Выставка «Абракадабра» — ключевая в нынешней биеннале — проходит в одном из бывших заводских цехов в Столярном переулке. Цех успели слегка почистить, но атмосфера производственной жизни с тусклыми окнами и узнаваемым внутренним дизайном: просторное, выкрашенное нейтральной краской помещение с квадратными колоннами и неровно лежащей на стенах штукатуркой — еще держится в воздухе. Выбор помещения для выставки современного искусства, видимо, отчасти обусловлен традицией: в Москве его центром на протяжении уже десяти лет является Винзавод со всеми его бывшими цехами, которым даже удалось сохранить название, — и там зритель заходит не в зал, а в цех. Это сразу создает новую для него ситуацию — по отношению к тому, когда он приходит в музей, где картины висят на стенах. В цехах на стенах — видеоэкраны, и они выигрывают у холстов и бумаги в убедительности передачи изображения. Для художников разрыв между тем, что происходит в воспринимаемом органами чувств мире, и тем, что становится предметом искусства, давно случился, осталось, чтобы он состоялся для большей части аудитории.
Возрастные ограничения, которые предусматривает та или иная акция (в случае биеннале молодого искусства речь идет о тридцати пяти годах), позволяют воспринимать ее как одну из разновидностей социологического исследования. Выставки современного искусства меньше всего предполагают получение эстетического удовольствия. Как правило, они выглядят как набор хаотично расставленных вещей неясного назначения. О смысле их появления на выставке можно судить только по надписи, которая их сопровождает. Содержание ее почти всегда очень зыбко соотносится с прикрепленным к ней предметом, даже если четко и внятно передано самим художником. Но пусть мы не видим этой связи, она все-таки существует — хотя бы потому, что в нее верят сам художник и куратор выставки. А мы, если все-таки здесь оказались, вынуждены верить тому, что они пытаются нам сказать, иначе наше появление на выставке будет лишено смысла и придется расписаться в собственной беспомощности перед загадочным феноменом современного искусства, которое шаг за шагом отвоевывает аудиторию у искусства классического.
Преимущество современного искусства в том, что формы, которые оно использует, заключают в себе элементы новизны, несмотря на то что его языку лишь несколько десятилетий, тогда как история классического изобразительного искусства исчисляется столетиями. Однако новое остается новым только до тех пор, пока ему противостоит старое. Как только, предположим, мастера станковой живописи ввиду отсутствия спроса на их произведения мигрируют в сферу современного искусства, недостатки новых форматов станут слишком очевидны. Прежде всего они заключаются в том, что объекты современного искусства не существуют вне концепции, а та, в свою очередь, нуждается в дополнительном носителе. Оно не является объектом продажи. На него уже можно смотреть, но покупать его не имеет смысла. Вы можете приобрести нечто обозначенное как произведение современного искусства, но тогда и сами должны стать носителем концепции. Однако и без акта покупки современное искусство принуждает зрителя занять место художника — только тогда у него возникает смысл.
В мире современного искусства нет общепринятой иерархической структуры. Для этого даже не нужно быть философом: концепция не должна быть слишком изощренной. Наоборот, необходимо, чтобы она была максимально доступной массовому зрителю, тогда у него все-таки есть шанс сходу считать ее смысл. Живущий в Германии японец Томоюки Уэно, уже почти достигший возрастного рубежа в 35 лет, — автор работы «Обратный путь “Вояджера”». Это объемная, частично перетянутая стальной сеткой стальная же конструкция, в центре которой деревянный стол. На нем лежит копия послания представителям внеземных цивилизаций, отправленного в космос по инициативе американского президента Джимми Картера. На золотых пластинах изображены мужчина и женщина. Мужчина поднял руку вверх в знак дружелюбного приветствия. Уэно, за плечами у которого десять лет обучения сначала в Токийском институте искусств, а потом в Берлинском, справедливо замечает, что земляне теперь и сами нуждаются в том, чтобы совершить аналогичный жест, но по отношению не к инопланетянам, а друг к другу.
