Российский индекс PMI обрабатывающих отраслей в мае 2018 года упал до 49,8 пункта с 51,3 пункта в апреле. Напомним, индексы PMI (Purchasing Managers' Index — индекс менеджеров по закупкам, который часто называют индексом деловой активности) в 30 странах рассчитывает агентство IHS Markit. Это опережающие индикаторы, которые рассчитываются на основании опросов предприятий. Бизнесмены оценивают, как изменились за прошедший месяц по отношению к предыдущему производство, новые заказы, незавершенная продукция, отпускные цены, закупочные цены и т. д. Значение индекса PMI выше 50 указывает на рост, ниже — на падение.
Что касается российской обрабатывающей промышленности, то еще в апреле показатель был весьма неплох и вырос до 51,3 пункта против 50,6 пункта в марте, и вот теперь резкое падение — впервые за 22 месяца. Представители опрошенных компаний отметили, что рост производства в этой сфере замедлился, как и рост новых заказов, включая экспортные — их практически не было. От потребительского спроса представители обрабатывающей отрасли тоже ничего хорошего не ждут, зато отмечают рост расходов: так, темпы закупочной инфляции были максимальными с сентября 2015 года — из-за падения рубля.
Разумеется, майское падение PMI обрабатывающих отраслей само по себе не является предвестником падения ВВП или других глобальных проблем. Однако оно вполне внятно сигнализирует, насколько уязвима вся наша промышленность и вообще экономика за пределами сырьевого контура и контура крупнейших банков.
Более масштабную картину происходящего в экономике позволяют увидеть поквартальные данные темпов прироста по отдельным отраслям. Тут первый квартал 2018-го лишь подтверждает общую динамику последних лет: если сельское хозяйство и транспорт практически не заметили кризиса 2014 года и продолжают уверенно расти, то промышленность и услуги замедлились, а стройка и торговля резко просели.
«Похоже, у нас тормознула одновременно динамика заработной платы и, соответственно, потребления и инвестиций, — говорит руководитель направления анализа и прогнозирования макроэкономических процессов ЦМАКП Дмитрий Белоусов. — Такое ощущение, что мы втягиваемся в волну — не спада, этого нет, — а в волну торможения. Мы не можем выйти из липкой стагнации».
Накопления вместо инвестиций
От первого квартала мы могли бы ждать большего: дорожающая нефть, девальвация — обычные козыри для нашей экономики. Однако, похоже, эти лекарства помогают нашей экономике все меньше. В очередном квартальном обзоре Института народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН (№ 41 от 25 мая) отмечается, что темпы восстановления экономической активности в первом квартале были по-прежнему скромными и неустойчивыми и составили всего 1,3% год к году. Почему так получилось при дорожающей нефти, да еще и поддержке бюджетников? «Слишком много факторов, часть которых связана с характером текущей экономической политики, сдерживают положительное влияние внешнеэкономической конъюнктуры на российскую экономику, — отвечают в ИНП РАН. — Во-первых, это текущая конфигурация бюджетного правила, при которой дополнительные доходы бюджетной системы непосредственно не трансформируются в соответствующее увеличение расходов. Во-вторых, стагнация внутреннего спроса ограничивает переток экспортных доходов во внутренний инвестиционный спрос. В-третьих, ограничения на добычу нефти сдерживают прямые вложения в добычу углеводородов». Иными словами, деньги, которые государство убирает в кубышку, не помогают нашей экономике, к тому же находящиеся в неплохом состоянии сырьевые компании не хотят инвестировать.
Компании сейчас предпочитают накапливать деньги на банковских счетах, а не вкладывать их в производство. Так, по данным банковской статистики за январь–апрель депозиты компаний увеличились на 4% и на 5,2% год к году. При этом кредиты юрлицам выросли за этот период всего на 2,7% (на 4,1% год к году).
Причина — все еще высокая реальная банковская ставка. Она заметно выше рентабельности предприятий, что мешает им привлекать кредиты на развитие и лишает всякого смысла инвестиции, зато наполняет смыслом держание денег на банковских счетах (которые банки, понятное дело, никуда, кроме игр с курсом и депозитов в ЦБ, тоже особенно не размещают).
