В феврале на встрече с президентом страны мэр Москвы Сергей Собянин анонсировал начало новой программы реновации районов пятиэтажек. Проект выглядел более чем масштабно: предполагалось снести более пяти тысяч многоквартирных домов, переселив более полутора миллионов москвичей. Реакция общества на программу оказалась неоднозначной, возникло много слухов: жителей напугали размеры программы в сочетании с ее неопределенностью и жесткими условиями переселения. Однако позднее условия программы были уточнены и смягчены, жители получили возможность проголосовать за выход из программы — и острота обсуждений спала.
Сегодня, когда проект реновации фактически стартовал, есть возможность сконцентрироваться на содержательных вопросах. Главный из них — какая городская среда будет в итоге создаваться. Поиску новых моделей застройки посвящен, в частности, международный архитектурно-градостроительный конкурс на концепции ряда площадок реновации. Его итоги будут подведены в конце года. Другой пласт вопросов — каков будет модернизационный эффект от реновации, какие инновации будут внедрены и как использовать программу для развития стройиндустрии в целом.
Почему руководство города предпочло тотальный снос пятиэтажек, а не их модернизацию? Как будет выглядеть новая застройка реновируемых районов? Какова себестоимость строительства по программе реновации и из чего она состоит? Будет ли город привлекать в программу частных застройщиков или выкупать у них квартиры для переселения? Об этом мы поговорили с заместителем мэра Москвы в правительстве Москвы по вопросам градостроительной политики и строительства Маратом Хуснуллиным.
— Интересно рассмотреть программу реновации как комплексный проект модернизации города. А начать разговор хочется с появления темы реновации — с февральского разговора мэра с президентом. Тогда возникло ощущение, что этот проект возник спонтанно и не был подготовлен.
— Никакой спонтанности не было. Город занимался реновацией последние восемнадцать лет. Только я шесть лет занимался этим вопросом. Всего мы снесли миллион шестьсот тысяч квадратных метров, построили более трех миллионов квадратных метров, переселили сто шестьдесят тысяч семей. Прошлая программа на девяносто семь процентов завершена. Осталась самая сложная часть программы: где-то стартовых площадок не было, где-то жители не готовы были переезжать. И вот, завершая программу реновации, к нам пошел нарастающий вал обращений от населения о возможности переселения.
В Москве много районов, где рядом стоят два одинаковых панельных дома, но разных серий. Один из них входил в программу реновации, а другой — нет. Так произошло потому, что в прошлом цикле приняли решение сносить по сериям. Так вот, приезжаешь в район, а люди постоянно спрашивают: «А нас когда снесут? Почему соседей переселили, а нас из дома того же года, но другой серии, не переселяют?» Мы стали этот вопрос глубже изучать, и мэр обратился к президенту — было четкое понимание, что без нового федерального закона дальше программу реновации реализовать нельзя.
— А при чем здесь закон?
— По тому постановлению, которое было принято восемнадцать лет назад, проводить реновацию стало крайне сложно. За это время поменялось огромное количество законодательных актов — строить стало в разы сложнее. Надо добавить, что в той первой программе переселения девяносто пять процентов жителей переезжало без единого вопроса к квартирам. Лишь два-три процента оставшихся хотели либо квартиру получше, либо другой район. И только один процент жителей в принципе не хотели переезжать. То есть процент поддержки программы был чрезвычайно высокий. И мы даже не сомневались, что люди согласятся на новый этап.
— То есть для вас было неожиданностью достаточно энергичное отрицание проекта?
— Может быть, напугала масштабность проекта. Может, где-то недостаток информации был. Но практическая реализация программы не вызывает сомнений. Она для людей, безусловно, выгодна: люди получат новую квартиру площадью в среднем на тридцать процентов больше, которая стоит минимум на тридцать процентов дороже. Люди у нас грамотные, свою выгоду четко понимают.
— Мы сами писали статью сразу после объявления проекта реновации: масштаб действительно потряс. Но было и ощущение неподготовленности: не было точных цифр, проектов, зон…
— В программе было несколько неизвестных. Все зависело от того, будет закон принят или нет. Если бы закон не приняли, был бы один сценарий развития событий, с законом — другой. Возможные объемы реновации были прямо связаны с нормами, которые надо было закрепить в законодательстве. Вот простой пример: сегодня от идеи до сдачи дома в эксплуатацию нужно пройти сто десять согласительных процедур, это увеличивает срок проекта на два-три года. Сама стройка занимает четырнадцать-шестнадцать месяцев. В пересчете на всю программу это приводит к растягиванию проекта на годы, к удорожанию на сотни миллиардов рублей. И это при том, что мы уже тридцать четыре согласовательные процедуры сократили. Получалось, что если закон будет принят, то ограничений станет еще меньше, а значит, программа сможет двигаться быстрее и больший объем будет вовлечен. Закон, конечно, вышел не совсем в той форме, в которой мы хотели. Но то, что приняли, позволяет работать. И мы считаем, что реализуем программу за пятнадцать-двадцать лет.
