Один из мифов, которым долго жила наша современная экономическая мысль, заключается в том, что планирование — это атрибут ущербной социалистической экономики, мешающий свободному творчеству частных хозяйствующих субъектов, конкуренции, обновлению и росту. Этому нас как бы научил опыт позднего СССР и та слабая позиция, в которой оказалась наша экономика к началу перестройки. Однако опыт последних десяти лет, в течение которых мы практически безуспешно пытаемся выйти из стагнации, опираясь в области экономического управления исключительно на монетарные инструменты вроде таргетирования инфляции и краткосрочного бюджетного планирования, подсказывает, что для организации быстрого роста нужны и какие-то другие инструменты.
Принципиальным отличием капитализма, который обеспечивает управляемый рост и процветание, от рыночного хозяйства, которое обеспечивает только свободу хозяйствующего субъекта, является появление стратегических центров экономического развития страны или мира, то есть субъектов, которые по своему масштабу — политическому и экономическому — способны взять на себя функцию не только определения дальних целей развития, но и оперативного управления этими целями. Этими стратегами могут быть международные центры, правительства и крупные корпорации. В нашем случае — с очевидным стремлением к экономическому суверенитету — стратегическими функциями могут обладать только правительство и крупные корпорации. Причем последние в силу молодости могут осуществлять эту функцию только на одном рынке — нефтегазовом. Во всех остальных отраслях стратегическая функция пока неизбежно будет осуществляться государством. И здесь мы возвращаемся к слову «план».
Чисто журналистское наблюдение состоит в том, что если со стороны федеральных чиновников слово «план» пока не в почете, то со стороны практически всех других хозяйствующих субъектов — от крупных компаний до мелких фермеров — потребность в наличии вполне оперативного среднесрочного планирования огромна.
«Федералы» зовут инвесторов на Дальний Восток, но не обеспечивают экспорт транспортной инфраструктурой. Фермеры Сибири сеют пшеницу, но не знают, смогут ли они ее переработать или доставить к экспортным портам. Обувщики способны утроить выпуск продукции, но не понимают, будут ли обеспечены специальным клеем и материалами для подошв или должны будут покупать все в Китае, с нашим-то весьма волатильным курсом. Или ярчайший пример кризиса компании «Мечел», который возник, потому что компания решила взять на себя в одиночку функцию «стратега», самостоятельно построив железную дорогу к месторождению в Якутии, — и «не потянула». Как скажет хороший чиновник, «ошибка менеджмента». Только ошибка ли это, пытаться развиваться стратегично? Может быть, все-таки пора реанимировать план как эффективный инструмент хозяйственного развития страны?
О том, как можно сейчас, со всей нашей рыночной экономикой, организовать среднесрочное планирование, мы разговариваем с заместителем губернатора Тюменской области Вадимом Шумковым.
— Вадим Михайлович, раньше, лет десять назад, у нас нельзя было говорить о промышленной политике, теперь уже стало можно. Новый рубеж — планирование. Пока эту необходимость не сильно приветствуют, а вы, тем не менее, последовательно выступаете за внедрение именно оперативного народнохозяйственного планирования. Почему?
— Мы были участниками подготовки президиума Госсовета по развитию промышленности, который прошел в феврале. Работали с текстовой частью самого доклада и с проектом решения по итогам. В процесс было вовлечено большое количество лиц и инстанций, и, конечно, такие площадки — это прежде всего площадки для поиска компромисса между желанием и возможностью, а также между пониманием одного и того же вопроса разными институтами и людьми.
Очень многие вопросы удалось продвинуть. Обсуждалось и решение о необходимости оперативного планирования в экономике. Опираясь на свой опыт, мы глубоко убеждены, что в стране с такими территориями и масштабами задач, как сегодня у России, сложно эффективно развивать экономику и пространство, не имея конкретного пообъектного и поэтапного плана, который координирует деятельность всех уровней власти, финансовых структур, ресурсоснабжающих организаций и институтов развития, а также важнейших отраслевых субъектов, определяющих развитие той или иной сферы. Этот план может приниматься на пять лет или на период президентского срока с ежегодным мониторингом результативности. То есть речь идет не только о стратегическом, но и об оперативном планировании.
— Что вы предлагаете планировать?
