Петр Павленский, получивший политическое убежище во Франции, поставил радушно принявших его французов в трудное положение, когда поджег здание филиала Банка Франции в центре Парижа. Предоставляя ему убежище, французские власти, безусловно, знали о необычных перформансах художника, в том числе о поджоге входной двери в здание ФСБ на Лубянке. Когда Павленский устраивал поджоги в России, зашивал себе рот, отрезал мочку уха, сидя голым на заборе, или прибивал себя за причинное место к брусчатке Красной площади, западным обывателям это казалось проявлением свободы. Попытки властей проверить психическое здоровье художника-акциониста воспринимались как возрождение карательной психиатрии.
Но, прибыв во Францию, Павленский не стал по примеру профессиональных диссидентов выступать с лекциями и раздавать интервью на тему «как хорошо здесь и как плохо там». Признав, что жить во Франции лучше: если не хочется работать, можно получать все бесплатно, как привыкли парижане, — акционист охарактеризовал Францию как кладбище для туристического досуга. Дабы вдохнуть немного жизни в приютившую его страну и хоть как-то рассчитаться за гостеприимство, он устроил то, что смог.
«Банк Франции занял место Бастилии, а банкиры — место монархов», — заявил художник и призвал к новой французской революции, которая приведет «к мировому пожару революций». Поскольку французы разделяют мнение Павленского обо всех, кроме себя, такой подарок они не оценили. Акционист был арестован и отправлен в психиатрический стационар префектуры полиции для выяснения степени его адекватности. Убедившись, что Павленский не рехнулся по прибытии во Францию, его и помогавшую ему жену Оксану Шалыгину обвинили в разрушении чужого имущества опасным для окружающих способом. Решения суда Павленский и Шалыгина будут ожидать в следственном изоляторе. Каким окажется приговор, сказать трудно, но в любом случае — осудят ли Павленского, оправдают ли — приговор вызовет массу вопросов. С одной стороны, не только во Франции поджигать здания категорически нельзя, в России тоже так действовать нежелательно, но все-таки если очень хочется, то можно. И посадить в тюрьму художника, которого просвещенная Европа спасла от неприятностей (за поджог входной двери в здание ФСБ Павленского обязали заплатить денежный штраф), — это совсем неприлично. С другой стороны, никто не даст гарантии, что последняя акция Павленского станет последней для Франции. Оказавшись на свободе, он наверняка придумает что-нибудь интересное. Можно еще, конечно, попросить его покинуть страну и устраивать свои замечательные акции в другом месте, где они снова будут радовать французов, но это тоже не очень прилично, ведь, по словам Антуана де Сент-Экзюпери, «мы всегда будем в ответе за тех, кого приручили».