— Что ключевое в законе с точки зрения ускорения стройки?
— Там много технических вопросов: как градостроительную документацию готовить, как делать сводный план сетей. Например, мы сегодня можем начинать проектировать новый микрорайон до отмены старых градостроительных решений. По прежнему варианту надо было сначала отменить старые, а потом делать по новым. А сегодня мы делаем граддокументацию, выносим ее на публичные слушания, и если жители одобрят, меняем решение и приступаем к стройке. Это один пример, таких деталей много.
— Вы сказали, что объем зависел от закона. То есть объем был не инвариантом?
— Объем связан с финансами, а финансы со сроками реализации программы. И вот еще что принципиально новое в программе: если по прежней программе это было просто решение властей — переселяем, и всё, — то теперь мы предоставили гражданам полноценное право выбора. Мы много обсуждали с экспертами, смотрели мировой опыт, и пришли к выводу, что соотношение две трети к одной трети наиболее справедливо. То есть если две трети жителей проголосовали «за», то оставшаяся треть должна как бы с этим согласиться. Но и если одна треть жильцов приняла решение, что не хочет входить в реновацию, то оставшиеся две трети подчиняются. Мне кажется, это достаточно справедливо с точки зрения взаимоотношений между людьми. И мы четко видим, что по мере проведения голосования количество тех, кто хочет войти в программу, стало расти.
— Почему?
— Смотрите, что произошло. Мы сначала изучили все дома, в каком они состоянии. Многие допускают ошибку, когда говорят: «Мой дом очень крепкий, с ним не надо ничего делать». А на самом деле у него уже подмытый фундамент, или полностью сгнили трубы внутренние, или стропила на крышах прогнили так, что уже не несут. Мы провели это обследование и увидели, что огромное количество домов в плохом состоянии. Есть понимание, что через десять лет аварийность домов начнет резко расти. Можно было остановиться и на капремонте, и сказать: «Пусть через десять-пятнадцать лет тот, кто будет работать, за это и будет отвечать». Но мэр принял другое решение.
Заодно мы поставили и сверхсложную задачу — пообещали жителям, что переселим всех в том же районе, где они живут. Под эту задачу мы прочесали в поисках площадок под стартовые дома весь город, буквально каждый метр. Иногда кажется: вот пустырь, и здесь можно построить дом, но там идут такие коммуникации, что их перенос будет дороже стоимости дома. Или, например, окажется, что это озелененная территория. На основании всех этих деталей составили списки. И после этого количество домов, где люди хотят войти в программу реновации, стало добавляться. К нам и сейчас идут сотни обращений, но мы не можем этот процесс сделать бесконечным. Мы дали достаточно много времени, и определили пять тысяч сто семьдесят семь домов. Два дома, кстати, сейчас изъявили желание выйти из программы. Пожалуйста, пусть выходят.
— Почему все-таки был принят вариант тотального сноса пятиэтажек? Если посмотреть немецкий опыт, там и надстройки, и пристройки, и капремонт.
— Я хорошо знаю немецкий опыт, специально ездил его изучать, когда Германия объединилась и воссоединились Восточный и Западный Берлин. Были выделены колоссальные деньги на реконструкцию этих домов. Но там и люди должны были платить. Да, государство помогало субсидиями, дешевым финансированием, организационно, но должны были платить люди. А мы понимали, что после того как восемнадцать лет реализовывали программу бесплатно для москвичей, не можем предложить им теперь делать это за деньги.
И второй вопрос — качество строительства. Реконструировать панельку смысла никакого нет. «Панелька» — это как «Москвич» 408-й модели. Можно его ремонтировать и тюнинговать, но сделать «мерседесом» или хотя бы «тойотой» невозможно. А стоимость реконструкции очень велика: в среднем это пятьдесят-семьдесят процентов стоимости нового строительства. И получается, нужно потратить эти деньги, а через пятнадцать лет все равно сносить, потому что фундаменты не несут, потому что накопилась усталость металла и бетона, балконы отваливаются. Зачем же этим заниматься?
