Всемирный экономический форум был основан в 1971 году немецким академиком Клаусом Швабом. Миссия у форума серьезная: способствовать улучшению положения дел в мире. За годы существования давосский форум превратился в элитарный клуб самых богатых и влиятельных людей мира. В этом году на мероприятие приехали три тысячи участников из 134 стран — политики, бизнесмены, журналисты, ученые, представители общественных организаций.
Первоначально форум был детищем англосаксонской политики глобализации. Если верить лозунгам Давоса, его участники выступают за равенство всех государств. Но глобалисты лукавят: как только глобализация переросла из идеи в реальность, организаторы форума заявили о разобщенности мира, с которой непременно надо бороться. В их понимании разобщенность — это не растущий разрыв между богатыми и бедными, а утрата англосаксами монополии на политику и экономическую политику. На мировой арене обосновались новые игроки, интересы которых в середине XX века еще никто не учитывал. На открытии форума в Давосе уже не звучит английская речь — в этом году на первом пленарном заседании ВЭФ выступил премьер-министр Индии Нарендра Моди, который, хотя и знает английский, предпочел говорить на хинди.
Страх англосаксов утратить контроль над миром понятен. Их собственные глобалистские проекты провалились: США вышли из Транстихоокеанского партнерства (ТТП), Североамериканская зона свободной торговли (NAFTA) трещит по швам. При этом восточные проекты объединения стран Азии набирают обороты. Китай активно работает над концепцией «Один пояс — один путь», предполагающей создание единого экономического пояса Шелкового пути. Учитывая объем китайского капитала и роль Китая в мировой экономике, этот проект представляется более реальным, чем бренные останки ТТП без США.
Старый Свет против Нового
В действительности разобщенность мира гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд. Для Запада опасность представляет не только объединение азиатского мира: западное общество рискует расколоться изнутри.
Налицо назревающий конфликт между Европой и США. На прошлогоднем форуме в Давосе царила атмосфера страха и напряженности: Дональд Трамп тогда только стал президентом США, и мировая элита пыталась понять, как жить с этим дальше. Прошел год, и Трамп из страшилки для добропорядочных европейцев превратился в суровую реальность. Европейских глобалистов отталкивает его протекционистская политика — организаторы ВЭФ в своем ежегодном отчете о глобальных рисках даже указали протекционизм в числе основных угроз миропорядку.
В этом году Трамп лично приехал в Давос и стал первым за восемнадцать лет действующим президентом США, посетившим форум. Разобщенность мира его не волнует — американский президент верен своей концепции America first («Америка прежде всего»). Вылетая из Вашингтона в Швейцарию, он написал в твиттере, что планирует рассказать на ВЭФ о «величии Америки» и о бурном росте американской экономики.
В Швейцарии Трампа вместо теплого приема ждали протестующие. Жители Европы не готовы простить американскому президенту его высказываний о странах третьего мира: на швейцарские демонстрации накануне приезда Трампа митингующие выходили с плакатами «И кто здесь приехал из грязной дыры?», «Трамп, убирайся!», «Демократия в опасности» и «Всемирное экономическое фиаско».
Из всех политиков Старого Света снисходительность к Трампу проявила только премьер-министр Великобритании Тереза Мэй, с которой американский президент встретился в первый день своего визита в Давос. Трамп отчаянно хотел замять неловкость: в ноябре он ретвитнул антимусульманское видео британской ультраправой организации Britain First, что сильно не понравилось Мэй. Поэтому в Давосе американский президент рассыпался в любезностях и заверял главу британского правительства, что искренне любит ее страну. Усилия Трампа не прошли даром: Мэй пригласила его посетить Великобританию.
Но другие европейские политики были безжалостны к Трампу. Они решили не дожидаться приезда американского президента и начали заочно критиковать его с первого же дня мероприятия. Ангела Меркель заявила, что политики не усвоили уроков истории, и предупредила страны об опасностях проявления «национального эгоизма». Она осудила политику протекционизма, отметив, что нельзя защищать собственные границы путем изоляции. Канцлер Германии подчеркнула, что США в последнее время отказываются от сотрудничества с другими странами по таким важным глобальным вопросам, как проблема изменения климата. Меркель, как обычно, была крайне сдержанна и ни разу не упомянула имени Дональда Трампа, однако всем было очевидно, что именно его фрау канцлер считает корнем зла.