В данном случае интересна не столько сама композиция, которую с учетом ее веса и объема дешевле воспроизводить в том месте, где ей предстоит в очередной раз предстать перед публикой, чем перемещать с места хранения. По поводу хранения тоже возникают вопросы: как, где и на каких условиях оно осуществляется? Это первая зрительская реакция. «Обратный путь “Вояджера”» вне контекста выглядит как груда бесполезного металла, и, даже если поставить его в общественном месте, чтобы он транслировал ту самую идею, которую попытался выразить в нем художник, с трудом можно представить, что такая попытка коммуникации произведения с аудиторией без подпорки в виде самого художника или замещающего его куратора окажется хоть сколько-нибудь успешной. Современное искусство делает вид, что пытается объяснить мир, предлагая человеку новый, более совершенный интерфейс для взаимодействия, но оказывается, что оно его только усложняет.
Ответственная за выставку итальянка Лукреция Калабро Висконти, столь же юная, как и авторы работ, увлечена концепцией экономики присутствия, которая подразумевает, что мир населен по большей части людьми, занятыми погоней за удовольствиями, переставшими разграничивать общественное и частное, жаждущими эмоций и не способными их переживать в одиночестве, поэтому посты в соцсетях — необходимый элемент их жизни. Одна из самых ярких иллюстраций концепции — видеозапись гонок на вилочных погрузчиках, которые были инициированы французским художником Клеманом Кара. Он, в свою очередь, был очарован венгерским словечком «фуши», которое означает «время, украденное у работодателя для производства собственных товаров или для самовыражения». Для производства этого видео понадобилось лишь найти подходящее место, два погрузчика и двух водителей. Камера фиксирует их действия, но файл с изображением не становится объектом искусства даже после окончательного монтажа — он оказывается таковым только на выставке, оснащенной фундаментальной концепцией, и больше нигде. В другой ситуации это просто забавное видео, каких миллионы.
Современное искусство подкупает своей доступностью. Для создания выставочного объекта нет необходимости совершать сверхъестественные усилия и не нужно даже обладать какими-то навыками, за исключением разве что наблюдательности. По этому поводу можно бесконечно иронизировать (иронию как наиболее естественную реакцию на современное искусство практически канонизировал фильм «Квадрат» Роберта Эстлунда, получивший в прошлом году на Каннском фестивале «Золотую пальмовую ветвь»), но ирония не убивает современное искусство, а делает его только сильнее. Соблазн мыслить как художник слишком велик. Акт творения, не требующий специальной подготовки, слишком притягателен. Он совершается на фоне бесконечного копирования полотен признанных великими мастеров, которые бесконечно тиражируются тысячами безвестных художников. Одновременно самой дорогой русской картиной становится «Супрематическая композиция» Казимира Малевича, представляющая собой сочетание разноцветных геометрических фигур. Она была продана за 85 млн долларов. Самое время задаться вопросом: что есть искусство?
Выставка «Абракадабра» убеждает нас: все, что происходит вокруг, и есть искусство. Выставка больше не является только возможностью его созерцать, чтобы прибрести новый визуальный опыт, а вместе с ним и новое качество личности — личности, которая соприкасалась с великим искусством и теперь несет на себе тень этого величия. Современное искусство лишено величия. Выставка «Абракадабра» предназначена, скорее, для того, чтобы посетители осознали себя равными художнику, чтобы увидели: ничего сверхъестественного в том, что им создается, нет и они тоже способны на акт творения. Единственное, что сдерживает повальное увлечение созданием объектов современного искусства, — это ограниченное число кураторов, способных создать соответствующее интеллектуальное обрамление. Их даже приходится подозревать в том, что они сами создали такую ситуацию, чтобы быть максимально востребованными на арт-рынке. Должен же мир современного искусства быть хоть в чем-то несовершенен.
