Победа Реджепа Тайипа Эрдогана на досрочных парламентских и президентских выборах в Турции имеет историческое значение, причем не только для страны, но и для всего мира. Наделенный крайне широкими полномочиями, он продолжит проводить исламизацию страны, а также пантюркистско-исламистскую внешнюю политику.
И многие эксперты видят в этом угрозу. Светско-республиканское наследие Мустафы Кемаля Ататюрка, позволившее Турции стать самой успешной исламской демократией, фактически уничтожается. А государство превращается в некий новый султанат, население которого будет накачиваться имперскими амбициями и идеями реваншизма, от которых пострадает весь регион — именно такая внешняя политика Турции (ставившая целью возврат под контроль Анкары всего Ближнего Востока) подбросила львиную долю керосина в пожар «арабской весны», сжегший Ливию, а также серьезно опаливший Египет и Сирию. Сумев избежать за это ответственности, своевременно сбежав из сообщества поджигателей в российско-иранский лагерь пожарных (как верно отмечают некоторые американские эксперты, «Эрдоган стал самым успешным в мире исламистским лидером потому, что он самый прагматичный»), турецкий неосултан, безусловно, продолжит реализацию своих амбиций. Правда, уже с большей осторожностью и оглядкой на другие центры силы.
Вопрос в том, как на эти процессы реагировать. Запад выбрал сопротивление — в Европе и США формально признали победу Эрдогана на выборах, однако намерены продолжить дипломатическую войну с турецким президентом. В западных СМИ идет диффамация Эрдогана, а политики готовятся ввести против него санкции, даже понимая, что это приведет не к изменению турецкой политики в интересах Запада, а лишь к обострению отношений между Анкарой и Вашингтоном с Брюсселем.
Москва же поступает умнее. Кремлю, безусловно, не нравятся некоторые тенденции в турецкой внешней политике (особенно те, что подрывают территориальную целостность некоторых государств), однако Россия остается приверженной своему правилу: мы уважаем выбор других народов и работаем с теми лидерами, которые эти народы себе избирают. Поэтому Москва заняла взвешенную позицию и (как она обычно делает) намерена заработать неплохие дивиденды на ошибочной западной стратегии. Главное при этом не забывать, с кем мы имеем дело.
Торопиться надо
Нынешние выборы не случайно называют важнейшими в современной истории Турции. После их проведения должны были вступить в силу конституционные поправки, принятые на референдуме в апреле 2017 года и превращающие страну в суперпрезидентскую республику. Они предполагают ликвидацию поста премьер-министра, запрет бывшим военным (хранителям республиканских традиций Ататюрка) участвовать в выборах, де-факто переводят судебную власть под контроль президента, выводят правительство из-под контроля парламента.
По идее, выборы должны были пройти в ноябре 2019 года, однако Эрдоган решил провести их досрочно. И не только потому, что ему было лень ждать, — президент просто посчитал, что в июне 2018 года он получит на них максимальный результат. Во-первых, потому, что в стране шла патриотическая волна по причине серьезных внешнеполитических успехов Турции — страна под мудрым руководством Эрдогана побеждала в противостоянии с США, не допустила независимости Иракского Курдистана, очистила от курдских ополченцев сирийские Африн и Манбидж. Эта волна перебивала определенные кризисные явления в экономике, которые могли бы обостриться к концу 2019 года.
Во-вторых, оппозиция была в кризисе. Лидеры курдской Демократической партии народов управляют своей политической силой из-за решетки, Республиканская партия (основная светская оппозиционная сила, выступающая за парламентаризм и прозападный курс) находилась в процессе поиска новых лидеров. А растущая как на дрожжах «Хорошая партия» (опаснейшая для Эрдогана политическая сила, пасущаяся на его исламистско-националистическом электоральном поле и раскручиваемая Западом) не могла принимать участие в выборах в июне просто потому, что была образована в октябре 2017 года.