За лозунгами Меркель о всеобщем объединении против глобальных проблем скрывался призыв к странам Европы проявлять большую самостоятельность и перестать зависеть от Соединенных Штатов во внешней политике. К Меркель присоединился и президент Франции Эммануэль Макрон. Как и его немецкая коллега, Макрон обратил внимание на кризис глобализации и заявил, что Европа должна стать более сплоченной — по его мнению, без сильной Европы не избежать дальнейшего раздробления мира.
Из-за Трампа США утрачивают наработанный авторитет в мировой политике. Очевидно, европейские политики совсем не прочь воспользоваться этим и перехватить лидерство на политической арене. На восточный мир они и не замахиваются.
Америка и другие риски
За несколько дней до открытия ВЭФ эксперты Давоса выпустили ежегодный отчет о глобальных угрозах — Global Risks Report 2018. Авторы разделили угрозы на пять категорий: экологические, технологические, экономические, социальные и геополитические. Опрос, проведенный экспертами Давоса, показывает, что мировое экономическое сообщество настроено пессимистически: 59% опрошенных считают, что в 2018 году риски возрастут. Основные угрозы — растущее неравенство, напряженная политическая обстановка, экологическая ситуация и киберуязвимости.
1. Экологические риски — самые вероятные и наиболее опасные, по мнению экспертов Давоса. К ним относятся экстремальные погодные явления, природные катаклизмы, неспособность уменьшить негативные последствия изменения климата, сокращение биоразнообразия, техногенные катастрофы. На форуме проблемы экологии связывают непосредственно с разобщенностью мира: участники ВЭФ критикуют решение Дональда Трампа выйти из Парижского соглашения по климату.
2. Технологические риски — это кибератаки, кража персональных данных, сбой ключевых систем информационной инфраструктуры, отрицательные последствия технологического прогресса. Информационные системы разных стран сильно взаимосвязаны, поэтому в вопросах технологических рисков особенно важна согласованность действий. Это стало особенно очевидно в прошлом году, когда из-за вируса WannaCry пострадали 300 тысяч компьютеров в 150 странах.
3. Авторы отчета отмечают, что в этом году снизилась значимость экономических рисков, поскольку мировая экономика восстанавливается. При этом одной из важнейших проблем остается экономическое неравенство. Эксперты Давоса приводят данные Международного валютного фонда (МВФ), согласно которым за последние тридцать лет в 53% стран увеличилось неравенство в доходах населения. Среди новых вызовов — трансформация мировой экономики из-за растущей роли цифровых технологий. Эксперты считают, что изменения неизбежны, хотя цифровые инновации незначительно трансформируют мир по сравнению с изобретениями предыдущих промышленных революций.
4. Среди наиболее значимых социальных рисков авторы отчета выделили вынужденную миграцию, нехватку питьевой воды, распространение инфекционных заболеваний. Организаторы ВЭФ также отмечают социальный раскол в развитых странах: в Европе усиливаются ультраправые политические силы, в Великобритании разделение общества отразилось в голосовании на референдуме 2016 года. При этом не все участники форума согласны с актуальностью этих рисков: премьер-министр Италии Паоло Джентилони заявил, что кризис Европы, вызванный брекзитом и наплывом нелегальных мигрантов, уже позади.
5. Традиционно внимание уделяется и геополитическим рискам, среди них межгосударственные конфликты, оружие массового поражения, террористические атаки, внутригосударственные кризисы. В возможном обострении геополитической обстановки эксперты Давоса заранее обвиняют Дональда Трампа: по их мнению, его решение выйти из Парижского соглашения и ТТП противоречит принципу мультилатерализма, на построение которого ушли многие десятилетия.