— Пять сфер, обеспечивающих ключевые направления развития экономики и промышленности.
Индустриальное развитие. Какие новые заводы, где и когда должны появиться на карте России в течение срока действия плана, а какие должны пройти модернизацию, с разбивкой по годам.
Технологическое развитие. Какие технологии мы должны разработать сами, какие купить, модернизировать и внедрить в плановом периоде. Кто координирует это направление и отвечает за работу и как распределяется заказ.
Инфраструктурное развитие. Какие объекты транспортной и инженерной инфраструктуры необходимы для развития промышленности и экономики в целом, в привязке к тем или иным новым заводам, муниципальным или социальным объектам, которые должны появиться в плановый период, кто отвечает за их строительство, откуда, из каких источников обеспечивается их финансирование.
Кадровое обеспечение всех новых проектов и действующих предприятий. Сколько рабочих, технологических и инженерных кадров какой специализации должны готовить вузы и ссузы, имеющие государственное участие, с распределением по территориям, специальностям и по годам. И все это затем должно включаться в государственные задания для этих вузов и ссузов, чтобы, пока завод строится, уже начинали готовить кадры.
Финансовое обеспечение. Откуда деньги и на каких условиях.
— Вы делаете акцент на то, что план должен быть фактически оперативным. Почему?
— У нас много стратегий, но остро не хватает конкретики. Сложно устойчиво и последовательно развивать такую многообразную территорию, как Россия, не имея четкого поэтапного плана. Пока растущие и высокие цены на углеводороды это позволяли, развитие могло идти по «стихийно-рыночному» сценарию. Но начиная примерно с 2013 года такое развитие для нас вряд ли возможно, если нам нужен быстрый и устойчивый экономический рост. С учетом того, что многие компании-игроки, формирующие политику «руки рынка», прописаны за границей или очень сильно подвержены воздействию внешних факторов, нужно думать о том, кто и как сегодня будет принимать стратегические и тактические хозяйственные решения на нашей территории, и смотреть на результат. Президент неоднократно говорил, что темпы роста экономики нас не устраивают, а сама финансово-экономическая модель устарела и должна быть заменена. То есть нужна новая модель. И, на мой взгляд, государственное оперативное планирование экономики и ее важнейших составляющих, с ответственностью тех, кто отвечает за каждый этап такого плана, — наиболее понятный инструмент для формирования новой модели.
Говоря слово «план», никто не подразумевает аналог Госплана, существовавшего в СССР. Страна выбрала рыночный путь развития экономики. Однако и он предполагает оперативное планирование. Именно планирование заимствовали у СССР многие ведущие рыночные экономики мира во второй половине двадцатого века, улучшив его, сделав более гибким за счет участия большого количества рыночных субъектов в самом процессе планирования. Кроме всего прочего, планирование позволяет сильно экономить деньги, распределяя их по приоритетным направлениям развития, увязывая и предопределяя развитие разноуровневых и разноведомственных объектов и проектов, а это для нас, при ограниченных финансовых возможностях, очень важно.
Еще один фактор — внешнее давление. Сейчас многим ясна истинная цель санкций и реальное назначение таких структур, как ВТО. Никто, кроме нас самих, в нашем активном развитии не заинтересован. Поэтому усиление здорового протекционизма, с плановой концентрацией всех ресурсов на приоритетах внутреннего развития, неизбежно. Это не означает ни изоляции, ни сворачивания внешнеэкономических отношений. Напротив, нам нужен более активный экспорт. Но без планирования обеспечить рост несырьевого экспорта тоже проблематично.
5% - это перевариваемый максимум
— В рамках подготовки материалов для Госсовета вы анализировали проекты других регионов. Что это за проекты?
— Мы попросили все субъекты федерации дать проекты, которые они готовы реализовать, при условии, что им будет оказана определенная поддержка. Они дали список проектных инициатив на 19 триллионов рублей. Даже по консервативной оценке Минпромторга, из них примерно 30 процентов могут дойти до финальной стадии, но и это порядка шести триллионов. Проекты были проработаны, с разбивкой по годам. Регионы направляли те проекты, по которым сейчас идет либо начинается работа. И наша задача — найти решение, которое позволило бы этим проектам реализоваться, развязать узелки, которые есть на теле экономики нашей.
— Например?
