Говорить, что вы против Евросоюза, против вмешательства в дела других стран, и не скрывать своего восхищения патриотизмом Владимира Путина — это точно очень смело для Франции. Для западной медиасреды журналист Эрик Земмур вот уже лет пятнадцать — знаменитость особенная. Во-первых, он относит себя к правым. Так как во французских СМИ 95% журналистов считаются леваками, его позиция довольно экзотична.

Во-вторых, Земмур отличается от своих коллег тем, что никогда не сдается. Он всегда говорит, что думает, никогда не боится своих собеседников или политической некорректности. Он не стесняется утверждать, что рэп-музыка — «искусство второго сорта», что большинство наркоторговцев во Франции — африканцы или арабы, что носить кипу на улице — это «как религиозное селфи, вульгарность современного нарциссизма», а холокост стал новой религией (правда, нужно отметить, что Земмур сам еврей и потому ему это сходит с рук).

Наконец, следует подчеркнуть, что Земмур — «старомодный» журналист: он один из самых знающих французов нашего времени, он привык подкреплять свои слова и идеи фактами, у него элегантное перо.

В 2014 году свет увидела его книга «Самоубийство по-французски». С той поры судебные процессы против Земмура за оскорбление и подстрекательство к ненависти только множились. С одного из телеканалов его уволили, а бывшие коллеги сожалели, что ему так долго предоставлялось слово. Короче говоря, Земмура окончательно определили в «реакционеры», «пораженцы» и, очевидно, в «расисты». Несмотря на эту кампанию преследования, книги Эрика Земмур были и всегда будут интересными и успешными, а публичные выступления неизменно собирают рекордную аудиторию благодаря его откровенности и ораторскому таланту.

В «Самоубийстве по-французски» Земмур описывает, как элиты последние сорок лет постепенно разрушали потенциал Франции. Как страна деградировала во всех сферах экономики и политики. Он рисует портрет политического и культурного класса, который родился в мае 1968-го и подорвал народный суверенитет в экономической, социальной, культурной, семейной жизни. В отличие от Мишеля Онфре, который философски рассматривает закат Запада как естественное явление, Земмур, как журналист и историк, считает, что этот процесс связан с саботажем французского общества. Сорок лет, сорок глав, в каждой из которых он развивает конкретную тему и конкретный факт, чтобы показать, как изменилась Франция: как «свобода обернулась аномией, равенство — эгалитаризмом, а братство стало войной всех против всех».

Можно жалеть о том, что Земмур не устанавливает иерархию между всеми проблемами, которые он описывает, и на самом деле не идентифицирует причину, происхождение этих дрейфов. Мы заканчиваем чтение подавленными, так как вся книга смотрится списком катастроф, и усталыми — из-за одержимости Земмура проблемами иммиграции и ислама, которые слишком быстро отправляют на второе или даже третье место неравенство и «классовый вопрос». Поэтому трудно согласиться с ним в том, что между исламом и исламизмом нет разницы, что ислам несовместим с нашим менталитетом, что ислам нерастворим в демократии с христианскими корнями и что каждый мусульманин — потенциальный террорист.

Кроме этого нет ничего, на что можно было бы пожаловаться: презентация совершенная и настолько полная фактов, дат, имен, что противники Земмура могли атаковать эту книгу только путем осуждения «фашистского», «петенистского» духа (Анри-Филипп Петен, маршал Франции, в 1940–1944 годах возглавлял авторитарное коллаборационистское правительство Франции, известное как режим Виши). Другими словами, атаковать его можно, лишь используя процесс унизительной ассоциации. Земмур любит говорить: «Они не говорят мне “вы ошибаетесь”, они говорят мне “вы злой”». И действительно, случается, что его собеседники уходят из студии заикаясь, без аргументов, ворча, что этот джентльмен «пропагандирует ненависть». Понятно, почему рядовые французы так любят слушать Эрика Земмура.

Автор отсчитывает истоки всех проблем с мая 1968 года, с момента событий, которые ускорили конец генерала Шарля де Голля (последний великий политический деятель Франции как для Земмура, так и для многих других). Для Земмура май 1968-го закрепил закон трех «D»: Dérision (Осмеяние), Déconstruction (Расчленение), Déstruction (Разрушение) — в отношении всего того, чем являлась прежняя Франция. Так, из смерти Де Голля в своем доме в Коломбе-ле-Дёз-Эглиз сатирическая газета Hara-Kiri, ставшая впоследствии известным еженедельником Charlie Hebdo, устроила фарс: «Трагический бал в Коломбе — один погиб».