Битва за «цифру»
Дискуссия между Европой и США обостряется и в связи с распространением цифровых технологий. Влияние концентрируется в руках тех, кто контролирует передовые разработки, — и здесь преимущество на стороне США, что совсем не нравится европейским странам. Евросоюз старается давить на американские IT-компании бюрократически: в 2016 году на Apple наложили штраф в размере 13 млрд евро, в прошлом году на штраф нарвалась уже Google (2,4 млрд евро). На Qualcomm штраф в размере 997 млн евро наложили совсем недавно, 24 января, как разв начале давосского форума. IT-гиганты пытаются оспаривать штрафы, но все же цифровая элита США вынуждена считаться с требованиями Евросоюза: европейский рынок огромен, а совокупный ВВП ЕС сравним с американским.
Давосское выступление Ангелы Меркель подтвердило, что Евросоюз не желает мириться со вторыми ролями в сфере инноваций. Канцлер Германии заявила, что ЕС находится под огромным давлением из-за лидерства США в цифровых технологиях. Меркель подчеркнула, что американские корпорации, обладающие практически монополией на «цифру», формируют цифровое неравенство. По мнению канцлера, это может привести к тому, что весь мир, пользующийся продуктами Apple, Google, Amazon и других американских IT-компаний, будет от них зависеть, поскольку им принадлежит огромное количество данных. «Данные станут топливом двадцать первого века, и вопрос только в том, в чьих руках они будут находиться», — подчеркнула Меркель.
Немецкого канцлера поддержал и французский президент. Эммануэль Макрон выразил сожаление, что европейские государства сами передали всю власть американским частным компаниям, поскольку не создали глобальной организации для контроля за инновациями. Макрон сравнил мир новых технологий с дикой природой, где выживает сильнейший, — и, по его мнению, европейским странам грозит вымирание.
Очередная смена технологического уклада действительно таит в себе интересное противоречие. С одной стороны, технологии стремительно распространяются во все сферы жизни и сектора экономики: от здравоохранения и образования до распределения энергии и транспорта. Африканский подросток может выйти в интернет и прослушать онлайн-курс американского университета, пенсионерка из российской деревни — проконсультироваться у врача по скайпу. Но с другой стороны, цифровые инновации только усиливают неравенство. Интернет фактически контролируется тремя компаниями: Google, Facebook и Alibaba. Цифровая экономика оказалась в руках узкой группы людей.
Богатство концентрируется: IT-компании нанимают сравнительно мало людей. В трех крупнейших по капитализации компаниях (Apple, Alphabet и Microsoft) работают всего 320 тыс. сотрудников, в то время как в 1990 году число сотрудников трех крупнейших американских автопромышленных компаний составляло 1,2 млн. Однако битва за цифровые технологии только начинается, и неизвестно, кто в итоге захватит лидерство в новом технологическом укладе — современные IT-компании, фирмы из традиционных отраслей экономики или же это и вовсе будут новые игроки, еще даже не появившиеся на свет. Изменения происходят быстрее, чем политики и государственные институты успевают на них реагировать.
Распространение цифровых услуг поставило сложную методологическую задачу: оценить реальный объем денег, скрытых в ИКТ, очень трудно. Чтобы создать информационный технологический продукт (медиа или приложение), нужно совсем немного людей и практически никаких материалов, при этом капитализация IT-компаний огромна. Как показывает пример Uber, доступность и низкая стоимость цифровых сервисов могут подрывать устоявшиеся модели. Возникает вопрос: какую роль в экономике играет IT-компания, которую создали несколько человек и которая через год была продана за несколько миллиардов долларов? Неизвестно, как это скажется на макроэкономическом ландшафте в долгосрочной перспективе — не исключено, что вся «цифра» окажется очередным пузырем.
При этом необходимо помнить, что прибыльность информационных технологий основана на традиционных отраслях экономики. Весь интернет держится на рекламе — а рекламируют-то реальные товары. Поэтому о цифровизации нельзя говорить в отрыве от покупательной способности населения: если спрос на товары и услуги будет стагнировать, весь цифровой хайп сойдет на нет.