— Финансирование. При формировании доклада рабочей группы был проведен масштабный опрос руководителей промышленных предприятий. Из их слов ясно следовало, что они не могут переварить процентные ставки по кредитам выше пяти процентов в реальном выражении. На это указали более 75 процентов опрошенных. Это всё взрослые разумные люди, которые управляют крупными предприятиями и региональными экономическими субъектами. И вот вопрос: если вам говорят, что экономика переваривает финансирование на уровне пять процентов, а вы ей предлагаете под 10–15 процентов, что может произойти в части развития? Ничего. Конечно, нам аргументированно указывают, что есть льготное финансирование. Но все льготное финансирование по всем видам программ — это менее трех сотых процента от общего объема оборотов нашей экономики. Кредитов Фонда развития промышленности — 59 миллиардов рублей. Вся сеть льготного финансирования — 200–300 миллиардов. А валовой продукт российской экономики — под 100 триллионов рублей. Потому если есть задача прирастать оазисно и точечно, то льготное финансирование — это выход. Если нужно, чтобы росла вся экономика, то этого недостаточно. Я полагаю, что не должно быть льготного финансирования. Финансирование должно быть просто нормальным. Для всех инвесторов и потребителей. На уровне тех ставок, которые может переваривать наша экономика, при условии длительных и масштабных капитальных инвестиций.
— И что надо сделать, чтобы нормальность стала нормой?
— Работать с ЦБ. В ЦБ сказали, что они готовы подвинуться по регуляторике в сторону смягчения норм резервирования для банков в случае кредитования промышленности, и это должно позитивно повлиять на выдачу соответствующих кредитов. Но это даст максимум три десятых процента снижения ставки, то есть сильно ситуацию не изменит. Правда, нам предложили готовить другие свои предложения.
— А вы?
— Есть деньги пенсионных фондов, государственных и негосударственных. Сегодня эти деньги, насколько я понимаю, могут в том числе идти на покупку иностранных облигаций. Мне кажется, что пенсионные фонды российской юрисдикции обязаны формировать пенсию для граждан своего государства, а не иностранного. И я полагаю, что пенсионные фонды должны иметь исключительно три направления трат, три вида ценных бумаг: ипотечные, инфраструктурные, индустриальные. Под эти бумаги, эмитированные уполномоченными банками, пенсионные деньги должны заходить в эти банки, а они, в свою очередь, выдавать деньги под конкретные проекты из указанных сфер. Для банков стоимость денег от фонда — порядка трех процентов, а для проектов, с условием необходимости создания резервов и маржинальности, — не более пяти процентов. Каждый зарабатывает на своем. А промышленность, строительство и граждане получают кредиты под приемлемую ставку.
Следующий источник — средства, которые лежат в валюте. Давайте выпускать рублевые облигации или, возможно, валютные облигации, в первую очередь для населения с возможностью их рублевого гашения. Снижая интерес к иностранной валюте и недвижимости и замещая его инвестированием внутри страны. Сотни тысяч граждан РФ владеют недвижимостью за рубежом, миллионы хранят свои накопления в долларах и евро. Все это работает на пенсии жителей тех стран. И практически никто из тех стран не покупает недвижимость у нас и не имеет рублевых накоплений.
Еще один источник — наши золотовалютные резервы. Здесь я вижу необходимость увидеть альтернативу в эмиссии и в наших облигациях против иностранных облигаций. Ведь странно, что у нас не хватает денег на низкопроцентные кредиты для своей экономики, но мы покупаем низкопроцентные американские облигации, тем самым еще снижая стабильность своей валюты и своего инвестиционного климата.
Это, безусловно, вопрос приоритетов.
— То есть основным механизмом финансирования планового развития вы видите развитие облигационного рынка, а не кредитование?
— Одним из механизмов — облигационный рынок, перерастающий в масштабные дешевые и долгосрочные кредиты. Потому что, если мы говорим об облигациях, это просто один из источников — заем государства, которое потом деньги через банки выдает в виде кредитов.
— Предприятия могут сами выпускать облигации.
