. — Потому что на одного человека, который уезжает воевать, приходится до десяти человек, которые готовы уехать. А на них приходится еще примерно сто человек, которые потенциально готовы воевать. А на них еще тысяча людей, которые подвергаются радикализации, читая сайты в интернете. А следом еще десятки тысяч человек, которые потенциально могут подвергнуться радикализации, так как ведут соответствующий образ жизни и испытывают проблемы социального характера. То есть это целая пирамида».
Борьбу со среднеазиатской террористической угрозой нельзя вести постфактум и только на территории нашей страны. Вопросы безопасности были основными во время февральского визита Владимира Путина в страны региона. Усиливается военная база в Таджикистане и Киргизии, участились военные учения в рамках ОДКБ. Однако за бортом процесса остаются страны, не входящие в этот договор, — Узбекистан, Туркмения. По линии силовых структур этих государств даже не ведется обмен данными. По сути, это две дыры в нашей внешней линии безопасности. Кроме того, одними военными методами ситуацию не исправить — требуется улучшить материальное положение жителей Средней Азии и проводить скоординированную религиозную политику. Эти два вопроса пока что далеки даже от дорожных карт по исправлению сложившейся ситуации.
Кувалдой по ртути
Главная проблема в том, что с каждым годом террористическая угроза как для нашей страны, так и для всего остального мира, будет усиливаться, и вот почему. Религиозный экстремизм последовательно раскручивается еще со времен первой афганской кампании по законам центробежного процесса. Мы воочию наблюдаем, как после лобовых ударов по странам большого Ближнего Востока во все стороны разлетаются брызги терроризма, пуская метастазы в новых регионах мира — Северной Африке, Восточной Азии, Европе.
Американское вторжение в Афганистан и Ирак привело к усилению «Аль-Каиды» (организации, запрещенной в России) и укреплению «Талибана». Вследствие подрыва Египта, Ливии, Туниса, Сирии появилось целое террористическое «Исламское государство». Лишь на несколько лет в обозначенных регионах наблюдается концентрация боевиков и идут полномасштабные войны. Затем регулярные части занимают территории, обозначают контроль над ними, а террористическое подполье выбирает следующее несостоявшееся государство, получившие опыт и идеологическую накачку террористы возвращаются домой, чтобы забрать с собой на небеса десятки неверных, посеять страх, завербовать новых «воинов Аллаха». Сейчас мы приближаемся, хоть и медленно, к завершению очередного этапа: Халифат теснят в Ираке и Сирии, исламистов иных мастей успешно «утилизируют» солдаты Башара Асада при поддержке российских ВКС. Но победа здесь на деле означает головную боль для новых жертв террористического интернационала. Сегодня такой жертвой стала Россия, которая не по своей воле оказалась на переднем краю фронта. Причем задолго до решения поддержать Асада.
Эффективность топорных методов борьбы с терроризмом сомнительна — это как ударом кувалды пытаться ликвидировать лужицу ртути. Однако иные методы подразумевают коалиционный антитеррористический фронт — а тут, как мы давно видим, есть серьезные идеологические разногласия. Основатель вышеупомянутой The Soufan Group бывший цэрэушник Али Суфан на прошлой неделе предупредил, что стоит готовиться к новой, еще более сильной волне терактов: «Локальные победы в борьбе с ИГ в Сирии и Ираке — это тактические успехи при стратегических неудачах. Мы хороши в деле физического уничтожения боевиков, но это не поможет. Суть проблемы в том, что Запад смотрит на террористическую угрозу как на чисто военный конфликт. А прежде всего необходимо решать местные проблемы, связанные с бедностью и низким уровнем образования. Кроме того, Запад даже не начинал воевать с исламистами на идеологическом фронте в интернете, а ведь это ключевое средство для вербовки и мобилизации новых боевиков и смертников».
Здесь стоит добавить, что, согласно некоторым подсчетам, Россия за последние пять лет около сорока раз официально предлагала коллективному Западу объединиться в борьбе с терроризмом. Но реальная угроза пока проигрывает конкуренцию мифам времен холодной войны. На этом фронте мы пока в одиночестве.