«Давайте создадим новый образ жизни»
— Насколько высокие требования вы предъявляете к жилью, которое будет строиться по программе реновации?
— Предыдущая программа была точечная. Нашли пятно, воткнули дом, какой смогли, и все. Теперь же мэр поставил другую задачу: «Давайте создадим новый образ жизни». Что такое новый образ жизни? Это совершенно другие подходы к градостроительному проектированию. Вместо микрорайона, где просто стоят в ряд пятиэтажки, теперь мы создадим пространство с внутренними дворами, с первыми нежилыми этажами с общественными функциями, с парковочным пространством, с пешей доступностью к социальным объектам, к транспортным… То есть мэр поставил кардинально другую задачу с точки зрения организации пространства.
Более того, раз уж мы вышли на программу, то, по мнению мэра, должны выйти на уровень жилья комфорт-класса. И мы это специально зафиксировали в городском законе. Это сверх федерального законодательного решения, по которому мы должны просто человеку представить равнозначную квартиру. Так, уровень отделки жилья комфорт-класса — это плюс десять-одиннадцать тысяч рублей на квадратный метр. К тому же мы сегодня закладываем технологию умного дома, умного микрорайона. Это и единое управление инженерными системами, что приведет к серьезной экономии энергоресурсов, и каналы связи, включая интернет, и раздельный сбор мусора. Это новый уровень безопасности: камеры видеонаблюдения на входе в подъезд, в микрорайонах, выведение информации в единый центр управления и диспетчеризации. То есть мы сразу делаем шаг вперед к умному городу.
— Сейчас в коммерческих новостройках популярны квартиры с европланировкой, когда гостиная объединена с кухней. В домах по программе реновации такие квартиры будут?
— Таких квартир не будет. У нас есть одно жесткое ограничение: получаемые квартиры должны быть по количеству комнат и по количеству жилой площади не меньше, чем раньше. Не будет и квартир-студий. У человека была однокомнатная квартира и кухня, он должен получить столько же. Но кухонь в девять метров уже не будет, будет двенадцать–шестнадцать метров.
«Строить высокоплотное жилье в рамках реновации не будем»
— За последние пять лет в Москве достаточно много построено. Есть ли какие-то проекты, которые лично вам нравятся и которые можно было бы считать модельными для программы реновации?
— В программе реновации проекты будут отличаться, потому что они дают квартальную застройку, это во-первых, а во-вторых, мы все-таки стремимся не уходить в большую плотность. Микрорайоны будут иметь плотность порядка двадцати пяти тысяч квадратных метров на гектар, и этажность будет разная. В зависимости от инсоляции где-то будет шесть, где-то девять, где-то двадцать этажей. Это уже архитекторы примут решение. А те дома, которые строятся сегодня инвесторами, у них таких ограничений нет. У инвестора задача получить землю, максимально много построить, они особо над этим не задумываются. Поэтому сказать, что сегодня можно какой-то инвесторский пример взять за эталон реновации, я не могу.
— Но ведь задача квартальной застройки была выдвинута лет пять назад, и город вроде бы продвигает ее активно, разве не так?
— Да, мы начали пять-шесть лет назад продвигать комплексную застройку. Но мы тогда инвесторам просто говорили, что город хотел бы каких-то определенных вещей, например чтобы первые этажи были нежилыми. А сейчас в реновации мы задали более высокий уровень требований.
Но в целом хорошие примеры есть. Неплохая застройка у ПИКа. Возьмем «Бунинские луга»: это уже что-то похожее на то, что мы хотели бы видеть: двор без машин, первые этажи нежилые, разнообразная высотность. Что-то похожее делает «Крост», но у него высотные дома. Мы такие высотные дома не будем строить. Неплохой микрорайон сейчас строит вместе с испанскими архитекторами на Рязанском проспекте «Промсвязьнедвижимость». Но он тоже высотный. По программе реновации продукт будет другой.
— У пятиэтажек плотность была где-то восемь-десять тысяч метров на гектар, планируется, что в новых районах будет двадцать пять. То есть, получается, уплотнение в два-три раза, правильно?
— У пятиэтажек разная плотность. Весь вопрос, как считать плотность, что считать за территорию. Если считать под пятном застройки — это одно, если считать на микрорайон — это совсем другое. Но в целом делать высокоплотную застройку мы не будем: двадцать пять тысяч квадратных метров на гектар — это максимум.