— Могут, но, во-первых, не все предприятия. Те, кто может, и так их выпускают. Во-вторых, это опять вопрос ставки. Население сегодня, имея возможность сделать вклад под семь процентов, не будет покупать облигации даже «Роснефти» под пять процентов. Понятно, что сейчас идет дело к снижению ставок по вкладам, но это длительный процесс, и необходимо его стимулировать и регулировать. Потому что все должно быть увязано — план, необходимость финансировать этот план, необходимость получения источника. Возможно, это не всегда совпадает идеологически с той моделью, следы которой тянутся еще из девяностых годов.
— А как это может не совпадать в части идеологических платформ? Мне кажется, что сдвиг в сторону идеи планирования происходит.
— Для того чтобы идеологические платформы совпадали, необходимо иметь вообще идеологическую платформу. Мы понимаем, что мы пропускаем огромное количество ниш, возможностей и трендов, сеем не всегда нужную конкуренцию между нашими очень маленькими секторами промышленности на фоне подавляющего импорта, и это можно преодолеть только планированием. Жестким и гибким, одновременно. Грубо говоря, планирование онлайн. Все проекты должны быть зашиты в пятилетний план, распределены по регионам, по этапам, по участникам. Это должно быть отражено в бюджетах, в финансовых планах и инвестиционных программах, и все это можно контролировать онлайн. Это, на мой взгляд, и есть современная гибкая модель управления развитием экономики.
Всем будет проще работать, если вы понимаете, что например, в Энской области к 2025 году появится пятнадцать заводов. Они будут определенным образом привязаны к действующей либо будущей инфраструктуре, к кадровому обеспечению, к ресурсам, к рынку конкретному. Если мы говорим про экспорт, то эти предприятия должны тяготеть к границе, чтобы логистика было удобная. Надо понимать, на каких рынках нас сегодня особенно ждут. Пока этим никто не хочет заниматься. Все говорят: стратегическое планирование… У нас уже тома стратегий. Стратегии развития есть, развития нет.
Пока задачу не поставить, аппарат не появится
— Несколько лет назад мы разговаривали с губернатором Белгородской области, и он тоже предлагал сложить все региональные проекты и наладить их облигационное финансирование с использованием денег федерального центра. Но есть ли у нас инструмент, аппарат, способный осуществлять планирование, установление производственных цепочек, отраслевое планирование?
— Пока эту задачу не поставить, аппарат не появится. При этом никакие дополнительные штаты не нужны. Напротив, планирование неизбежно приведет к необходимости оптимизации. Сегодня во всех региональных правительствах есть департаменты экономики, они делают прогнозы бюджетов и прогноз развития. Есть Минэкономразвития РФ. Давайте объединим их цели и задачи, сделаем единый план развития страны, жесткий, увязанный с бюджетным планированием, расшитый по регионам. Закладывая новый проект или объект в такой план, вы будете видеть деньги в бюджетах — либо на инструменты его поддержки, либо на государственное участие в нем. И тогда тема будет «летать». А рассказывать, что нужен еще один специальный орган… это уже проходили.
— Я не говорю, что должен быть специальный орган.
— Инфраструктура есть. И люди есть, их не должно быть много в каждом регионе. Мне кажется, эта модель уникально удобна для всех, включая руководство страны. В отношении любого объекта всегда очевидно, на чьей стороне мяч, где земля, где сети, где деньги, где кадры, в каком статусе исполнение проекта.
— А каким образом регионы, как вы, генерируют проекты?
— Если мы говорим о частных инвестиционных проектах, то тут два варианта. Первый — желание, инициатива региона. Второй — игрок, который хочет проект реализовать.
— Почему вы не можете такое планирование реализовать на уровне субъекта?
— Первое: все равно, определяющим являются федеральные полномочия и федеральный уровень власти.
Второе: как можно в одиночку планировать, когда вы пообещаете завести какие-то субсидии, а завтра у вас пропал источник финансирования, а у вас нет обязательной связи между всеми участниками процесса? Потому что они все разные, подчиняются различным ведомствам, нормам и правилам. Объединить их и увязать все их планы и программы возможно только на уровне страны.
— Вы можете привести пример какого-нибудь отраслевого проекта? Трудно представить себе орган, который сможет грамотно определить все ниши для развития нашей очень бедной экономики.
