В ходе своего, как выразились американские СМИ, «победного турне» по Ближнему Востоку Владимир Путин 11 декабря прибыл на авиабазу Хмеймим, где объявил о победном завершении сирийской кампании и поблагодарил за службу российских военных. «Вы с победой возвращаетесь к своим родным очагам, своим близким, родителям, женам, детям, друзьям, — обратился он к присутствующим солдатам. — Задача борьбы с вооруженными бандами здесь, в Сирии, задача, которую необходимо было решать с помощью широкомасштабного применения вооруженных сил, в целом решена — решена блестяще».
Итоги более чем двухлетней военной операции в Сирии действительно трудно назвать как-то иначе, чем словом «блестяще». За время действия российской группировки в Сирии было уничтожено более тридцати тысяч террористов, освобождена тысяча населенных пунктов, включая такие крупные города, как Алеппо и Дейр-эз-Зор. Правительство Башара Асада, летом 2015 года находившееся на грани коллапса, сейчас контролирует значительную часть территории страны и управляет большей частью оставшегося населения. И, самое главное, Москва избежала искушения втянуться в сирийский конфликт по афганскому сценарию. К сожалению для многих западных политиков, Россия не стала вводить в Сирию полноценный военный контингент, в результате чего официальное количество потерь за все время операции составило лишь около сорока человек.
Но полная ли это победа? В Кремле, видимо, посчитали, что нет. Выводя из Сирии большую часть воинской группировки, Москва начинает другую войну — войну за мир. Россия официально взяла на себя обязательство привести сирийские противоборствующие силы к компромиссу и заново сконструировать сирийское государство. Задача это сложная, но выполнимая. И, главное, сулящая гораздо большие дивиденды, чем победа в военной операции и достижение поставленных перед этой операцией целей.
Им там не место
Одной из основных целей российской кампании в Сирии было уничтожение запрещенного в России «Исламского государства» (ИГ) — самой опасной террористической группировки современности.
В отличие от своих братьев по террористическому интернационалу ИГ не была сетевой структурой — ее боевики захватили значительную часть территории Сирии и Ирака и «кормились» с их территории. Если посмотреть на бюджет ИГ, то (пусть в самые сытые годы) он формировался во многом за счет налогов и иных поступлений с территории. Что делало группировку относительно независимой от внешних источников финансирования.
Еще одним важнейшим элементом ИГ была пропаганда. Опираясь на свои военные успехи, а также на профессионализм сотрудников «отдела связи с общественностью» (где они получали соответствующие навыки, дискуссионный вопрос), «Исламское государство» смогло завоевать сердца многих мусульман, в том числе европейских. В результате по всей Европе прошла серия терактов — пусть по масштабам и уступавшая событиям 11 сентября, но по опасности превосходящая их в разы. ИГ продемонстрировало, что для атаки на земли «крестоносцев» не нужно многомесячной подготовки, захвата самолетов и тому подобных сложных вещей — достаточно нескольких идейных людей, рецепта изготовления бомб из интернета, похода за ингредиентами в супермаркет, ну и пары стволов. И эти атаки были более чем успешны, причем не только с точки зрения соотношения собственных потерь к ущербу, нанесенному европейцам. ИГ удалось создать в Европе атмосферу страха, способствующую росту правых антимусульманских настроений и раскалывающую Старый Свет.
Сейчас ИГ уничтожено. Конечно, лавры победы присваивают себе американцы — на основании того, что именно подконтрольные им отряды взяли обе столицы ИГ (в Сирии и в Ираке). Действительно, США приложили определенные усилия для борьбы с «Исламским государством» в Ираке — но лишь определенные. Что же касается Сирии, то там именно Москва переломила хребет этому врагу всего цивилизованного мира. На момент сдачи этого номера в печать не осталось ни одного крупного населенного пункта, который контролировался бы «Исламским государством». Отдельные их отряды еще какое-то время будут партизанить на сирийской земле, но они, по сути, будут уже не ИГ, а обычными местными террористами, с которыми будут разбираться местные же власти.