Земмур цитирует великого французского писателя Филиппа Мюре, который с трагической иронией описывает появление после Homo erectus, Homo economicus и Homo sovieticus нового человека — Homo festivus, то есть человека, которому ничего не интересно, кроме постоянных праздников и тусовок. «Де Голль был последним настоящим отцом, а после него настало время отцов “с колясками”, papa poussettes: время мужчин, которые с энтузиазмом занимаются легкими забавными семейными заботами, но не интересуются серьезными делами и будущим своей страны.

Аналитика Земмура касается не только внутренних дел Франции — как можно ограничиваться этим, когда глобализация пожирает все на своем пути? Земмур жалуется, что у французских элит проявились такие черты, как германофилия и атлантизм. Он вспоминает о благотворном союзе Жака Ширака, Герхарда Шредера и Владимира Путина против войны в Ираке в 2003 году. Но этот союз был только минутной вспышкой, быстро потушенной очарованным Вашингтоном Николя Саркози. В итоге это привело Францию в объединенные военные структуры НАТО.

Для Земмура, как и для Де Голля, Европа не существует без России. Эммануэль Макрон, казалось, хотел двигаться в этом направлении, но в конце концов оказался таким же беспомощным, как и Дональд Трамп. Теперь Макрон только пытается показать, что обладает такой же уверенностью, как Владимир Путин, а потому отстаивает санкции против России, которых европейские страны (даже по мнению Джо Байдена) не хотят.

В этом году во время Всемирного экономического форума в Давосе Земмур в своей колонке высмеял «Юпитера» — президента Макрона, утверждая, что «Юпитер» был там только затем, чтобы пасть ниц перед богами Олимпа. Двуличная речь Эммануэля Макрона подтвердила эту идею: когда он говорил по-французски своим «подданным», он был социально ориентированным, но стоило ему перейти на английский для мировой бизнес-элиты, он внезапно стал либералом!

Процесс уничтожения Франции еще не закончен, и Земмур не сдается. Он говорит, что пока лодка медленно тонет, он все равно будет сражаться. Вот почему Земмур с доброжелательностью смотрит на Россию и Владимира Путина. Он говорит об экономических и демографических проблемах России. Он считает, что Путин — как и он сам, человек XIX века — уже давно прекрасно понял, что Россия не сможет вечно противостоять давлению ислама и китайцев. Выхода нет, но тем не менее такие люди, как Земмур и Путин, не сдаются и не погибнут без боя. Другими словами, лодка неумолимо тонет, но Путин еще спасает честь «белой» цивилизации.

Французский парадокс

Работая над двумя апокалиптическими статьями, тремя угнетающими хрониками и новой книгой, Эрик Земмур согласился вместе с «Экспертом» в деталях рассмотреть проблемы Европы и Франции под Макроном.

— Говорят, что Эммануэль Макрон — продукт некоего «синтеза» левого и правого либерализма — сумел разбить традиционные политические партии Франции. Однако и левые, и правые без того давно прекратили свое существование. Первые — когда отказались от интересов народа, а вторые — когда полностью переключились на дерегулирование экономики, избегая отныне вопросов, связанных с обществом и культурой, из страха быть названными «фашистами». Считаете ли вы, что из рядов патриотически настроенных и готовых защищать национальные интересы Франции левых или правых еще может выйти яркий политический деятель?

— Не думаю, что в лагере левых такое возможно. Да, среди них все больше евроскептиков, ибо наиболее здравомыслящие наконец осознали, что либерализм, который они так ненавидят, — неотъемлемая часть европейской конструкции. Однако левые окончательно порвали со всем, что так или иначе можно принять за национальное самосознание. Для них республика больше никак не связана с нацией.

У правых все сложнее. Противопоставить Эммануэлю Макрону, который проводит экономическую политику правых, можно только риторику, касающуюся вопросов нации и идентичности. Лоран Вокье (новый руководитель партии «Республиканцы», правого политического течения, долгое время возглавляемого Николя Саркози. — «Эксперт») это понял. И даже Марин Ле Пен это поняла. Проблема в том, что Марин Ле Пен дискредитирована в глазах общественности после той жалкой речи, которую она произнесла между двумя турами президентских выборов в 2017-м, а в искренности Лорана Вокье есть сомнения. Французский парадокс: легко удалось объединить народное большинство вокруг идей нации и национальной идентичности (но не обязательно евроскепсиса, примерно так, как это происходит в странах Центральной Европы), однако политическое воплощение идей этого социологического и идеологического большинства отсутствует. Именно этот политический казус объясняет, на мой взгляд, победу Эмманюэля Макрона.