— Разумеется нужен тщательный и грамотный анализ. Необходимо нащупывать существующие ниши. Надо все производить в России самим. Надо видеть будущий спрос, как внутри страны, так и за ее пределами. Например, по продуктам питания можно предположить, что средний класс многих стран будет пытаться переходить на настоящие, органические продукты питания. Этот тренд сейчас нарастает. Есть определенное видение по направлениям развития цифровой экономики. Под это необходимо корректировать планы развития определенных секторов экономики. И экспорт. Здесь ниша просто без границ. Но это не региональный уровень, Я не знаю, что сейчас ест Китай. Или что он сможет купить в ближайшие пять-десять лет. Этим надо заниматься, изучать, договариваться, планово заходить на этот мегарынок. И это не региональный уровень.
При этом, конечно, что-то мы можем сами. Например, у нас было полубанкротное предприятие «Юграфарм». Его купила компания «Фармасинтез». Начали активно развивать. Сейчас при поддержке региона делают новый проект на три с половиной миллиарда рублей по производству гормональных препаратов.
Выяснилось, что сегодня 96 процентов гормонов в России — это импорт. Общий объем рынка — до 40 миллиардов рублей. Завод в Тюмени заместит в лучшем случае процентов двадцать пять. То есть еще три таких же завода по гормонам можно построить в России, с локализацией к основным рынкам их потребления.
Такая же история с товарами народного потребления. Вот что у нас с вами сегодня российского? Телефон, диктофон, часы, одежда? Ничего.
Потому перед планированием нужна аналитика.
И она не должна быть только отраслевой или локальной, потому что ребята в субъектах, и мы в том числе, имеем низкий уровень горизонта. Нужна более высокая точка.
Технологическое обновление и экспорт
— Владимир Путин говорит о необходимости технологического рывка. Что вы предлагаете в этой части?
— Ничего сверхъестественного. Есть указ президента от 2011 года о критических технологиях, где приведен полный их перечень. Мы предлагали разработать порядок его ежегодной актуализации: технологические прорывы — тема крайне чувствительная, и мониторить ее лучше регулярно, понимая, куда пойдет рынок в ближайшее время. Далее, по всем технологиям, которые признаются критическими для развития нашей страны, мы предлагали определить конкретные структуры, которые отвечают за разработку и внедрение каждой конкретной технологии, а также единого заказчика и координатора всего процесса технологического развития от лица государства из числа существующих уполномоченных органов или институтов развития. Поручить ему определять показатели и сверять результат по разрабатываемым и внедряемым новым технологиям, а также координацию вопросов размещения заказа на их разработку и его финансирования. Заказ на разработку и внедрение новых технологий кроме координации работы с ответственными за разработку также должен быть конкретизирован по срокам и результатам. Чтобы процесс приобрел плановый характер, с пониманием, когда и какую технологию мы получим на выходе. Предлагалось допустить к участию в таком заказе иностранные компании, имеющие определенные научно-технические заделы по определенным технологиям, чтобы ускорить их разработку и внедрение в нашей стране.
Кроме того, предлагалось определить порядок приобретения контроля над малыми иностранными компаниями, зарегистрировавшими прорывные решения в вышеуказанных критических для нас сферах. Говоря проще, нужно покупать такие компании, пока они недооценены, и продолжать внедрение их разработок уже в России, на базе наших технологических и промышленных предприятий. Потому что во многих сферах у нас либо нет заделов, либо их создание обойдется кратно дороже и без гарантии успеха. С учетом санкций делать это можно через торговые представительства, совместные венчурные фонды на территории иностранных государств, через третьи страны. Анализируя исторический опыт нашей страны, мы также предложили массово «покупать» не иностранных тренеров-спортсменов, а инженеров и технологов — носителей важнейших компетенций.
Предлагали также доработать несколько федеральных норм, регулирующих государственный и муниципальный заказ и государственные и муниципальные предприятия — 44 и 223 ФЗ. Потому что важнейшей категорией, стимулирующей технологическое и инновационное развитие, является гарантированный спрос. И если создать общий по стране предметный реестр инновационных и технологических разработок с механизмом постоянной актуализации и законом придать ему безусловный приоритет на всех государственных и муниципальных закупках, то спрос на эти вещи, а, соответственно, и активизация самих технологических разработок резко возрастет. Предприниматели очень чутко реагируют на гарантированный долгосрочный спрос от такого игрока, как государство. То же самое предлагалось сделать в отношении крупных частных компаний через Налоговый кодекс РФ, предоставив им право на налоговый вычет по налогу на прибыль в части сумм, направленных в отчетном финансовом году на приобретение такой продукции. Чтобы избежать выпадающих доходов — лимитировать такие вычеты в пропорции от общего объема налоговых выплат.