Собственно, этот успех Россия уже капитализирует. Многие страны увидели, что Кремль тоже может заниматься спасением стран от террористов — но при этом (в отличие от США) не снося вместе с террористами и местные режимы. А также не захватывая нефтегазовые месторождения, и не оккупируя, по сути, эти государства. И вот сейчас Москву просят повторить это на бис в Ливии, где тоже окопались террористы. Россия пока раздумывает, но уже заключила с Египтом (очень заинтересованном в российском участии в потенциальной международной антитеррористической операции в Ливии) соглашение о возможности использовать египетскую инфраструктуру для российских ВКС. Впрочем, вне зависимости от того, будет ли Москва участвовать в ливийской кампании, можно сказать, что Россия в военно-политическом плане вернулась на Ближний Восток.
Право и самооборона
Второй целью России было спасение сирийских властей. Не Башара Асада как такового, а легитимно избранного сирийского правительства. Москва, как известно, давно выступает против любых попыток неконституционного захвата власти, тем более инспирированного из-за рубежа. Долгое время критика Москвы подобных смен режима (в Грузии, на Украине, в Киргизии, Египте, Ливии и т. п.) ограничивалась лишь устным возмущением, однако в случае с Сирией Кремль наконец-то решил перейти от слов к делу — защитить дружественный режим, весь Ближний Восток (ни для кого не секрет, что именно на Сирии остановился деструктивный процесс «арабской весны») и вместе с ним — международное право.
Естественно, Кремль делал все это не из альтруистических побуждений — в мировой политике это бранное слово. За помощь сирийским властям Россия получила не только самоудовлетворение от дипломатической победы над западным «Асад должен уйти», но и экономические преференции, военные базы, а также соответствующую репутацию. Целый ряд стран третьего мира увидел, что Москва может гарантировать им защиту и суверенитет. И многие арабские лидеры уже потянулись в Москву искать дружбы и взаимовыгодного сотрудничества с российским руководством.
Третьей целью операции в Сирии была защита самой российской территории. «Помогая народу Сирии сохранять свою государственность, отбивать атаки террористов, вы наносите и нанесли сокрушительный удар, поражение тем, кто напрямую, нагло и открыто угрожал нашей стране», — говорил Путин. Ни для кого не секрет, что в рядах сирийских террористов (не только ИГ, но и «Джебхат ан-Нусры» и других группировок — все они запрещены в России) воевали тысячи наших радикальных мусульман, а также выходцев с постсоветского пространства. Где они набирались опыта, идеологических воззрений и полезных связей. После окончания войны эти боевики с большой долей вероятности вернулись бы на родину, где занимались бы дестабилизацией ситуации и организацией терактов. Такие перспективы Москву откровенно не радовали — если ФСБ с большой долей вероятности отловило бы российских «гастролеров» в момент пересечения ими госграницы, то в отношении среднеазиатских коллег возникали вопросы. И эти вопросы могли стоить России очень дорого — дестабилизация Средней Азии могла обострить ситуацию в мусульманских регионах России, а также в тех городах, куда стекаются работать среднеазиатские гастарбайтеры. Поэтому, перефразируя известного английского политика, антитеррористический рубеж России проходил по Евфрату. К тому же ликвидировать этих террористов пачками в сирийских песках было куда проще, чем выковыривать по одиночке из среднеазиатских или северокавказских городов.
К сожалению, эта цель была достигнута лишь частично. Да, российские генералы отчитались о тысячах вбитых в песок гастролерах, однако значительная часть боевиков (не без помощи «настоящих победителей» — американцев) смогла выехать из Сирии и переместиться в Афганистан. И российские официальные лица (например, министр иностранных дел Сергей Лавров) публично высказывают опасения, что следующим пунктом их гастролей станет Средняя Азия. Где есть такие потенциально взрывоопасные страны, как Таджикистан (население которого более чем недовольно поведением Эмомали Рахмона), Узбекистан (где новый президент Шавкат Мирзиеев собирается начать серьезные реформы, которые внесут дополнительную нестабильность во внутриполитическую ситуацию) и Киргизия (политическая ситуация в которой перманентно нестабильна). Именно поэтому Кремль взял курс на укрепление ОДКБ, а также надеется на большую поддержку со стороны местных правительств. Да, они в свое время не захотели участвовать в обеспечении собственной безопасности на сирийском рубеже (когда, например, отказались посылать туда отряды военной полиции), однако на своей территории им придется включиться в эту войну. Отступать-то им просто некуда.