— А по этажности какие ограничения?
— Девять–четырнадцать этажей — базовая высотность. Но в конкретном микрорайоне может оказаться здесь шесть этажей, здесь — четырнадцать, а где-то и двадцать четыре. Мы сегодня привлекли мировых архитекторов, они все предлагают разную этажность и считают, что это градостроительная ошибка — делать застройку одной этажности. Я, кстати, посмотрел внимательно все двадцать проектов проведенного международного конкурса по реновации: есть очень интересные предложения. Например, иностранцы очень хорошо считают не только инсоляцию, но и ветровую нагрузку, транспортные потоки, парковки.
— Что вам еще понравилось в проектах?
— Они очень серьезно рассчитывают именно комплексное развитие территории. Очень хорошо проработаны технологические вещи: единый центр управления энергетикой, как проложены коммуникации, как мусор разложен. Это выглядит очень прогрессивно. Мы это и раньше пытались делать, но не так комплексно. Мы учимся. Но я убежден, что, когда мы программу реновации запустим и построим первый микрорайон, весь мир будет ездить учиться уже к нам.
— Это сильное заявление. Почему вы в этом убеждены?
— В мире порядка тридцати мегаполисов, я был в двадцати семи. И могу сказать, что так комплексно развитием территорий внутри города пока еще никто не занимался. Пекин что-то пытается делать. Но они растут экстенсивно: они резко расширили границы города и строят на периферии новые жилые микрорайоны с технопарками, связывают их с центром высокоскоростным транспортом. Это другая градостроительная модель.
Мы же ищем резервы внутри города. Сейчас Стамбул активно взялся за эту программу. У них программа серьезная, но тяжело идет, потому что очень плотная застройка и большие проблемы с переселением.
Изучив весь опыт по частям, видим, что пока в мире только мы решились внутри мегаполиса взять и перестроить большую часть города, чтобы решить жилищные проблемы более миллиона человек.
— Перенесемся на три года вперед. Вы построили первые кварталы, приехали иностранные гости. Какие три-пять главных элементов должны их удивить?
— Квартальная застройка. Красивая архитектура. Единая система управления. Будет много всего интересного.
Восемьдесят пять тысяч рублей за квадратный метр
— Какая получается полная себестоимость строительства в программе реновации?
— Себестоимость одного квадратного метра с учетом тех дополнительных решений, которые мы приняли, будет порядка восьмидесяти пяти тысяч рублей. Но это с лучшим благоустройством, с лучшей отделкой, со всеми новыми технологиями. В зависимости от технологий и района она может меняться. Большое значение имеет стоимость перекладки сетей, потому что чистых площадок, чтобы пришел и начал на них строить, практически нет.
— Можете пояснить, из чего состоит эта себестоимость? По словам строителей, коробка здания с инженерией стоит тридцать — тридцать пять тысяч рублей за «квадрат».
— Одиннадцать тысяч рублей за квадратный метр — это отделка. Улучшенное благоустройство — еще порядка шести-семи тысяч. Освобождение площадки может стоить пять тысяч рублей за «квадрат», а может и десять. Мы приняли непростое решение делать как минимум один этаж подземного паркинга. Это тоже дает серьезное удорожание на квадратный метр. На два уровня не пойдем, потому что это дает очень серьезное удорожание, и тогда мы вообще программу не вытащим. Это тоже ляжет на себестоимость — пять-десять тысяч рублей за квадратный метр в зависимости от места. В каких-то микрорайонах будем делать подъездные дороги двойного назначения — днем работает как подъездная, ночью используется для парковки. Сама строительная себестоимость квадратного метра где-то на уровне сорока пяти — пятидесяти тысяч. Зависит от технологии, от этажности. Потом еще один момент, где мы пошли на удорожание, — энергосберегающие технологии. Это толщина домов и окон, их утепление. Человек, который заедет в такой дом, будет сразу экономить на ЖКХ. Будут устанавливаться приборы учета самого высокого уровня с телеметрией, которые автоматически передают данные по расходу воды и электричеству. Это все вместе на круг и дает восемьдесят пять тысяч.
— Строительная индустрия России вообще способна справиться со столь масштабной программой?
— Придется учить.
— Чему?
— Начнем с того, что мы себе поставили задачу все дома проектировать в 3D. Второе: мы ставим высокую планку по качеству, у нас будет жесткий отбор подрядчиков. Кто захочет поднимать качество, будет работать. Произойдет определенное переосмысление, и в результате поднимется качественный уровень подрядчиков.