«Важная причина торможения инвестиций, хотя и не единственная, — динамика процентной ставки, — подтверждает Дмитрий Белоусов. — С одной стороны, предприятия переходят в значительной мере на самофинансирование из-за отрыва ставки от рентабельности проектов. С другой — высокая ставка при довольно высоких рисках в нашей экономике стимулирует предприятия выводить деньги в процентные финансовые инструменты. Зачем инвестировать, если можно ту же доходность или даже большую получить, просто держа финансовый актив?»
Соответственно, у нас, с одной стороны, проблема с инвестициями, с другой — финансовый кризис: довольно высокая динамика невозвратов и, как следствие, нагрузка на доходы компаний, продолжает Дмитрий Белоусов. В результате формируется ситуация идеального штиля — когда нет роста ни инвестиций, ни зарплат, ни потребления. Компании смотрят, что рынки не растут, и это дополнительно стимулирует не инвестировать.
«Не сказал бы, что ситуация с инвестициями тревожная, но она негативная, — говорит руководитель направления анализа и прогнозирования развития отраслей реального сектора ЦМАКП Владимир Сальников. — В целом по экономике идет восстановление инвестиций, но оно весьма медленное. Если посмотреть на склонность предприятий к инвестированию, рассчитав соотношение инвестиций и собственных средств компаний (прибыль плюс амортизация), то этот показатель достиг рекордно низкого уровня в 2016 году. В 2017-м он немного подрос, однако не только за счет инвестиций, но и из-за сокращения прибыли».
В этом году по итогам первого квартала, согласно Росстату, рост инвестиций на 3,6% — это оценка по полному кругу, а вот по крупным и средним предприятиям — небольшое снижение, на 1,3%. Однако за этим снижением стоит в основном небольшое снижение инвестиций в добычу полезных ископаемых (на 3,6%). На фоне предшествовавшего роста его можно рассматривать как незначительное, но так как отрасль крупная, она сильно влияет на общую цифру. Другой момент — серьезное снижение инвестиций в трубопроводном транспорте. Да и вообще динамика инвестиций в первом квартале не очень показательна. «Что приятно, в обрабатывающей промышленности в первом квартале наблюдается рост на 3,1 процента в целом, а если убрать нефтепродукты, в которых идет спад (в предыдущий год было много инвестировано в модернизацию НПЗ), тогда в обрабатывающей промышленности без нефтепереработки у нас получится 9,7 процента. Это единственное светлое пятно», — добавляет г-н Сальников.
Есть и еще один тревожный факт: падение предложения стройматериалов. Объем работ, выполненных в строительстве, и производство цемента в первом квартале сократились на 4 и 4,3% соответственно. И это на фоне роста ипотеки и снижения ставок по ней, а также роста объема вводимого жилья. Есть несколько гипотез, почему тормозится стройка: закончены серьезные проекты вроде Крымского моста и подготовки к чемпионату мира по футболу, а в жилищном строительстве застройщики взяли паузу — слишком много невостребованного жилья вокруг Москвы, слишком сильно снизились цены, идет передел рынка, с него уходит ряд игроков.
Ловушка захлопнулась
В своих регулярных обзорах аналитики ЦМАКП более категоричны в оценках. Так, в апрельском докладе «Тринадцать тезисов об экономике» говорится: «Сочетание низкой, “американской”, инфляции и наметившейся очередной волны стагнации выпуска означает наличие крайне негативного макроэкономического контекста для остановки снижения ключевой ставки Банка России. Сработала “ловушка Набиуллиной”: пытаясь в условиях объявленных новых санкций обеспечить стабильность платежного баланса и обменного курса через поддержание высокой (оторванной от доходности большинства бизнесов) ключевой ставки, Банк России тем самым объективно препятствует экономическому восстановлению. Более того, на горизонте уже теоретически замаячили риски дефляции и “японской болезни”, когда взаимообусловливающие укрепление валюты и дефляция приводят экономику к стагнации, максимально дестимулируя любую экономическую активность, кроме пассивного накопления финансовых резервов».
