Театр эпохи постгуманизма

Вячеслав Суриков
редактор отдела культура «Монокль»
12 февраля 2018, 00:00

В Александринском театре премьера спектакля Валерия Фокина «Швейк. Возвращение»

ВЛАДИМИР ПОСТНОВ

Для Валерия Фокина, который спектаклем «Швейк. Возвращение» отмечает пятидесятилетие творческой деятельности, это еще одно антивоенное высказывание. В 2016 году он поставил спектакль по фантастической повести своего сына Кирилла Фокина «Сегодня. 2016», в котором по сюжету инсценировки политическим лидерам США, Германии и России предоставляется возможность избавить мир от ядерной угрозы, а те ее отвергают. Этим спектаклем Валерий Фокин совершил режиссерский жест отчаяния — и тем самым признал, что мир, где мы живем, по-прежнему, как и во времена холодной войны, висит на волоске, только мы перестали обращать на это внимание. Наша планета начинена взрывчаткой и может разлететься на мелкие кусочки в любой момент, но мы уже привыкли к этой мысли и устали испытывать страх, когда-то заставлявший людей и в Старом, и в Новом Свете рыть персональные бомбоубежища. «Сегодня. 2016» до сих пор звучал как глас вопиющего в пустыне. Теперь ему вторит «Швейк. Возвращение».

Роман Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» — классическое антивоенное произведение, которое было канонизировано в этом статусе еще в первой половине XX века. Обращаясь к нему, Валерий Фокин лишний раз подчеркивает однозначность своего авторского высказывания. Он трактует «Швейка» именно таким, каким тот был задуман автором. Механизм, запускающий и поддерживающий военные действия, в которых сталкиваются и взаимоуничтожаются миллионы людей, зрителю показан с точки зрения человека, наделенного способностью воспринимать мир непосредственно — вне идеологических клише. Он видит его не автоматически, а будто в первый раз. Степан Балакшин играет Швейка как огромного ребенка, с уст которого не сходит улыбка. Мир для него всегда повод для счастья, где бы он ни находился: в пивной или на передовой. В финале он идет со знаменем в атаку и погибает. Но еще в самом начале спектакля Фокин воскрешает своего героя — тот снисходит в сценическую реальность почти в буквальном смысле слова с небес. С этого момента мы знаем, что все известия о его смерти — ложные.

Роман Гашека написан по следам Первой мировой войны, когда человечество еще было способно испытывать ужас от того, что с ним происходит. Одним из самых ярких образов — символов расчеловечивания стал солдат в противогазе, запечатленный в экспрессионистской манере художником Отто Диксом. Происходящее на сцене раз за разом отсылает нас к его работам. Из творчества Дикса Валерий Фокин словно черпает силу, которая должна шокировать зрителя. Снова и снова художественный руководитель Александринского театра проводит для него сеанс остранения реальности. Он предлагает зрителям не только услышать правду о насилии из уст Швейка, но и самим увидеть его. Кадры откровенных человеческих убийств — часть визуального ряда, сопровождающего сценическое действие. Мы больше не можем отгораживаться от того факта, что насильственная смерть стала нормой жизни современного человечества и оно готово даже оправдывать ее необходимость.

На сцене реалистично гремят взрывы — и это еще одно испытание для зрителя. В сцене медицинского осмотра мужской состав спектакля полностью обнажается, и мы видим, насколько хрупки человеческие тела, что они совсем не предназначены для такого вида деятельности, как война. В текст инсценировки включены фрагменты с физиологическими подробностями насильственной смерти человека — для тех, кто после всего, что было сказано, так и не понял, сколь она ужасна. Возможно, это один из самых однозначных спектаклей на современной сцене, не допускающий двоякого толкования. Фокин еще раз пытается докричаться до человечества, вкладываясь в этот вопль со всей силой и со всем опытом, накопленным за долгие годы работы в театре. Он показывает зрителю страшный сон, который заставляет того содрогнуться от ужаса и поверить: происходящее на сцене происходит и с ним тоже. Тем самым он использует театр по назначению, которое заключается, помимо всего прочего, в том, чтобы избавлять человечество от стереотипного восприятия окружающей реальности.