Премия «Оскар» по-прежнему самая важная награда в мире кино. Победа ни на одном из крупнейших европейских фестивалей — в Каннах, Венеции, Берлине — не может сравниться с получением «Оскара», который для иностранных режиссеров означает прежде всего шанс на внедрение в американскую киноиндустрию. Статус лауреата «Оскара» позволяет даже настаивать на каких-то своих условиях. Он оказывается в центре внимания продюсеров, для которых «Оскар» — волшебное слово, предопределяющее судьбу как фильмов, так и их авторов. В первую очередь это дополнительные очки в прокате. Во вторую — репутация. Даже номинанты, не снискавшие самой награды, навеки попадают в списки, которые формируют мировую кинематографическую элиту.
Что же нужно снять, чтобы заполучить все это? И чего хотят те, кто имеет право голоса? Кто эти люди — американские академики, которые своим голосованием дают понять всему миру, что существует только одна по-настоящему значимая кинематографическая держава — США?
Их несколько тысяч. Принято считать, что это преимущественно седовласые джентльмены, придерживающиеся консервативных взглядов. Раньше они, судя по результатам отбора в номинации «Лучший фильм» (в ней голосуют все академики без исключения), предпочитали шедевры, не вызывающие сомнений у мирового сообщества. В их числе «Крестный отец» (1973) и «Крестный отец — 2» (1975), «Полет над гнездом кукушки» (1976), «Амадей» (1985), «Непрощенный» (1993). В 1998 году «Титаник» Джеймса Кэмерона стал одновременно триумфатором мирового коммерческого проката и лауреатом «Оскара», получив одиннадцать статуэток. Логика присуждения премий была очевидной: академики голосовали за эмоционально притягательную интеллектуальную драму, которая, ко всему прочему, олицетворяла собой тобой то, ради чего создавалась голливудская киноиндустрия: коммерческий успех. Но однажды эта логика сломалась. Голливуд стал отдавать явное предпочтение провальным в прокате политическим высказываниям. Наиболее ярко эта линия была прочерчена восемь лет назад, когда сверхуспешный в прокате «Аватар» Джеймса Кэмерона уступил актуальному «Повелителю бури», снятому его бывшей женой Кэтрин Бигелоу.
Самый невероятный случай нарушения выверенной десятилетиями логики присуждения премии мы могли наблюдать в прошлом году, когда ярчайший мюзикл «Ла-Ла Ленд» — выдающийся дебют Дэмьена Шазелла, вдруг уступил невзрачной, а местами беспомощной гей-драме «Лунный свет». Путаница захватила даже церемонию награждения: именно «Ла-Ла Ленд» ведущие объявили лучшим фильмом, и представители оргкомитета были единственными, у кого это вызывало возражение. С учетом того, что предыдущим лучшим фильмом был признан «В центре внимания», главным достоинством которого был ярко выраженный антиклерикализм, «Форма воды» — третий подряд случай, когда победителем становятся фильм, не рассказывающий историю, а начиненный идеологическим содержанием. В присуждении премий в главной номинации проступила слишком четко выраженная логика. Процедура голосования максимально непрозрачна, результаты объявляются на церемонии награждения, и все с ними по умолчанию соглашаются.
«Лучшим фильмом» третий год подряд становится фильм-манифест, «послание городу и миру», которое должно максимально ясно считываться мировой аудиторией. Голливудская империя вышла из фазы подчинения миру и вошла в стадию, когда она может навязывать свои представления о мире. «Оскар», к которому приковано внимание всего мира, оказался идеальным способом их сформулировать — и найти именно тот фильм, который идеально попадает в резонансное идеологическое поле.
В этом году оскаровскими фаворитами были болезненно вскрывающие общественные психопатические нарывы «Три билборда» Мартина Макдонаха и «Форма воды» Гильермо дель Торо. В отличие от «Билбордов» фильм дель Торо не дает человеку никаких шансов на исправление в том случае, если он с небрежением относится к правам людей, не похожих на него самого (согласно формулировке самого дель Торо в интервью сайту «Медуза», «будь то гей, еврей, мексиканец, чернокожий»). Абсолютное зло находит свое воплощение в белом мужчине, который испытывает иррациональную ненависть к бессловесному гуманоиду, способному жить под водой.
«Форма воды» мистическим образом почти на сто процентов повторяет сюжетную схему и героев советского фильма «Человек-амфибия» (1961), где океан выступает таинственным миром, дарящим надежду на освобождение от какой бы то ни было эксплуатации. Главная героиня фильма «Форма воды» действует исключительно по любви. Она узнает в гуманоиде-амфибии родственную душу и неожиданно для себя понимает, что находится в чуждом ей мире. Ее место — там, под водой. Шрамы на ее шее — это следы от операции по удалению жабр, которые ей возвращает обладающий даром регенерации гуманоид. Ее внутренний мир слеплен Гильермо дель Торо по образу и подобию главной героини фильма француза Жан-Пьера Жене «Амели». Но главный мотив ее поведения принципиально отличается: если Амели ищет способ осуществить мечты окружающих ее людей, то Элайза преодолевает внутренний трагизм, она подчеркнуто сексуальна и через свою сексуальность открывает свое истинное «я».
«Человек-амфибия» заканчивается расставанием двух влюбленных, «Форма воды» — их воссоединением. При этом советский фильм оставляет всему человечеству надежду на светлое будущее в темных водах океана, на то, что однажды оно сможет последовать за Ихтиандром. В «Форме воды» океан — место лишь для тех, кто обладает способностью жить под водой. Это тот самый Марс, куда так стремится американский мессия Илон Маск в надежде именно там обрести спасение от неизбежной экологической катастрофы, а заодно и от несправедливого мироустройства. Причем на марсианское спасение по определению могут рассчитывать лишь избранные — число мест на космических кораблях, которые однажды туда, быть может, отправятся, не бесконечно. Так же как и шансы на погружение в океан дель Торо — там могут жить лишь те, кто отличается от всех остальных, кто чувствует себя в этом мире изгоем. Все дело в том, что человек не знает, кто он есть на самом деле, ему надо это выяснить и вернуться туда, где ему и надлежит быть, чтобы обрести свое истинное величие. «Форма воды» — это мягкий и не лишенный визуального изящества идеологический натиск на сознание, отделяющий одну часть человечества от другой. В отличие от «Человека-амфибии», пытающегося всех объединить. Может быть, поэтому «Человек-амфибия» оказался таким увлекательным для массовой аудитории, а «Формула воды» — для жюри Венецианского фестиваля, мнение которого впервые совпало с американскими киноакадемиками.