Самое неприятное, что ловушка, похоже, уже захлопнулась: пока кредиты предприятиям стагнируют, кредиты физлицам резво растут (хотя и не так быстро, как в прошлые случаи потребительского бума). Уже есть расчеты, что по итогам года рост кредитов населению может достичь 20% и 15% без учета ипотеки. Это означает, что ЦБ будет и дальше тормозить снижение ставки, чтобы не разгонять потребительское кредитование.
Впрочем, финансовый сектор традиционно смотрит на проблему высоких ставок и низких темпов кредитования по-другому. «Действительно, несмотря на весьма низкие уровни номинальных ставок по кредитам (9,4 процента в марте по кредитам на срок свыше одного года — минимальные отметки в новейшей российской истории), реальные ставки все еще находятся на весьма высоких для России уровнях (близко к 6 процентам, в предыдущий период активного роста инвестиций в 2010—2011 году они были ближе к 2,5 процента), — говорит главный экономист Нордеа Банка Татьяна Евдокимова. — Тем не менее простого снижения ставок в этой ситуации недостаточно для того, чтобы подстегнуть кредитную активность. Первостепенный фактор для роста кредитования — ожидания бизнеса относительно перспектив экономической активности и, как следствие, наличие рентабельных проектов. В последние несколько месяцев уровень предпринимательской уверенности, по опросам Росстата, заметно снизился на фоне сохраняющейся нервозности вокруг темы санкций и неопределенности перспектив изменения налогового режима, что не способствует росту потребности в кредитовании. Оценки потенциальных темпов экономического роста также не превышают 1,5 процента».
«На мой взгляд, стоимость кредитов не играет определяющей роли в слабой динамике кредитного рынка — слабость спроса больше связана именно с отсутствием достаточной бизнес-активности», — соглашается руководитель Центра макроэкономического анализа Альфа-банка Наталия Орлова. Что касается дефляционного и, в частности, японского сценария, то, уверяет экономист, тут причина вовсе не в ЦБ: «Японский сценарий, то есть период крайне низких темпов роста японской экономики, был связан со значительным объемом плохих кредитов на балансах японских банков и с неспособностью регулятора решить проблему плохих долгов, равно как и с нежеланием правительства провести кардинальную чистку экономики от компаний-банкротов. В России действительно траектория роста похожа на ту, что наблюдалась в Японии, и проблема низкой эффективности экономики тоже есть, но это совершенно не связано с действиями ЦБ. Наоборот, ЦБ РФ с 2013 года взял курс на консолидацию банковского сектора и достаточно активный отзыв лицензий. Уровень кредитной нагрузки в России, в отличие от Японии, крайне низкий. Поэтому причины слабого роста экономики России лежат не в плоскости монетарной, а в плоскости структурной политики».
Тем не менее, по прогнозу ИНП РАН, при сегодняшних темпах роста объем инвестиций в 2020 году будет на 3%, чем в 2013-м.
Куда делся спрос?
Население ставит экономистов в тупик. С одной стороны, согласно рассчитываемому Сбербанком потребительскому индексу Иванова, потребительская уверенность россиян в первом квартале вернулась на докризисный уровень. «Улучшение потребительских настроений отражает рост реальных доходов населения в январе–марте на фоне стабильно низкой инфляции», — отмечают аналитики Sberbank CIB. Опрос также показывает, что заработная плата в январе–марте превысила уровень годичной давности на 6,8% (Росстат фиксирует более значительный рост — на 12%). Однако, согласно опросам того же Sberbank CIB, доля респондентов, которые пытаются экономить на основных продуктах питания, составляет 64% — год назад их было 70%.
Несмотря на то что цены на продукты из разряда не первой необходимости не только не росли, но даже снижались, индекс «простых удовольствий» РОМИРа «Кофе с молоком» в апреле 2018 года резко упал — на 8,4% к марту и на 1,2% год к году. Россияне стали экономить на кофе и бутилированной воде.
Так что в целом на рост спроса со стороны населения рассчитывать не приходится — и это особенно странно в условиях, когда доходы вроде бы растут. «Мы обнаружили интересную вещь: цены по факторам издержек и по конечной продукции движутся разнонаправленно, — рассказывает руководитель направления анализа денежно-кредитной политики и банковского сектора ЦМАКП Олег Солнцев. — Особенно это проявляется в зависимости от того, близко отрасль находится к конечному потребителю или нет. Чем ближе к конечному потребителю — тем больше ножницы цен. Это связано с тем, что номинальный спрос тормозится, а факторы издержек растут — из-за ситуации с энергоносителями, которые дорожают на мировых рынках, и из-за того, что номинальные зарплаты тоже пошли вверх».
