О реакции на травлю

Александр Привалов
19 марта 2018, 00:00

Всесветный скандал с обвинениями нашей страны в отравлении экс-шпиона Скрипаля, поднятый собственноручно премьером-министром Великобритании Терезой Мэй и не без удовольствия подхваченный другими странами НАТО, когда-нибудь, несомненно, закончится — как и всё на этом свете. Но пока что он только разгорается и какое-то время будет держаться на нынешних запредельных децибелах. Известно, что в подобных случаях нет «правильного» поведения — в том смысле, что никакие действия объекта травли не ведут к её прекращению. В любой статье на модную тему буллинга (та же «травля», но на новоязе) можно прочесть что-нибудь вроде: «Общепринятой стратегии в борьбе с буллингом нет». Но это не значит, что неважно, как реагировать: от реакции на нынешний скандал в какой-то мере зависит частота и градус скандалов будущих.

Бытовой опыт подсказывает, что неплохим вариантом тут может стать полное равнодушие — лучше бы искреннее, но сойдёт и деланое. Так британский же вояка в пьесе Шоу командует своим парням в крайне неприятной для короны ситуации: «Голову выше, и пусть видят, что вам на них в высокой мере наплевать!» В обсуждаемом случае это выглядело бы так: «Мы своё химоружие полностью уничтожили. Представите факты — рассмотрим; нет фактов — разговаривать не о чем» — и ни слова более. Ведь никакие речи наших должностных лиц сверх этого минимума не добавляют скандалу смысла. Это всё суета, лишние движения; а метания жертвы только раззадоривают травящих. И если выбирать реакцию на дело Скрипаля, имея в виду её воздействие на авторов скандала, то выбор ясен: полный игнор. Их ведь, авторов, всё равно не стронешь с объявленной позиции. Сейчас они видят важнейшее доказательство вины России в «сарказме, презрении и вызове», с которыми Москва отнеслась к обвинениям, а так утверждали бы, что вину Москвы доказывает её молчание. Но клеймить одно и то же молчание, вероятно, надоест скорее, чем обличать разные сарказмы — какой-никакой, а профит.

Однако у реакции Москвы есть и другие аудитории, принципиально отличные от британских и союзных им политиков: широкая публика на Западе и, конечно же, публика внутри самой России. На них молчаливое игнорирование обвинений могло бы произвести неблагоприятный эффект. Оговоримся: публика в Британии (и, в разной степени, в других странах Запада) сейчас не любит Россию и русских так сильно, что никакие заходы с нашей стороны этой нелюбви не поколеблют. Когда лидер оппозиции Корбин после обличительной речи г-жи Мэй даже не вступился за Россию, но лишь задал два простых вопроса (почему Лондон не задействовал процедуры, предусмотренные Конвенцией о запрещении химического оружия, — и почему России не предоставлен образец отравляющего вещества, использованного при покушении в Солсбери), рейтинг Корбина обвалился, будто он призвал к организации нового Порохового заговора. Ещё раз: за попытку цивилизованно отнестись к России его не газеты обругали — от него публика отвернулась. Несколько лет дружной работы практически всех массмедиа принесли плоды: что высокие блага цивилизации вроде права быть выслушанным наряду со своим обвинителем и уж тем более вроде презумпции невиновности на Россию и русских не распространяются, сомневаться вслух уже не комильфо. Но нынешний пик русофобии тоже не вечен — и полезно было бы всё же давать знать публике, что России найдётся что сказать и в этой скверной ситуации. А перлы наших представителей — вроде того, что британский министр обороны демонстрирует «риторику базарной хабалки», — вряд ли так уж хороши в переводах на тамошние языки. Они и в оригинале-то не сильно впечатляют: брань и брань — ничем не лучше и не убедительнее той, что у оппонентов. А ведь и в глазах отечественной публики не следовало бы становиться онемевшей стороной.

Тут уместно заметить, что всегда находятся благомысленные люди, уверенные, что во всём виновата сама жертва буллинга. В нынешнем случае таких людей, судя по соцсетям, даже и преизбыток. Их рецепт прост: не сновали бы с химическим оружием по чужой земле, никто бы нас (нет, конечно: вас, вас!) и не поносил. Спорить тут незачем. Рассказы, как в Англии — только там и больше нигде! — отставных двойных агентов, ни одному из хозяев давно не нужных, раз за разом травят какими-то жуткими гадостями, указывающими на Россию, — то полонием, то «Новичком»; о том, как их не режут в подворотне, не роняют им кирпич на голову, не сбивают их угнанной машиной (а то, сохрани господь, могли бы всплыть альтернативные версии!), но именно травят чем-то вопиющим, безоговорочно исходящим из лап Кремля, — так вот, если кому-то такие рассказы не оскорбляют разум, его душевный мир не надо тревожить. Но большинству, видимо, было бы приятно, если бы наша сторона оппонировала как-то поизобретательнее.

Да, позицию обвинителей пошатнуть невозможно, но выпады против неё можно было бы сделать запоминающимися — как минимум не дать массмедиа их замолчать. Что-нибудь в духе самой Терезы Мэй: либо вы в течение недели предоставляете нам материалы расследования — ладно, пусть не нам — либо вы запускаете механизмы КЗХО, либо мы… Что? Да что угодно. Подаём на г-жу Мэй за клевету в Высокий суд Лондона. Высылаем из Москвы всех сотрудников британского посольства с фамилиями на А и Б… Или, скажем, можно пуститься с самых высоких трибун — включая, разумеется, и Совбез ООН — предлагать альтернативные версии. Рассказывать, что бывший СССР — это не только Россия, но и ещё куча стран; что завод, где выпускали этот чёртов «Новичок», был не в России, а в Узбекистане; что демонтировала его в 1990-х не Россия, а США; что не в Россию, а в США переехал со всей документацией автор этой гадости г-н Мирзаянов, от которого — и только от которого — мир и знает про зловещего новичка; что в свете всего этого не очень понятно, почему разговор о несчастье в Солсбери Лондон ведёт только с нами. Версия не обоснованнее, чем у англичан, но хотя бы не вступает в такое свирепое противоречие с заслуженным принципом cui prodest. Ну а если всерьёз, то надо со всей настойчивостью требовать нашего участия в следственных действиях в связи с покушением на жизнь гражданки России Юлии Скрипаль.