Индустрия 4.0: революция задерживается?
В последнее десятилетие темпы роста производительности в развитых странах существенно ниже, чем в конце прошлого века, не говоря уже о «золотом» периоде 1920–1970-х годов. В 1990-е на фоне распространения информационно-коммуникационных технологий заговорили о появлении феномена цифровой экономики (Николас Негропонте), способной запустить новый продолжительный период роста. Сегодня, когда технологии созрели, это будущее кажется совсем близким, но ясности по поводу роста пока нет.
Текущий этап воздействия технологий Индустрии 4.0 (четвертой промышленной революции) на микроуровне изучен достаточно хорошо. Да, цифровые технологии создали и продолжают создавать новые виды услуг. Но в зависимости от сферы применения скорость этих изменений различна. «Цифра» уже доминирует в финансах и банковской сфере, где новые технологии привели к серьезным изменениям, но сильно «тормозит» в промышленности.
В Давосе то и дело говорили о технологических рисках, рассуждали о последствиях, к которым может привести неконтролируемое на государственном уровне развитие технологий. Особенно всех беспокоит искусственный интеллект (ИИ): политики наперебой говорят, что ИИ полностью изменит здравоохранение, транспорт, наш образ жизни, ускорит экономический рост. Глава британского правительства Тереза Мэй не растерялась и даже заявила, что именно Великобритания должна стать мировым лидером в безопасном и этичном внедрении ИИ.
Однако все больше экспертов выражают беспокойство по поводу того, что, хотя распространение новейших технологий Индустрии 4.0 во все сферы мировой экономики сравнимо с процессами предыдущих технологических революций — распространения электричества, двигателя внутреннего сгорания, химии, — их влияние на производительность сегодня заметно меньше. Так, если в прежние технологические циклы мы наблюдали ежегодный рост производительности в 2%, то сегодня он составлет около 0,3%. И исследователи не очень понимают, в чем проблема такого низкого макроэкономического эффекта. Более того, накануне форума организаторы ВЭФ опубликовали отчет «Новый двигатель экономического роста. Внедрение технологий четвертой промышленной революции в производство», в котором указано, что степень и темпы внедрения технологий ИИ, интернета вещей и других инноваций четвертой промышленной революции остаются на неожиданно низком уровне. Только 29% опрошенных промышленных компаний начали внедрять в производство интернет вещей, 41% компаний все еще проводят пилотные испытания, а 30% даже не начинали тестировать технологии.
Проблема производительности, во-первых, может быть связана с методологической неточностью — сложившиеся стастистические методы не учитывают весь спектр и глубину влияния новых технологий. Во-вторых, степень внедрения технологий Индустрии 4.0 может быть еще слишком далека до уровня, необходимого для масштабного улучшения производительности. Вероятно, цифровые технологии проявят себя с длительной временной задержкой, а затем произойдет кумулятивный эффект. В-третьих, рост производительности может сдерживаться сохраняющимся консервативным поведением компаний и финансовых институтов, не готовых активнее инвестировать в новые технологии. Часто подчеркивается, что успех Индустрии 4.0 сильно зависит от квалифицированных работников, а их не хватает везде. Как не хватает и спроса — жители Запада все еще предпочитают больше сберегать, чем тратить, и то, что предлагают новые технологии, пока не меняет их поведения, а значит, не возникает и достаточного толчка спроса на них, что тормозит внедрение. Фактически это означает, что новейшие технологии еще не достигли той ценности, которая была у технологий, ставших прорывными в прошлые периоды: хотя ИИ уже называют новым электричеством, убедительно продемонстрировать всему миру его эффект пока не удалось. Революция рискует забуксовать.
