Накануне экзамена по математике известный петербургский учитель Дмитрий Гущин выложил у себя в соцсети сканы листков с задачами из предстоящих назавтра заданий: мол, такие листки ходят по рукам уже с неделю, а то и больше. Назавтра сотни школьников и родителей там же, в соцсетях, подтвердили: да, эти задачи в наших вариантах — были. Сергей Кравцов, глава Роскомнадзора, ответственного за ЕГЭ ведомства, заявил, что никаких утечек не было: «Я не исключаю, что это провокация. Мы соответствующий иск подготовим, чтобы впредь никому не было так зазорно (так в оригинале. — А. П.) в момент проведения важнейшего мероприятия в жизни каждого школьника делать непроверенные заявления». В какой уж там суд собираются чиновники, в гражданский или в уголовный, и как именно хотят прищучить г-на Гущина, не первый год публично заявляющего о предегэшных утечках, пока неизвестно — ясно только, что в меру своих федерально-чиновных сил постараются сделать учителю побольнее; факта же утечек отнюдь не признают.
Судить с уверенностью, кто в споре прав: были утечки или их не было — формально говоря, сегодня невозможно. Да; люди пишут, что точно такие задачи, какие вывесил у себя Гущин, на ЕГЭ были, — что с того? По действующим правилам, ни унести с собой, ни сфотографировать, ни даже переписать свой вариант ребята не могут. Будь школьник и на двести процентов уверен, что задача та же самая, он ничего никому не докажет. Поэтому не хочешь верить в утечки, можешь не верить (я, правда, недоверчивых лиц вне госструктур что-то не вижу); хочешь верить (как все опрошенные мною педагоги) — верь. Так на ровном месте возникла махровая постправда: «во что веришь, то и есть»; все считают правыми себя и лжецами — оппонентов.
Но зачем такую ситуацию терпеть? Уйти из морока постправды в международных, скажем, делах — чрезвычайно затруднительно. Российской стороне не удаётся добиться от британцев или от голландцев, чтобы её аргументы хотя бы выслушали в делах о Скрипале или MH17, — ну так британцы с голландцами и не подряжались действовать в наших интересах. В обсуждаемом же случае перевести спор в реальный мир, где утверждения сторон станут просто правдивыми или просто лживыми после элементарной проверки, — задача, по идее, совсем простая. Рособрнадзор может раз и навсегда «в корне пресечь кривотолки», опубликовав все варианты прошедшего экзамена. Может, но не хочет — и не публикует; реальность или ложность утечек остаются недоказуемыми. Все годы ЕГЭ к образовательному начальству не переставая обращаются с просьбами публиковать варианты — начальство, кажется, ни разу и не ответило. Да и что тут ответишь?
Потратьте минуту-другую на изобретение причины, по которой публикация всех вариантов прошедшего ЕГЭ противоречит интересам общества. Думаю, не изобретёте — мне, во всяком случае, до сих пор не удалось. Зато гораздо яснее, чем она вредила бы конкретным лицам — устоявшейся группе людей, которые уже много лет плотно сидят и на составлении заданий к ЕГЭ, и на всех сопряжённых бизнесах. Людей легко понять: они хотят оставаться монополистами на этих огромных рынках. Не зря же Рособрнадзор при любой возможности настойчиво напоминает, что «при подготовке к ЕГЭ целесообразно использовать исключительно официальные ресурсы: Официальный информационный портал единого государственного экзамена, а также Официальный сайт ФИПИ» (Федеральный институт педагогических измерений — там-то каша и варится). Если меня спросить, я-то почему в этом деле верю Гущину, а не Кравцову, я для краткости одним этим и ограничусь: потому что Кравцов мог бы снять все сомнения, а не снимает.
Впрочем, нельзя сказать, что у Гущина совсем нет для этой цели своих рычагов. Есть, только он ими почему-то не воспользовался. Уже после известия о грозящем г-ну Гущину судебном преследовании он рассказал: прежде чем вывесить эти самые задачи на своей странице, он «связывался и с Рособрнадзором, и с ФИПИ», чтобы те приняли хоть какие-нибудь меры, но те, мол, никаких мер не приняли… Мне кажется, было бы разумнее принуждать чиновников к адекватным действиям иным способом. Перед тем как вывесить утекшие (возможно!) задачи в Сеть, следовало написать в прокуратуру заявление с просьбой дать правовую оценку встревожившим заявителя фактам. Например: действиям неустановленных лиц по преждевременной публикации материалов ЕГЭ — действиям, имеющим, на взгляд заявителя, признаки деяний, предусмотренных статьями 158 (кража) или 159 (мошенничество), и, возможно, составляющим часть коррупционной схемы. Появись скан такого заявления в интернете рядом с утекшими задачами, это возымело бы сразу три благих последствия. Первое: никакому чиновнику и во сне бы не привиделось подавать на г-на Гущина в какой-то там суд. Второе: желание учителя побудить чиновников к срочному принятию мер имело бы куда больше шансов сбыться. Ведь одно дело, когда он с чиновниками просто «связался», — и совсем другое дело, когда чиновник видит, что бумага в прокуратуру уже ушла. Отсюда, наконец, третье и главное: а как иначе пресечь эту — или любую другую — порочную практику, сложившуюся в Рособрнадзоре или любой другой структуре? Нельзя же всерьёз надеяться, что, как только г-н Гущин или другой активный гражданин обнародует следы дурного деяния, виновникам станет стыдно, они раскаются, всё за собой исправят и вообще все, как мухи, повыздоравливают? Невелик труд: найти сочувствующего твоим разоблачениям толкового юриста, да даже и самому как-нибудь составить бумагу к прокурору. Нисколько не факт, что сим сразу же победиши, но зато факт, что пока этот невеликий труд не предпринимается, не победиши почти наверняка: скандалы как таковые редко оказываются действенными. Гущин-то, повторим, который год вскрывает утечки…
Важно, чтобы эта история привлекла к себе побольше внимания. Утечка вариантов — далеко не самое вредное проявление обустроенной идеологами бесконечной реформы образования системы управления и контроля. Но с этой (сравнительно) мелочью они по-детски подставились (кто Кравцова тянул за язык?) и в доселе неприступной чиновной позиции «у нас всё хорошо, а завтра будет ещё лучше» высветилась брешь. Лиха беда начало; а постправды вокруг того же ЕГЭ надолго хватит.
