Этот роман Пелевина был воспринят критическим сообществом как возвращение к былой литературной форме, в отличие от очень сдержанного приема трех предыдущих («Любовь к трем Цукербринам», «Смотритель» и «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами»). Тон задала главный критик страны Галина Юзефович, которой достался сигнальный экземпляр романа, и она не удержалась от цитаты, посвященной литературным критикам. В этом есть что-то личное, но удержаться и в самом деле трудно: «Критик, по должности читающий все выходящие книги, подобен вокзальной минетчице, которая ежедневно принимает в свою голову много разных граждан, но не по сердечной склонности, а по работе. Ее мнение о любом из них, даже вполне искреннее, будет искажено соленым жизненным опытом, перманентной белковой интоксикацией, постоянной необходимостью ссать на ветру с другими вокзальными минетчицами и, самое главное, подспудной обидой на то, что фиксировать ежедневный проглот приходится за совсем смешные по нынешнему времени деньги. […] если не считать ее сознательно злонамеренной, становится понятно, что некоторые свойства рецензируемых объектов могут легко ускользнуть. Просто в силу психических перемен, вызванных таким образом жизни. Тем не менее после каждой вахты она исправно залазит на шпиль вокзала и кричит в мегафон: “Вон тот с клетчатым чемоданом! Не почувствовала тепла! И не поняла, где болевые точки. А этот в велюровой шляпе, ты когда мылся-то в последний раз?”»

Этот отрывок и в самом деле дает объемное представление о силе и мощи нового пелевинского романа. Один из его главных героев — программа, которая расследует преступления и одновременно пишет про них романы. Она почти вездесуща, она способна генерировать вполне внятную человеческую речь, у нее есть яркий визуальный образ, но вместе с тем это искусственное создание, которое тем не менее обладает полом: это мужчина, и звать его Порфирий Петрович. Трудно удержаться от идентификации его с автором. В конце концов, про кого пишет Пелевин, если не про себя. Разве не приходится ему, подобно его герою, черпать информацию о происходящем вокруг из глубин цифровой памяти. В какой-то степени образ Порфирия Петровича намекает нам на самого Виктора Пелевина и дает нам хоть какое-то представление о нем самом. Каким образом автор взаимодействует с миром, что служит основой для алхимических процессов в его сознании, которое выдает на бумагу такой плотно сбитый, насыщенный виртуозными пассажами, массирующими массовое сознание в тех самых «болевых точках», по отношению к которым Пелевин обладает сверхчувствительностью. Что же делает самый зашифрованный автор страны, чтобы их найти? Сидит ли он целыми днями, глядя в монитор компьютера, переходя с одной веб-страницы на другую, либо, подобно Шерлоку Холмсу, преображает свою внешность с помощью грима, дабы быть никем не узнанным, и идет в люди, таким образом черпая вдохновение для новых произведений?

Вопрос писательского метода — определяющий. Пелевин безупречно владеет формой. Он может быть скучноват в своих бесконечных погружениях в детали, которые всегда максимально проработаны, и ради логики легко жертвует понятностью и увлекательностью текста, который иногда напоминает справочник по программированию: «Такое векторное поле было необходимо для антропоморфизации нашего продукта, то есть для проведения всех выходных данных кластера к человеческому знаменателю — чтобы артефакты можно было продать людям». Все логично, и вникнуть в смысл этой фразы в конечном счете можно, и, как следствие, почувствовать себя интеллектуально обогащенным. Но хочется чего-то большего, и в самом деле, это как раз тот случай, «когда не хватает тепла». Но Пелевин сбрасывает всю ответственность. Он подобен пишущей машине, которая действует на основе алгоритмов. Другое дело Мара, от лица которой ведется повествование во второй части романа, после того как программный код Порфирия, изнасилованного телефонной будкой (воображение Пелевина не знает границ), перестраивается. Куратор Мара считывается как еще одна ипостась Пелевина. Она ведет сложную интеллектуальную игру, в которой ее трудно кому-либо превзойти. Ее познания о законах, действующих в этом мире, глубоки настолько, что нет никого, кто мог бы разговаривать с ней на равных. Это получалось только у робота-полицейского, которого она могла бы спрограммировать и сама. Все, что ее, равно как и Пелевина, по-настоящему интересует: устройство мира и устройство секса. И все, что ей, как и ему, остается, — пребывать в одиночестве, где основная аудитория ухватывает только часть смысла, а понять ее до конца не может никто.

Пелевин В. IPhuck 10. — М.: Изд-во «Э», 2017. — 416 с. Тираж 55 тыс. экз.