— Считаете ли вы возможным существование европейской дипломатии, которая не ориентировалась бы на американское глубинное государство?

— Нет дипломатии Евросоюза. Есть дипломатия европейских стран. Европейские страны не перестанут подчиняться Вашингтону, но Вашингтон может предоставить их самим себе.

— В «Самоубийстве по-французски» вы описываете, как французская элита принимает решения. Однако не уместнее ли здесь говорить об империалистической логике действий? Разве сведение на нет потенциала Франции (Германии, Великобритании) не представляется Вашингтону необходимым?

— Логика действий американского империализма, бесспорно, существует. Она проявляется как в дипломатии, так и в экономике. Однако не Соединенные Штаты навязали нам нашу иммиграционную политику, политику в сфере образования и децентрализацию. Это всего три примера действий с катастрофическими последствиями, приведенные мной в «Самоубийстве по-французски». В Европе самые близкие отношения с Вашингтоном поддерживают центральноевропейские страны, которые с 2015 года наотрез отказываются принимать мигрантов. При этом умные люди объясняли нам тогда, что американцы хотели развалить Европу с помощью арабо-мусульманской иммиграции. Нестыковка, верно?

Шизофрения ЕС

— В «Самоубистве по-французски» вы приводите список проблем, с которыми столкнулась сегодня Франция, однако не ставите одни из них выше других. Согласны ли вы с другими интеллектуалами в том, что ситуация необратима и можно говорить о «закате цивилизации», или же вы полагаете, что в этой стране все еще можно изменить?

— Возможно, мы становимся свидетелями заката нашей цивилизации. Справится ли национальное самосознание с тем вызовом, который бросает ему ислам, — без сомнения, основополагающий вопрос, как я объясняю в моей последней книге «Пять напрасных лет» (книга посвящена «катастрофическому», по мнению ее автора, президентскому сроку Франсуа Олланда, 2012–2017. — «Эксперт»).

— Можно ли говорить о «неопопулизме», пытаясь охарактеризовать риторику, присущую сегодня СМИ и бичующую так называемое патриархальное доминирование белого человека?

— Я не стал бы использовать термин «неопопулизм», поскольку у войны меньшинств против «патриархального доминирования белого человека» есть свое, хорошо известное имя — политкорректность. Та самая, что родилась в американских кампусах шестидесятых годов.

— Обращаясь к Жаку Аттали (с 1981 года — советник по вопросам политики и экономики французских президентов), вы объяснили, что его видение мира, в котором страны воспринимаются как гостиницы, — опасная химера, элемент элитаристского мировоззрения, которое только разрушает народы. Можно ли объяснить эту идею превосходством неолиберальной идеологии?

— Чем объяснить шизофрению ЕС, который просит народы Европы забыть о своих нациях и поддерживает регионализм? Не абсурден ли этот политический выбор, учитывая, что, как мы смогли убедиться, он может подогревать сепаратистские настроения?

— Это не шизофрения, а стратегия. Федералисты поверили, что можно сколотить Соединенные Штаты Европы из обломков национальных государств — речь идет о Европе регионов. Однако каталонский провал остудил пыл мечтателей. Национальные государства оказали сопротивление, и Брюссель отступил. Результат — хуже не придумаешь. Национальные государства за последние сорок лет ужасно ослабли, но суверенности нет ни на федеральном, ни на региональном уровне.

— Запад, согласно вашему видению, может вернуться к «предвестфальскому состоянию», то есть к тому порядку вещей, который существовал до Вестфальского мира 1648 года, положившего конец Тридцатилетней войне. В подобной системе координат государства перестанут быть основой мирового порядка, а войны между странами уступят место религиозным и партизанским. Если следовать логике Карла Шмитта (немецкий юрист, философ и политический теоретик; симпатизировал Третьему рейху), мы должны уже с давних пор наблюдать за постепенным исчезновением государств в традиционном их понимании…

— Конечно. Однако мы и так видим, что на развалинах национальных государств, которые все никак не отживут свой век, поднимаются фигуры новой власти. Их можно назвать феодалами. Это метрополии, наркобароны и джихадисты, GAFA (Google, Apple, Facebook, Amazon. — «Эксперт»), крупные транснациональные корпорации, а также автономные регионы. В то же время идея Вестфальского мира набирает невиданную силу с возвращением супердержав, некогда приведенных в упадок европейской гегемонией: Китай, Индия, Турция, а кроме того, особый случай — Россия. Сегодня мир похож на Европу накануне 1914 года, в то время как сама Европа движется в сторону своего преднационального прошлого.