Секс и рок-н-ролл в творчестве Антона Чехова

Вячеслав Суриков
редактор отдела культура «Монокль»
29 января 2018, 00:00

В Центре имени Вс. Мейерхольда — премьера спектакля «Три сестры Антона Чехова»

ЦЕНТР ИМЕНИ ВС. МЕЙЕРХОЛЬДА
В спектакле «Три сестры Антона Чехова» заняты участники театральной компании «Июльансамбль»

Из всех чеховских пьес «Три сестры» оказались наиболее привлекательными для режиссеров мирового масштаба Юрия Бутусова и Андрия Жолдака как основа для творческой импровизации. Оба создали спектакли, не похожие ни на какую другую постановку по классической чеховской пьесе: один — на сцене Театра имени Ленсовета, второй — на сцене Александринки. Спектакли побывали в коротком списке фестиваля «Золотая маска» и являют собой незабываемое зрелище: здесь в чеховском тексте раскрываются смыслы, которые поневоле вместились в него за время, прошедшее с тех пор, когда он был написан. Бутусов ставит тексты Чехова рядом с текстами Шекспира как бесчисленное количество раз воспроизведенные на сцене современными театрами, и это дает абсолютную свободу в их интерпретации. Оба автора создали произведения, которые формируют смысловую матрицу жизни человечества.

Если сравнивать версии «Трех сестер» Бутусова и Жолдака, то последний обошелся с текстом пьесы намного жестче. Он не только не стал представлять зрителю традиционный визуальный ряд, воссоздающий жизнь русской провинции XIX века, но и забросил действие на две тысячи лет вперед, опираясь на тезис, который многократно звучит в монологах и репликах чеховских героев: «Через двести, триста, наконец, тысячу лет, дело не в сроке, настанет новая счастливая жизнь». В своем монологе на круглом столе в Александринском театре во время прошлогоднего Санкт-Петербургского международного культурного форума, собравшего целый ряд ведущих театральных режиссеров мира, он метафорически описывал отношения автора текста и создателя спектакля: «Нужно быть варваром в театре, а не в жизни. Я одиннадцать лет живу в Берлине и работаю очень много на Западе, и я знаю, что дикость человека, что на Западе, что на Востоке, идентична. Она может быть прикрыта разными системами… Я предлагаю тем людям, которые делают театр, быть варварами. Мы работаем в основном с текстами. Варвар должен съедать текст. Автор для меня — это сексуальное отверстие, заряженное каким-то полем, с которым я, варвар, должен делать ночь любви и ненависти».

Спектакль в ЦИМе по форме можно отнести к числу тех самых «ночей любви и ненависти». Действие на сцене, разыгрываемое участниками театральной компании «Июльансамбль» (студентами Виктора Рыжакова, решившими не расставаться после выпуска из Школы-студии МХАТ, а продолжать совместную творческую деятельность), отсылает нас к двум вышеупомянутым театральным шедеврам Жолдака и Бутусова. Если последний выбирает для штабс-капитана Соленого образ, списанный с музыканта Гаркуши, с его очень узнаваемой сценической пластикой, то Рыжаков представляет нам Соленого в образе Джокера, причем такого, каким мы его запомнили в исполнении Хита Леджера в фильме «Темный рыцарь» Кристофера Нолана. Соленый появляется на сцене в характерном гриме и также с подчеркнуто выразительной пластикой. Это воспринимается как один из приемов — одним мощным ударом поместить происходящее на сцене в контекст современной массовой культуры.

Чеховские тексты, многажды произнесенные со сцены, в версии Виктора Рыжакова предстают словами с выпотрошенным смыслом. Уже не имеет значения, с какой интонацией они будут сказаны. Самое лучшее, что можно для них сделать, — сопроводить их визуальным рядом, подобранным по принципу контрапункта. Герои спектакля «Три сестры Антона Чехова» существуют вне пространства — на сцене только диван и пианино. Для персонажей пьесы Рыжаков создал максимально яркие сценические образы, которые ввинчиваются в зрительную память. Тексты актеры произносят как можно громче и резче, словно, произнесенные привычным образом, они могут проскользнуть мимо внимания зрителя либо вызвать у него стандартную реакцию, выработанную многолетней традицией интерпретации чеховских произведений. Спектакль «Три сестры Антона Чехова» высвобождает текст пьесы от многолетних культурных наслоений и предлагает зрителям интерпретировать его самим. Лишь бы они оказались в силах сделать это.