Это позволит ориентировать и крупных частных заказчиков на продукцию, которую можно отнести к технологически инновационной. Разумеется, четко определив ее номенклатуру и качественные критерии.
— Тюменская область давала предложения и по сбыту промышленной продукции, включая экспорт. Что конкретно вы предлагаете?
— Речь идет о создании единой системы управления экспортом на базе уже существующих институтов — ничего создавать больше не надо. У нас есть Российский экспортный центр, который имеет свои зарубежные представительства. Есть несколько крупных российских банков с государственным участием, ориентированных на внешнеэкономические операции. Есть ЭКСАР — компания, страхующая экспортные сделки. Есть региональные центры развития экспорта, в большинстве российских регионов. Есть торговые представительства Российской Федерации за рубежом — в 55 странах. Есть свои иностранные представительства у Торгово-промышленной палаты РФ. То есть полный «джентльменский набор» инструментов, позволяющий активно двигать несырьевой экспорт, имеется. Мы предложили добавить координации в деятельность всех этих учреждений, чтобы сложить все это в единую систему взаимодействия, а также сформировать полноценную систему измерения ее эффективности. Смысл предложения в том, что центры экспорта в регионах отрабатывают с экспортерами вопрос на местах, готовя их к внешнеторговым сделкам. Торгпредства за рубежом занимаются продвижением экспортных и инвестиционных проектов российских регионов, подбирают импортеров на российскую несырьевую продукцию и активно привлекают инвестиции в экономику нашей страны. Банки финансируют эти экспортные проекты и сделки, а страховая компания выстраивает схему продвижения несырьевого российского экспорта в целом и российского оборудования, «умного» экспорта в частности. Для этого, как вариант, все указанные учреждения предлагалось объединить в единую структуру, придав ей единый алгоритм работы. С учетом того, что в современных экономических реалиях самое важное — обеспечить сбыт, предлагалось вознаграждение ключевых сотрудников торгпредств привязать к достижению двух показателей эффективности — ежегодный рост продаж нашей несырьевой продукции и привлеченных инвестиций из страны пребывания в размере выше среднемировых, то есть на уровне минимум четырех-пяти процентов в год. Для этого всю сумму их годовой оплаты труда в рамках выделяемых лимитов распределить на две части — оклад и премия. Если показатели достигаются — премия выплачивается.
Мы также предложили создать единую инвестиционную и экспортную презентацию Российской Федерации, состоящую из 85 частей и включающую в себя экспортную продукцию и инвестиционные предложения от каждого региона. И заняться через каналы торговых представительств ее активным продвижением, в том числе через иностранные СМИ и действующие информационно-маркетинговые каналы в странах пребывания. Потому что не совсем эффективно, когда каждый из 85 субъектов по отдельности, конкурируя с другими, выходит на одни и те же рынки в попытке продвинуть свои проекты. Нужно формировать единое устойчивое представление о том, что такое современная российская экономика, в разрезе экономики всех ее регионов, во что в них нужно вкладываться и что можно покупать. И заниматься активным продвижением. Предлагалось также провести ротацию среди сотрудников самих торгпредств, привлекая к этой работе профессиональных экспортных менеджеров, в том числе из числа местных резидентов, имеющих обширные коммерческие связи и авторитет.
Внутри нашей страны, на базе сети региональных центров и РЭЦ необходимо также создать единую систему сопровождения каждого экспортера, вне зависимости от его размера и уровня опыта — когда все этапы экспорта сопровождаются опытными экспертами по принципу «одного окна». Это такие этапы, как определение ниши для производства экспортного продукта, финансирование проекта по его производству, сертификация такого продукта, поиск партнеров и маркетинг, транспорт и логистика, таможенный, валютный и налоговый контроль. Все это необходимо координировать на федеральном уровне в РЭЦ, потому что ряд проблем экспортеров имеет надрегиональный уровень решения. Тогда есть серьезные шансы на то, что наш несырьевой экспорт будет более активно пробивать себе дорогу на зарубежных рынках.