В чем проблема сегодня у подрядчиков? Когда нет стабильной загрузки, он не может вкладываться в инновации. А если у нас на пятнадцать-двадцать лет вперед будет гарантированная программа на сто миллиардов рублей в год, то вы готовьтесь, учитесь, технологии новые внедряйте, информационные технологии внедряйте. Есть за что бороться.
— На текущий момент программа реновации обеспечена необходимыми материалами и технологиями, которые вам нужны?
— По материалам я проблем не вижу. Я вижу проблему в компаниях, способных заниматься монолитным домостроением. Монолитчиков, которые умеют быстро и качественно строить, будет точно не хватать. Панельного жилья нам хватит: мы примерно четыре года назад все наши панельные заводы полностью модернизировали, они строят более качественное жилье. Но для достижения планировок, которые нам нужны, больше половины новых домов будет из монолита.
— Будет ли какая-то отдельная программа развития стройиндустрии?
— Нет, рынок сам должен регулировать. Мы как заказчики гарантируем, что в год готовы строить на сто миллиардов рублей. Приходите, конкурируйте.
Зачем Москве высокая плотность застройки
— Хотелось бы вернуться к теме этажности застройки в Москве в целом. Когда Сергей Семенович только стал мэром, сразу было принято постановление об ограничении этажности. А теперь, как я слышала, по сути в городе в целом нет ограничений по этажности. Так?
— Не так. У нас утверждена постановлением рекомендуемая высотность — не больше семидесяти пяти метров. Но по определенным проектам мы принимаем больше, потому что считаем, что это экономически целесообразно. Например, продление Большого Сити. Но мы не хотим, чтобы это выглядело диссонирующе. Когда мы идем на высотную застройку, то на градостроительную комиссию приходят архитекторы, объясняют, почему именно в этом месте возможна большая этажность, почему высотная доминанта в этом месте будет хорошо смотреться.
— Я смотрю проекты, которые будут строиться через год-два. Раньше высотками считались тридцати-сорокаэтажные дома-башни. Сейчас же такой высотности проектируются огромные дома-пластины. Меня как жителя Москвы это немного пугает. Вам кажется, это комфортная застройка?
— Мы должны найти баланс интересов. У нас есть несколько градостроительных принципов, к которым мы стремимся. Один принцип — полицентризм. У нас что произошло? Вся деловая активность сконцентрирована в центре. Полтора миллиона каждое утро едет на работу с периферии. И этот поток мы ничем, кроме новых градостроительных подходов, не сможем изменить. Не может же человек отказаться от работы. Поэтому мы должны создавать новые точки притяжения, ближе к местам проживания.
Вообще идеально, если бы люди максимально ходили пешком — на работу, на учебу, отдыхать. В рамках города, в котором на старой территории в тысячу квадратных километров проживает двенадцать с половиной миллионов человек, без высокой плотности этого не достичь. Поэтому приходится где-то идти на высокую плотность и этажность, понимая, что тем самым мы улучшаем пешую доступность. Почему, например, сегодня к транспортно-пересадочным узлам начинаем подтягивать недвижимость? Мы вокруг ТПУ даем плотность и тридцать, и сорок, и пятьдесят тысяч квадратных метров на гектар. Для чего? Для того, чтобы человек вышел из дома или с работы, дошел до метро и поехал.
Плотность застройки сегодня регулируется именно исходя из этих двух принципов: полицентризма и пешеходной доступности. По-другому проблемы решить нельзя. У нас миллион автомобилей прибавился за последние годы.
Мы вышли в лидеры в мире по строительству транспортной инфраструктуры и только-только смогли остановить ухудшение транспортной ситуации. Но если бы мы ничего не строили, уже в 2013 году полгорода встало бы в сплошную пробку. Это расчет, это не эмоции. Но исторически, в том числе из-за пятиэтажек, из-за того, что мы построили большие микрорайоны со слабой внутренней связностью (Печатники, Люблино, Черемушки), у нас получилось, что в Москве на улично-дорожную сеть приходится самый низкий процент территории города по сравнению со всеми мегаполисами мира.
Теперь мы так строить не будем. Теперь мы будем строить не хайвей, а двухполосную дорогу. И будут дворы без машин. Мы меняем всю градостроительную парадигму. И я это не в плане критики говорю. В Советском Союзе были другие условия при планировании. Такого числа машин никто не прогнозировал. Все считали, что мы будем жить при коммунизме, что нам ничего не нужно будет, что мы будем общностью советских людей.