Слово и дело
Впрочем, помимо официальных перед Москвой стояли и неофициальные цели. Большая часть из них выполнена.
О российском оружии сейчас не говорит только ленивый. Самолеты ВКС России совершили более 30 тысяч вылетов и продемонстрировали потрясающую надежность. Как, в общем-то, и другая наша военная техника, которую использовали сирийцы. В результате Москва заключает оборонные контракты с Египтом, а также с другими ближневосточными странами, которым нужно качественное, недорогое, и, главное, политически надежное оружие. Ведь Москва, в отличие от Вашингтона, не привязывает свои поставки к внутриполитическим вопросам, не использует их для оказания давления на режимы. Кремль уважает тех покупателей, которые уважают заключенные контракты.
Впрочем, при всей важности этой демонстрации, куда более значимой неформальной целью было переключение информационного фона. Многие западные СМИ писали, что Россия начала военную операцию в Сирии для того, чтобы отвлечь внимание от Украины. До Сирии о России писали в основном в рамках украинского кейса — и писали заведомо негативно. В рамках сложившегося дуэта «плохой—хороший» (а именно так новости воспринимают западные зрители) Москва изначально позиционировалась как мировое зло, борющееся против светлых украинских революционеров. Любые конструктивные действия Москвы, не ложившиеся в эту матрицу, попросту отбрасывались или игнорировались. Поэтому Кремль переключил внимание на Сирию, где существовала принципиально иная матрица. ИГ было абсолютным злом (трудно как-то оправдывать организацию, занимающуюся работорговлей, педофилией и другими отвратительными вещам), а те, кто с ней борется, становились джедаями. И Москва успешно заняла роль последних, тем самым обратив западную пропаганду против самих западных политиков. Иностранные СМИ могли сколько угодно писать, что Россия убивает бедных сирийских граждан, спасает кровавого диктатора Асада, — жители Берлина, Парижа и Брюсселя, на собственной шкуре ощутившие что такое ИГ и радиальный исламский терроризм, симпатизировали действиям России. И, соответственно, начинали постепенно осознавать, что Кремль не угроза, а защита западной цивилизации.
Наконец, еще одной целью России в сирийской кампании была попытка наладить отношения с Западом. Путин не просто спасал западный мир от террористов и демонстрировал собственную мощь — он делал все в максимально ответственной манере. Перед операцией Россия провела консультации со всеми странами, пыталась достичь с ними компромисса и некоего общего подхода к сирийским делам. В ходе самой операции Москва не раз выражала готовность прислушиваться к позициям оппонентов и идти им навстречу там, где это было возможно. Кремль хотел показать, что курс на сотрудничество с ним может принести Вашингтону куда больше пользы, чем конфронтация, основанная на фантомных страхах, личной неприязни к Путину и неадекватных «хотелках». В Кремле не раз говорили, что у России и США очень много общих интересов и озабоченностей — борьба с терроризмом, нераспространение ядерного оружия и т. п.
Эта цель выполнена не была — российские слова в Америке не услышали, а поступки проигнорировали. Однако их услышали и учли в других странах — как Европы, так и Залива. И, возможно, примут к сведению в том случае, если Москва акцентирует свой посыл, выиграв в Сирии не только войну, но и мир.