Тем не менее в ситуации с доходами и расходами населения есть какая-то загадка, отмечает г-н Солнцев. «Возможно, потребление тормозится на фоне роста доходов. Но куда идут деньги, не совсем понятно, потому что норма сбережений у нас не особо растет. Вряд ли в выплаты по кредитам — они сильно отстают от выдачи новых кредитов», — рассуждает экономист.
Возможно, ключ к разгадке кроется в статистике. По поводу статистики по потреблению к Росстату есть вопросы у многих экономистов.
Добить налогом
На минувшей неделе появились сообщения, что правительство обсуждает повышение НДС с 18 до 20% — за шесть лет это может принести бюджету дополнительные два триллиона рублей. Однако для экономики такое повышение станет серьезным дополнительным бременем.
«Если поднимут НДС на два пункта, это разгонит инфляцию, но в условиях стагнирующего спроса предпосылок для повышения цен не много, — говорит Владимир Сальников. — Условно говоря, это может добавить от 0,5 до 1 процентного пункта к инфляции. Понятно, что это будет означать прирост доходов бюджета, соответственно, возможность увеличения расходов. Какие-то сектора могут почувствовать дополнительное увеличение расходов, хорошо бы, чтобы это не вылилось в рост закупочных цен. Главное, что структурный эффект от этой меры у нас не очень хороший. Потому что, как показывают расчеты, пострадают больше всего конечные обрабатывающие отрасли, где уровень НДС выше. Экспортеры же сырья будут в относительном выигрыше, а ведь им и так живется неплохо, рентабельность у них высокая, в условиях же значительного экспорта идет возврат НДС, и они практически не являются его плательщиками (а у некоторых сырьевых отраслей НДС отрицателен)». А Наталия Орлова считает, что, если правительство действительно повысит НДС на 2%, темпы роста экономики точно останутся на уровне 1% — поскольку повышение НДС негативно отразится на динамике конечного потребления.
Никакого рывка
Прогноз ВВП по итогам года колеблется в диапазоне 1,4–1,8% — это максимум, чего мы можем добиться даже при отличной нефтяной конъюнктуре. «Повышение оценок роста ВВП, которое произойдет в результате улучшения внешнеэкономической конъюнктуры, не позволит нашей экономике по итогам текущего года продемонстрировать рост на уровне 2% или выше, — пишут аналитики ИНП РАН. — В этом-то и состоит драма момента. Несмотря на значительный рост цен на нефть, следует констатировать, что стагнация экономической динамики продолжается».
В ИНП также видят существенные риски для дальнейшего восстановления российской экономики в среднесрочной перспективе. Причин несколько. Во-первых, ослабление курса рубля неизбежно скажется на импортируемой инфляции. «Хотя доля импорта на розничном рынке существенно снизилась (по нашим оценкам, в стоимостном объеме розничной торговли доля прямого импорта снизилась с 30% в 2014 году до 16–18% в 2017-м), но все еще остается достаточно значимой. К тому же оставшаяся часть импорта является критической, то есть не может быть заменена отечественной продукцией. Кроме того, инфляция импортируется через комплектующие и материалы, содержащиеся в конечной продукции российского производства», — полагают в ИНП РАН.
Кроме того, раз цены на сырьевых рынках растут, это неминуемо скажется на издержках переработчиков — а это будет давить на динамику производства. Похоже, именно с этим связано резкое падение PMI обрабатывающих производств в апреле — промышленники инвестировали в прошлом году, но спрос не вдохновляет, а тут еще и рост цен на сырье и зарплат.
По факту перевод экономики на ненефтегазовые рельсы опять не состоялся — доля нефтегазовых доходов федерального бюджета вернулась на докризисный уровень и составила в первом квартале 2018 года 51,9%. Это как раз следствие чрезвычайно низкого уровня инвестиционной активности. В таких условиях у российской экономики нет шансов для рывка.