Как выяснили эксперты Давоса, важнейшими факторами, сдерживающими Индустрию 4.0, остаются непонимание предпринимателями потенциальных преимуществ новых технологий и высокая стоимость их внедрения. Пилотные проекты часто не доказывают своей ценности для бизнеса, а из-за многообразия платформ интернета вещей между ними трудно выбрать. По мнению авторов отчета, возможным решением может быть вовлечение в бизнес-процессы малых и средних предприятий, государственно-частное партнерство, международная кооперация. Особенно важную роль организаторы ВЭФ отводят государствам: именно они, считают эксперты форума, должны финансово поддерживать внедрение новых технологий, предоставлять налоговые льготы, принимать регуляторные меры, создавать образовательные программы для сотрудников компаний.
Недавнее исследование консалтинговой компании Deloitte «Четвертая промышленная революция уже здесь — вы готовы?» перекликается с отчетом ВЭФ. Deloitte провела опрос среди представителей бизнеса и сотрудников государственных организаций, чтобы узнать, насколько они готовы к внедрению технологий четвертой промышленной революции. Выяснилось, что большинство респондентов не уверены, что их компании готовы к инновациям. Так, многие опрошенные пока не знают, какую роль их организации будут играть в эру Индустрии 4.0. При этом они, судя по всему, вообще сомневаются, что четвертая промышленная революция произойдет: респонденты признаются, что еще не меняли стратегии своих компаний в соответствии с возможными технологическими изменениями.
В ожидании миропроекта
В гонку за лидерство в цифровой экономике активно вступают развивающиеся страны, опасающиеся оказаться на периферии. Эта гонка порой приобретает нездоровый характер: Индия собирается к 2025 году увеличить объем собственной цифровой экономики до триллиона долларов, а в ОАЭ даже создали министерство искусственного интеллекта.
Свои амбиции в цифровой экономике есть и у России, однако в Давосе мы оказались вне контекста. На форум от России отправилась совсем небольшая делегация — всего 67 человек (для сравнения: Индия отправила делегацию из 126 участников, а США — из 782). Более того, статус российской делегации ниже, чем год назад: на ВЭФ-2017 делегацию возглавлял первый зампред правительства РФ Игорь Шувалов, а в этом году — вице-премьер Аркадий Дворкович. Вместе с ним на форум отправились глава Минэкономразвития Максим Орешкин, глава Сбербанка Герман Греф, президент ВТБ Андрей Костин, глава ВЭБа Сергей Горьков.
Российская делегация мало интересует глобалистов: в рамках ВЭФ прошла всего одна сессия, посвященная России. В основном зарубежные участники интересовались антироссийскими санкциями, однако представители нашей страны неохотно говорили на эту тему. Дворкович заявил, что санкции — всего лишь незначительная проблема, а России необходимо двигаться вперед, несмотря ни на что. На сессии шла речь и о технологиях: Горьков даже замахнулся на лидерство России в блокчейне.
К сожалению, наша страна воспринимается как «камчатка» мировой экономики. Кажется, представители России прекрасно это осознают, но изменить ситуацию не в силах. Сохраняется принципиальное противоречие, так и не решенное за весь период существования постсоветской России: либо мы играем по правилам глобалистов и встраиваемся в глобальные цепочки на вторых ролях (тогда нам неизбежно уготована судьба сырьевой периферии), либо пытаемся предложить новый собственный миропроект. Практика показала, что Россия не может жить в первом варианте. Не позволяет история, национальная гордость, человеческий потенциал. Для создания же нового миропроекта нам не хватает ресурсов, внутреннего импульса. Здесь мы вынуждены, хотя и с некоторыми выгодами для себя, отдать первенство нашим партнерам из развивающихся стран. В любом случае это усиливает ту самую разобщенность, о которой заговорили англосаксы. Как быть? Безусловно, мы должны взаимодействовать и максимально четко транслировать свои позиции и беспокойства, но в то же время должна быть и реальная позитивная повестка. Россия гораздо больше, чем считают в Давосе, но, чтобы это стало понятным, необходимо предложить миру интеллектуальные достижения и инновации.
Осознание развитыми странами разобщенности, как ни парадоксально, способно привести к их сближению с Россией. Но чтобы воспользоваться шансом, страна должна быть интересной.