Другая победа
Начав вывод войск, Россия не уходит с сирийского поля. И не только потому, что там остаются российские базы, — Кремль взял на себя обязательство провести и успешно завершить процесс национального примирения между враждующими сторонами. То есть между правительством Башара Асада и той частью сирийской оппозиции, которая признана договороспособной. Для этого Россия активно занимается посредничеством на местах (дает гарантии безопасности отдельным сирийским оппозиционерам), работает в рамках Астанинского процесса (где лидеры сирийских боевиков ищут компромисс с представителями официального Дамаска), а также собирает большой Конгресс оппозиции в Сочи. Формально Кремль готов и работать в рамках Женевского процесса (о чем Путин вроде как договорился с Дональдом Трампом во время встречи во Вьетнаме), однако Москва не видит в нем особенного потенциала. По сути, Женевский процесс — это сборище политэмигрантов, которые (не отвечая ни за что на местах и, в отличие от полевых командиров в Сирии, не рискуя жизнью) выставляют неадекватные требования и лишь оттягивают завершение сирийской гражданской войны. Именно поэтому Россия не имеет ничего против женевских посиделок, однако концентрирует свои усилия на Астане и Сочи.
Если у Кремля получится провести дипломатический процесс до конца и выиграть в Сирии мир, то дивиденды от этой победы окажутся огромными. Миру, конечно, нужен новый полицейский, который будет эффективнее старого наводить порядок в районе, однако еще большую необходимость они испытывают в конструктивных мировых державах. То есть в странах, которые умеют не только рушить или создавать системы управляемого хаоса, а еще и конструировать новый порядок. Американцы на эту роль не годятся не только из-за их внешнеполитической алчности, но и по причине серьезного раздрая внутри США. Нарастания неоизоляционистских настроений, самым ярким (но при этом не самым сильным) проявлением которых стало избрание Трампа.
Если у Кремля получится, то ни у кого больше не возникнет и мысли исключить Россию из подсистем безопасности на Ближнем Востоке, в Европе и Восточной Азии. Везде Россия будет восприниматься как эффективный балансир и посредник, гарант безопасности и стабильности.
Но все это лишь в том случае, если получится. Ликвидация ИГ в Сирии требовала от Москвы тех навыков и умений, которые ей всегда были присущи — решительности, силы, героизма, умения побеждать и (в отличие от тех же испанцев с их железнодорожными терактами в 2004 году) не капитулировать перед трудностями. То есть умение быть камнем, летящим точно в цель. Для достижения же мира России придется стать водой — то есть пройти между противоречиями сторон и аккуратно обтесать эти стороны так, чтобы они сошлись друг с другом и достигли компромисса. И под «сторонами» здесь имеются в виду не столько сирийские боевики, сколько реальные игроки на сирийском поле. Сирия, Турция, Иран, Саудовская Аравия, Израиль и даже США.
Асад может остаться
Конечно, Россия может поступить по принципу галльского вождя Брана — «горе побежденным». А точнее, «горе тем побежденным, которые вовремя не перешли в лагерь победителей». На сегодняшний день Россия, Иран и вовремя переметнувшаяся Турция имеют достаточно ресурсов для того, чтобы решить в Сирии все дела самостоятельно, в рамках триумвирата. У США нет четкой линии в регионе (и, по сути, не было уже в начале «арабской весны»), Израиль находится в изоляции, а Саудовская Аравия ослаблена многочисленными внешними и внутренними конфликтами. По сути, Иран и Турция так и хотят поступить. Однако, при всем уважении к Тегерану и Анкаре, они лишь региональные державы и не претендуют на роль конструкторов порядка. А Москва претендует. И настоящее конструирование подразумевает выстраивание порядка не на основе сиюминутного расклада сил, а с учетом реальных и долгосрочных потенциалов. Соединенные Штаты уже совершили ошибку после холодной войны, когда попытались выстроить новую систему без учета потенциальных интересов Москвы, которая в этой войне проиграла и находилась в состоянии внутренней смуты. Как только смута в России закончилась, эта система пошла вразнос. Кремль не хочет повторять эти ошибки, и поэтому готов по возможности учесть даже интересы проигравших. Не сиюминутные «хотелки», а обиды — а именно интересы. И, опять-таки по возможности, найти в этих пунктах общий знаменатель между всеми уважаемыми сторонами.
В некоторых вопросах этот знаменатель уже найден. Например, в судьбе Асада. Напомним, что против его сохранения на посту президента Сирии выступают турки и американцы. У первых на сегодняшний день есть куда более серьезные задачи (да к тому же ряд официальных турецких лиц уже заявили, что их страна готова работать с Асадом), а Дональд Трамп, по данным New Yorker, уже смирился с тем, что Асад останется президентом Сирии вплоть до следующих выборов в этой стране, которые предварительно намечены на 2021 год. Хотя, как верно отмечают некоторые юмористы, Трампу самому бы досидеть в Белом доме до этого срока.
