Два с половиной года назад, в ноябре 2014-го, Банк России окончательно перевел свою политику в новый режим. Единственным целевым ориентиром монетарного регулирования провозглашалась низкая инфляция. Речь шла о достижении цели в 4% к концу 2017 года. Ключевым инструментом воздействия на инфляцию стали процентные ставки, при этом курсу рубля предоставлялась полная свобода перемещений: ЦБ отказался от курсового коридора и корректирующих интервенций.
Эксперимент был затеян в крайне неподходящее время: экономика погружалась в кризис, только обживаясь в новых для себя реалиях санкций и контрсанкций. К тому же условия эксперимента с какой-то комиссарской решимостью были выбраны самые бескомпромиссные. Среди 27 стран с развивающимися рынками, имевшими на тот момент на вооружении концепцию таргетирования инфляции (ТИ), кроме нас еще лишь три — Мексика, Чили и Польша — решились выбить все костыли из-под национальной валюты, устранившись от любого прямого вмешательства своих центробанков в процесс курсообразования.
С рынка «прилетело» сразу же: не прошло и полутора месяцев, как разразился острейший валютный кризис, курс доллара «потерял берега». Сбить панику смог лишь президент Путин, поговоривший «по душам» с крупнейшими экспортерами. Тем не менее двукратная девальвация стала свершившимся фактом. За ней последовали банковский кризис, кредитный паралич и жесткий инфляционный всплеск, интенсивность которого в пике превышала 30% годовых.
Многие ожидали отставки Набиуллиной, но Путин дал главе регулятора карт-бланш на продолжение политики, и вот мы можем наблюдать результат. Политика сверхвысоких ставок и регулярных вербальных интервенций, отличающихся не богатством аргументов, а убежденностью, сделали свое дело. В прошлом месяце инфляция снизилась до 4,1%, и вполне вероятно достижение вожделенного таргета уже в ближайшее время, на полгода раньше дедлайна. А по итогам года темп роста цен может опуститься до 3,6–3,7%. Вопрос в том, насколько устойчив достигнутый результат и каковы издержки нового монетарного режима.
Недавно глава ЦБ обозначила оценки реального уровня ключевой ставки — 2,5–2,75% на среднесрочный период. Это означает 6,5–6,75% в номинале. Соответственно, конечные кредитные ставки останутся двузначными в течение еще как минимум двух лет. И это в лучшем случае, если не произойдет очередных катаклизмов с нефтью и рублем, грозящих новым инфляционным эпизодом и новыми циклами денежного голодания.
Любопытно, что, несмотря на быстрое увеличение числа стран — адептов режима ТИ, с момента нашего вступления в этот клуб число его членов выросло с 27 до 38 — доля стран, сумевших с его помощью обуздать (либо поддержать) инфляцию в целевых рамках, уменьшилось почти вдвое, с 13 до 7. Россия вот-вот присоединится к этой семерке «счастливчиков» — вот только надолго ли?
Может сложиться так, что мы прибежали на эту «дискотеку» не вовремя: все режем гопака, а уже вальс объявили. В сообществе центральных банкиров в последние годы нарастает недовольство ортодоксальным режимом ТИ. Некоторые из них считают, что хорошей альтернативой может быть таргетирование не инфляции, а номинального ВВП.
Всесторонняя оценка этой идеи требует глубокого, нежурналистского анализа. Но сам ход мысли представляется нам очень показательным. Наверное, можно обсудить и другие варианты. Скажем, почему бы не рассмотреть мультикритериальный режим, когда одновременной не ухудшающей друг друга оптимизации в явном виде подлежат, наряду с инфляцией, и ВВП, и занятость, и уровень реального обменного курса. В конце концов, именно в этом и состоит настоящее искусство макрорегулирования. Вальсировать свою экономику нужно твердо, но чувственно.
