Что мы знаем о глобальных финансах? США — их ядро. Доля США в мировом ВВП — 24% (данные МВФ за 2017 год). Доля доллара в валютных резервах мира — 55–65% (2015–2017, МВФ, ЕЦБ). 42–44% международных платежей делается в долларах (2016, SWIFT). Доля доллара в международных ссудах — до 60% (2016, ЕЦБ), в оборотах на валютном рынке — 44% (2016, ЕЦБ). Нью-Йоркская фондовая биржа и NASDAQ создают 39% капитализации мировых рынков акций (2017, Всемирная федерация бирж). Да, мы знаем, что доли США и доллара колеблются, но рано или поздно должны потихоньку сжиматься с появлением в глобальных финансах новых игроков (Китай, развивающаяся Азия). Мы ждем появления третьей мировой резервной валюты, родом из Азии — юаня или коллективной валюты. Но когда это случится — неизвестно. В начале 1970-х точно так же ждали прихода иены, которая всех побьет.
Что еще мы знаем? Что по-прежнему ядро глобальных финансов — США плюс Лондон плюс британские офшоры. А мировым центром прямых инвестиций, как и раньше, остаются Нидерланды. И несмотря на всю кутерьму с юанем и рынками Азии, иерархия в глобальных финансах остается неизменной (хотя и подъедается то здесь, то там).
Длинные тренды? Финансовая глобализация. От нее никуда не денешься, все отступления — временны. «Финансиализация». Всё большее насыщение экономик деньгами и финансовыми активами. Когда индикаторы «широкие деньги / ВВП» или «внутренний кредит / ВВП» больше 200%, это уже никого не удивляет. А «госдолг / ВВП» больше 100% может стать в порядке вещей, хотя и вызывает опасения. Взрывные финансовые динамики точно соответствуют «большим взрывам» в области технических инноваций и информации.
Какие еще тренды? Финансовые инновации, как ни убивай их государственным регулированием. Фантазии финансистов — вечны. За криптовалютами придет еще какая-то «сверхновая». Еще один тренд — многолетнее снижение процента после «большого взрыва» 1970-х годов, когда отрицательный реальный процент начал рассматриваться как норма. Временное ли это искажение или же изменение самой сущности финансового посредничества, мы узнаем много позже.
И — на закуску — многолетний тренд секьюритизации. Когда у всё большего числа ресурсов возникают права на них, способные обращаться на финансовых рынках. Последние примеры — квоты на выбросы парниковых газов или любые другие квоты. Нефть, металлы, продовольствие и все больше — природный газ. С начала 2000-х годов они секьюритизировались. Их цены — это котировки товарных деривативов (на нефть, металлы, зерно, газ и т. п.) на биржах в Чикаго, Нью-Йорке, Лондоне, на зерновых биржах США. В каком-то смысле криптовалюты, криптофинансовые активы — это тоже секьюритизация тех ресурсов, которые находятся в электронном обороте.
Что еще мы знаем о глобальных финансах? Они цикличны — вслед за циклами мировой экономики. Хорошо видны длинные циклы доллара к евро, а также динамики финансовых активов. Регулятивные циклы — государство то прижмет, то отпустит, займется либерализацией. Циклы цен на сырье, с начала 2000-х связанные с динамикой доллара к евро как двух ключевых мировых резервных валют. На большие циклы накладывается рябь из циклов второго и третьего порядков, как рябь на большой волне. Все это довольно стройная картина существования большой системы под названием «глобальные финансы».
Глобальность и сейсмика
Еще одно знание: финансы действительно глобальны. Россия — только один из активов, с которыми работают международные инвесторы. Поэтому высока синхронность в движении рынков. Дунет в Бразилии — шелохнется в России, и наоборот. Давно известно, насколько высока корреляция рынков России и Бразилии по валюте и акциям. На биржах Москвы и Сан-Паулу одна и та же доля нерезидентов. Примерно 50% оборотов по акциям создается иностранцами. Известны связки «валюта — акции — нефть — рынки США», «российский рынок — Латинская Америка», «финансовые рынки Европы — США». Но вот рынки Китая и Индии, как и другие азиатские рынки, находятся в несколько особенном движении. Но стоит повторить: глобальные финансы — это единое шахматное поле, где мелких могут сначала приподнять, а потом раздавить. Нет проблем.
Наконец, «сокровенным» знанием является высокая сейсмика, нестабильность финансовых рынков. Она есть, была и будет. Кризисы никогда не кончаются, так же как и подъемы. Государственное регулирование может временно сбивать накал, но заранее известно, что все приключения впереди. Нестабильно само ядро глобальных финансов — доллар США, особенно после демонетизации золота в начале 1970-х. Нет привязки — есть мир свободного плавания, открытых счетов капитала, плавающих валютных курсов. Заранее нестабильный, бумажный мир.
Кто-то в этом виноват? Это чей-то заговор? Конечно нет. Доллар всего лишь за четыре года с небольшим, с марта 2014-го, смог сначала укрепиться на 25% против евро, а затем опять ослабеть на 20%. Неприлично даже как-то для ключевой валюты — ядра глобальных финансов. Какая уж здесь стабильность! Тем более что скачут валюты развивающихся рынков. Каждый год — то туда, то сюда. За те же четыре года турецкая лира упала в 2,1 раза к доллару. Рубль падал с 33–34 за доллар в июне 2014 года до 68–69, потом опустился до 82, опять укрепился до 56, а сейчас бушует в районе 63–64. Бразильский реал за те же четыре года сначала девальвировался на 75%, потом укрепился на четверть, а потом опять подешевел к доллару на 27%. И так бесконечно. Все это не утихающие валютные штормы, когда любая стабилизация просто временная. И на рынках ценных бумаг, товарных деривативов то же самое.