А мир-то развивается по-другому. Нравится нам это, не нравится, мы все равно будем жить по законам урбанистики. И поэтому да, нам где-то приходится идти на увеличение плотности, и если есть рядом станция метро, то мы говорим: «Пожалуйста, пусть здесь будет хоть сорок, хоть пятьдесят этажей». Это первое.
Второе. Мы должны рынок насытить предложением. У людей должна быть возможность выбора. Хочешь — живешь в высотном доме. А хочешь — в малоэтажном. Но здесь цена на тридцать процентов выше. Наша задача — наполнить рынок максимально разнообразным предложением: от самого дешевого до самого дорогого.
И я хочу сказать, что у нас это хорошо получается. Сейчас самый большой объем предложения жилья за всю историю Москвы — три миллиона четыреста тысяч квадратных метров нового жилья, а еще три года назад был миллион. Это привело к тому, что цена не растет. И восемьдесят пять процентов покупателей этого жилья — москвичи.
— Высокоэтажное жилье вокруг транспортных хабов — это логично. Но, с точки зрения москвича, возникает непривычная высотная городская среда. Насколько это важно для вас — сохранить старый облик? Или это невозможно?
— Центр мы должны сохранить. Фактически до Третьего транспортного кольца мы стараемся не строить высотного и высокоплотного жилья. Да, какие-то проекты завершаем, но это были старые инвестконтракты, которые нам достались по наследству. К счастью, их практически все уже закончили.
А вот дальше, за Третьим транспортным кольцом, мы считаем, повышать плотность застройки можно. Понятно, что в жилых микрорайонах не надо повышать плотность уже сложившейся застройки. И мы максимально уходим от точечной застройки. Наша задача сегодня — строить не точечно, а развиваться квартальной застройкой, комплексно в промзонах и в Новой Москве. И мы к этому идем. И то, что более пятидесяти процентов ввода сейчас в Новой Москве и в промзонах — это результат нашей градостроительной политики. Причем надо понимать, что увидеть ощутимые результаты новой градостроительной политики можно обычно лет через десять.
Сложившуюся застройку мы стараемся не трогать вообще. Ее будем благоустраивать, улучшать ее транспортное обслуживание, повышать пешую доступность. Значительная часть новой застройки сейчас на территории промзон. Например, ЗИЛ: там строятся дома в двадцать два — двадцать четыре этажа. Но это была депрессивная территория, которая каждый год генерировала городу пять миллиардов убытка. Сегодня это прогрессивная территория.
— А лично вам нравится высотная застройка?
— Мне, по моему психологическому типу, больше нравится невысокая застройка, нравится центр Москвы. Но мы взрослые люди, а молодежь по-другому сегодня это видит. Например, Сити. Цена недвижимости там чуть ли не в два раза выше по рынку. Но она ведь покупается, молодежь хочет там жить. У моего товарища сын, так он отца просто за горло берет: «Купи квартиру в Сити». Я говорю: «Зачем тебе в Сити жить на каком-то тридцать пятом этаже?» — «А мне нравится, там все есть. У меня друг живет в Сити, работает в банке там же, за месяц ни разу из Сити не выезжает. Спорт, развлечения, питание — все там есть». Наверное, для мегаполиса это тоже модель приемлемая. Мы должны давать разнообразные модели на все вкусы.
— В завершение разговора еще два вопроса, снова о реновации. Существующие районы пятиэтажек очень зеленые. Получится хотя бы какую-то зелень сохранить после реновации?
— Мы ставим себе принципиальную задачу — ничего не потерять, а по возможности увеличить. Даже если придется что-то вырубать, мы будем точно досаживать.
— Ходило много слухов об участии частного бизнеса в программе реновации. Что девелоперы будут брать целые районы под реновацию, что город будет выкупать у них жилье под переселение. Сформировалась ли концепция участия частного бизнеса в программе реновации?
— Внебюджетных денег в программе реновации не будет. Это абсолютно социальная, бюджетная программа. Все остальные разговоры — ерунда. Мы не планируем ничего покупать у бизнеса. Если они хотят нам по восемьдесят пять тысяч за метр продавать, готовы купить. Но кто по восемьдесят пять тысяч будет продавать? У нас денег не хватит на программу, если мы начнем на рынке покупать. Задачи выкупа квартир у инвесторов никогда на ставилось, так же как и переселения людей в Новую Москву. Даже обсуждений таких не было.