Позиция Трампа объясняется просто: Асад не является его целью в сирийской войне. Это была цель, поставленная Бараком Обамой и им же проваленная. Демократам нужен был уход Асада либо через военную операцию, либо через добровольно-принудительную отставку. После чего Обама бы мог заявить о своей победе в сирийском конфликте.
Пришедший ему на смену Трамп понял, что Москва Асада убрать не даст, поэтому просто сменил дефиницию победы. Еще в начале 2017 года новоизбранный заявил, что основной целью Соединенных Штатов на сирийском направлении будет не свержение Асада, а борьба с ИГ. И, взяв обе столицы ИГ, он «победил» группировку, а значит, и «выиграл» войну.
Конечно, ни турки, ни тем более американцы так просто этот вопрос не сольют — они будут требовать уступок и компенсаций по другим пунктам. Однако в целом судьба Асада не является серьезным препятствием на пути к миру и новому российскому статусу. В отличие от двух других вопросов — курдского и иранского.
Курды и иранцы — тоже?
По идее курды, которые занимают значительную территорию Сирии и контролируют часть нефтегазовых месторождений, должны быть по определению включены в мирный процесс. Они не террористы, не выступают за раскол сирийской территории, готовы инкорпорировать свои вооруженные силы в состав сирийской армии. За ними стоят американцы, которые рассчитывают через курдов оказывать влияние на процесс принятия решений в Дамаске. Однако на пути курдского включения есть две большие проблемы под названиями «Турция» и «Иран».
Тегеран и Анкара выступают против придания какой-либо автономии Сирийскому Курдистану, поскольку опасаются, что это усилит позиции США в Сирии и станет причиной дестабилизации ситуации в Иранском и Турецком Курдистане. Самый активный антикурдский игрок — Турция. Президент Реджеп Эрдоган не просто против автономии курдов — он категорически против даже нынешнего статус-кво, когда под контролем курдов остаются значительные части территории Сирии.
Собственно, у России есть лишь два варианта решения проблемы. Первый (и, судя по всему, Москва сейчас ему и следует) заключается в попытках уговорить Эрдогана и иранцев изменить точку зрения. Найти такую степень автономии, которая не угрожала бы интересам Турции, но в то же время соответствовала бы чаяниям курдов. Возможно, речь пойдет об усилении роли органов местного самоуправления на уровне отдельных населенных пунктов. Конечно, курды рассчитывали на большее, однако на сегодняшний день они не в том положении, чтобы торговаться. Да, они контролируют территорию и месторождения, но качество их американского зонтика от турецкого ракетного ливня под вопросом. США совсем недавно сдали иракских курдов Багдаду, и нет никаких гарантий, что они готовы будут защищать интересы курдов сирийских.
Если же курды не проявят сознательность, а турки — стремление к минимальному компромиссу, то вопрос с возвратом территории из-под контроля сирийских курдов придется решать силовым путем. То есть давать отмашку Турции на проведение операции.
Что же касается иранского вопроса, то здесь ситуация гораздо сложнее. Практически все игроки на сирийском поле согласны с тем, что Иран будет главным игроком в послевоенной Сирии, но при этом выступают категорически против иранского доминирования в этой стране. Башар Асад благодарен иранцам за помощь, но не хочет становиться их сателлитом. Турция рассматривает Тегеран как своего будущего регионального соперника. Для Саудовской Аравии и США иранцы являются соперниками нынешними. Израиль категорически против любого размещения иранских баз возле Голанских высот. И все они обращаются за поддержкой их чаяний к Москве — единственной стране, у которой рабочие отношения со всеми сторонами и которая может взять на себя выработку некой компромиссной формулы по раскладу сил в послевоенной Сирии.
Найти этот компромисс будет крайне сложно, однако без него никакого мира в Сирии не будет. Как, в общем-то, и дивидендов для Москвы от победы в войне за этот мир.