Да, заранее известно, что мыльный пузырь на рынке американских акций когда-нибудь лопнет. Да, восхождение DJIA от уровней 6600 в феврале 2009 года до 24500–26500 в 2018 году всего за девять лет будет прервано (хотя индикатор «капитализация рынка акций / ВВП» в США еще не достиг уровня начала 2000-го, когда лопнул пузырь доткомов).
Заранее известно, что будут новые и новые кризисы на развивающихся рынках. По статистике, на таких рынках, как российский, кризисы происходят с очередностью один-два раза в 10–15 лет. Обязательно будут финансовые инфекции и вновь кэрри-трейдеры будут совершать то, что называется «внезапной остановкой» и «бегством капиталов». Турция? Финансовые кризисы в 1994-м, 1998–1999-м, 2000–2001 годах. А нынче говорят о турецком кризисе 2018 года. Аргентина? Финансовые кризисы в 1989–2002-м, 2015–2016 годах. Мексика в 1994 году, Бразилия в 1998–1999-м и 2014-м, Уругвай в 2002 году. Нынешняя Венесуэла. И, заметьте, глобальные финансовые кризисы мы еще не называли (1997–1998-й, 2008–2009 годы, долговой кризис Европы 2011–2014 годов), о Греции и России еще не упоминали.
Жизнь в глобальных финансах — как под Везувием. Место с высочайшей сейсмикой. Но важно развиваться, конкурировать с другими рынками. Когда сдуется мыльный пузырь на рынке акций США и мы все еще раз его проклянем, на его месте все равно останется крупный, гибкий и очень инновационный победоносный американский рынок, успевший собрать деньги со всех своих конкурентов. И пойдет дальше. Важно придерживаться именно такой логики, думая о том, что будет дальше с финансовым рынком России. Или проиграешь.
Как стать зрелым рынком
Сегодня глобальная экономика находится на очень крупном циклическом подъеме. По прогнозу МВФ, ВВП России в реальном выражении вырастет в 2018 году на 1,7%. Мировой ВВП в постоянных ценах собирается вырасти в 2018 году на 3,9%. Мир очень торопится. Россия находится на 166-м месте в мире по темпам роста. Никак не угнаться за Индией (7,4%) и Китаем (6,6%). Развитые страны тоже впереди — США (2,9%) и Германия (2,5%).
Когда происходит такое сильное движение вперед, любые финансовые возмущения — укусы комара. Особенно если они происходят на малых развивающихся рынках (Россия, Турция, Бразилия, Аргентина и т. п.). На них мировая экономика просто не обращает внимания. Она еще не готова к падениям и депрессиям. Может быть, через год–два — другое дело, и то, скорее всего, не global. Но пока — полный вперед, даже несмотря на то, что центральные банки начинают потихоньку примораживать рост. Другое дело, что поиграть с малыми рынками — почему бы нет?
Базовый прогноз на год вперед. Глобальный финансовый кризис — пока не время. Везувий пока молчит. Рынок США — пока не обрушение, может быть, торможение. Рынок Китая — надолго искусственно поддерживаемый финансовый форсаж. Кризисы второго и третьего порядка на мелких развивающихся рынках — могут быть, как отдельные судороги, как местные финансовые инфекции, приносящие боль, но не в мировых столицах. И волатильность, сейсмика во всем, когда 10–15% — обычное дело.
Как избавиться от нее? Никак. Но можно смягчить ее, обернуть себе на пользу. Когда все в руинах — деньги к нам, как это делают США. А для этого из мелкой, спекулятивной, огосударствленной финансовой машины, которой стала Россия за двадцать пять лет, год за годом превращаться в крупную, инвестиционную, инновационную, дающую все больше денежного материала для роста.
Как это сделать? Прежде всего, рост экономики выше среднемирового, увлекающий за собой финансы. Экономика стимулов, а не наказаний и торможения, как сегодня. Рост доли среднего и малого бизнеса, как в 2000-е годы, когда все кипело. Разгосударствление, деконцентрация собственности. Без этого никак. Во-вторых, дерегулирование на финансовом рынке, слишком высоки регулятивные издержки. В-третьих, рост монетизации. Когда индикатор «широкие деньги / ВВП» будет в России не 45–50%, а 90–100% или даже выше, как в азиатских экономиках, это будет совсем другой финансовый рынок. В-четвертых, финансовое развитие (financial development), не подменяемое развитием только юридических конструкций, стандартов, технологических платформ. Когда финансовая система вместо огосударствления, сжатия и сверхконцентрации в столице, наоборот, начинает растекаться по стране, диверсифицироваться в доступе к деньгам, финансовым инструментам и институтам. В-пятых, максимум налоговых стимулов, прежде всего для длинных денег из-за рубежа и розничных инвесторов. Сегодня это не так. И, в-пятых, атмосфера подъема, удачного проекта, сверхбыстрого роста, российского «экономического чуда».
Мечты? Но не менее 15–20 стран смогли сделать это — превратиться из развивающихся рынков в зрелые — после Второй мировой войны. Кого интересовал финансовый рынок Китая в начале 1990-х? Сейчас это центр внимания для всех.
