«Пантократор солнечных пылинок» — третья книга, написанная в жанре биографии самым влиятельным литературным критиком нулевых, в десятых годах уступившим этот титул Галине Юзефович. Первые две — «Человек с яйцом» и «Гагарин» — образуют предшествующие звенья причинно-следственной цепи, которая объясняет, почему автор оставил регулярные занятия книжной критикой и занялся суровой биографической прозой. Если теория о том, что писатель, кинематографист, художник в каждом из своих произведений идентифицирует себя со своими героями, верна, то книги Данилкина делают ее еще и наглядной. В «Человеке с яйцом» он пишет об Александре Проханове и присутствует в книге по меньшей мере как его собеседник. Данилкин превращает в текст сам метод получения информации о своем герое, тем более что она поступает к нему от первоисточника. В какой-то момент герой перестает общаться со своим биографом, и мы узнаем об этом тоже со страниц книги. Данилкину мало одного только жизнеописания, он создает еще один сюжет — параллельный, где уже сам выступает главным героем. При этом мы допускаем, что автор так или иначе идентифицирует себя еще и с главным героем основного сюжета. Конечно, Проханов остается Прохановым, но в то же время это еще немного и Данилкин или некий прообраз Данилкина, а биография Проханова — один из вариантов его собственной жизни, какой она могла бы быть.
В «Гагарина» Данилкин тоже внедряет самого себя. Эта книга — самая экономичная по количеству приложенных усилий. Если в «Человеке с яйцом» Данилкин шел по непроторенной дороге, собирал никем не собранную информацию, прочитывал многочисленные тома сочинений, написанных его плодовитым героем, листал подшивки газеты «Завтра» и в результате воплотил на страницах своей книги образ последнего атланта, до сих пор несущего на своих плечах всю громаду советской идеологии, то в «Гагарине» вся работа свелась к собранию воедино уже хорошо известных и опубликованных текстов. Из этой книги мы узнаем рост Данилкина — не намного, но все-таки больше, чем у Гагарина, количество отжиманий от пола за один подход — тоже больше, чем у Гагарина, и еще одну — почти сенсационную вещь: Данилкин, как и Гагарин, не только умеет управлять самолетом (что для книжного критика навык весьма нетривиальный, едва ли на свете найдется еще один такой), но и имеет в этой области практический опыт. Логично, что и на страницах «Пантократора» Данилкин тоже присутствует — в образе путешественника, следующего путем, пройденным его героем.
Благодаря проницательности Бенедикта Сарнова, которую тот проявил в анализе произведений Александра Солженицына, мы знаем, что образ Ленина в «Красном колесе» списан писателем с себя, до мелочей, благодаря чему «Ленин в Женеве» — самая сильная часть многотомного «Красного колеса». Данилкин, узнав себя в Проханове, а вслед за ним в Гагарине, узнает какую-то часть себя и в Ленине. Речь не о простой и общепринятой идентификации самого себя со своим невыдуманным героем, а об очень глубоком погружении в жизнь этого героя, без которой книга, подобная «Пантократору солнечных пылинок», просто бы не получилась. В отличие от «Гагарина» в «Ленине» Данилкин не так часто прибегает к цитатам из чужих текстов, если только это не прямая речь, все описания — авторские, для чего, собственно, Данилкин и предпринял путешествие по ленинским местам. Автор максимально погружается в реальность биографии Ленина, заново ее переживает, пытаясь высечь из обстоятельств жизни Ленина эмоциональные искры и разжечь из них пламя, которое высветило бы нам в глубине исторической тьмы искомый образ.
Ленин не менее парадоксальный выбор для биографа, чем Проханов. Человек, о котором известно все — и почти ничего. Культ его личности, возникший еще при жизни и переживавший разные периоды после смерти, — один из самых стойких в истории человечества. Его мумифицированное тело до сих пор пребывает в самом центре столицы государства, которое он когда-то возглавлял, указывая, что некоторым вещам суждено оставаться неизменными на протяжении многих десятилетий. В результате нам пришлось иметь дело с биографией мумии, в которой человек только угадывался. На то, чтобы разглядеть его и оживить, во второй половине XX века были потрачены гигантские усилия невероятно талантливых людей. Чудо иногда происходило, но не до конца — извлеченная из бинтов мумия на мгновение показывала свой человеческий лик и возвращалась обратно, в застывшее состояние, словно желая оставаться в том виде, в котором она пребывала до сих пор, когда посмертная мумификация находится в прямой связи с прижизненным образом мифологического героя, перевернувшего мир не то с ног на голову, не то с головы на ноги, — по этому поводу историки продолжают спорить. Данилкин производит с жизнью Ленина самую радикальную операцию, которую только можно себе представить: он вписывает героя в современный мир. Он смотрит на жизнь Ленина сквозь призму опыта, полученного человеком, прочитавшим в том числе семикнижие Джоан Роулинг и долгое время проработавшим в глянцевом журнале. Поэтому издание газеты «Искра» в его описании — это не священнодействие, а предприятие, выживающее за счет краудфандинга. Автор цепляется за то, что Ленин называл себя литератором, а потому немногим отличается от предыдущих объектов, исследованием которых Данилкин до сих пор занимался в роли книжного критика. Только обладая навыками к ежедневному чтению, можно было справиться с количеством текстов, произведенных Лениным и ставших неотъемлемой частью его биографии. На написание «Пантократора» у Данилкина ушло пять лет, и это отличный результат.
Данилкин Л. Ленин: Пантократор солнечных пылинок. — М.: Молодая гвардия, 2017. — 783 с. Тираж 10 тыс. экз.