Наконец, в-третьих, в стране действовал режим чрезвычайного положения, введенный после неудавшейся попытки переворота летом 2016 года и регулярно продлевающийся. И с каждым его продлением вопросы, зачем он нужен, звучали все громче, поэтому не факт, что Эрдогану удалось бы пролонгировать его до осени 2019 года и воспользоваться режимом ЧП для давления на оппозицию.
Да здравствует султан!
Собственно, ставка президента сыграла — он победил. На президентских выборах Эрдоган получил 52,5% голосов уже в первом туре, и теперь может оставаться у власти еще десять лет (все предыдущие его премьерские и президентские сроки обнулены).
Ближайший преследователь — Мухаррем Индже из Республиканской партии — взял лишь 30,6% голосов. Надо отдать ему должное, он прыгнул выше головы, однако, несмотря на все ораторские способности и популистские навыки, а также заигрывания с умеренно исламистским электоратом, Индже так и не удалось переманить эрдогановских сторонников. Он смог заручиться большинством лишь в традиционно прореспубликанских западных приморских провинциях, тогда как почти вся остальная Турция (за исключением, естественно, курдских регионов) осталась за Эрдоганом.
На парламентских же выборах победу, пусть и менее убедительную, тоже одержала эрдогановская Партия справедливости и развития (ПСР). Да, набрав лишь 42,5% голосов, она лишилась большинства в Великой национальной ассамблее (теперь у ПСР 293 места из 600, на 23 меньше, чем по итогам прошлых выборов, — и это еще с учетом того, что в парламенте прошлого созыва депутатов было 550), однако на этих выборах она шла в союзе с Партией националистического движения, которую возглавляет Девлет Бахчели. Националисты получили 11,9% голосов и 50 мандатов, в нынешней конфигурации этого достаточно для сохранения устойчивого большинства в парламенте, поясняет «Эксперту» доцент Дипломатической академии, директор Центра востоковедных исследований Владимир Аватков: «Маловероятно, что сейчас националисты отойдут от ПСР и присоединятся к оппозиции или же будут проводить решения, не согласованные с Эрдоганом и ПСР. К тому же с учетом перехода к суперпрезидентской форме правления для главы государства не критично отсутствие в парламенте абсолютного большинства».
Горе побежденным
Сам президент назвал итоги выборов «демократической революцией» и настоятельно посоветовал противникам не оспаривать ее результаты. «Всю напряженность, которая была во время предвыборной кампании, нужно оставить и с решимостью продолжать идти вперед. Надеюсь, никто не будет бросать тень на нашу избирательную систему и наносить ей ущерб ради того, чтобы скрыть свою неудачу», — заявил Эрдоган. И для убедительности своей позиции он уже использует пряник и кнут. С одной стороны, президент идет на милость — по итогам его встречи с Девлетом Бахчели было объявлено, что режим чрезвычайного положения больше продлеваться не будет и закончится 19 июля. С другой — Эрдоган продолжает преследование оппозиции. Сразу после выборов в стране задержали еще около двухсот военных, которых обвиняют в причастности к попытке госпереворота. И если бы кто-нибудь из оппозиции решил возглавить протест или хотя бы призвать к нему, то рисковал бы тоже «присесть».
И лидеры оппозиции этот призыв услышали. Да, они назвали выборы несправедливыми. Да, республиканцы обвинили государственное новостное агентство Anadolu в манипуляции данными о предварительных итогах голосования. Однако итоги выборов Мухаррем Индже в конечном счете признал.
Иное дело Запад. «Авторитарный выбор Турции» — именно так назвала свою статью The Wall Street Journal. «Электоральный триумф Эрдогана ведет Турцию в эру единоличного правления» — вторит ей Bloomberg. Западные журналисты отмечают не только масштабные нарушения, но и преследования тех, кто эти нарушения делает достоянием гласности. Так, Эрдоган запретил въезд на территорию Турции двум наблюдателям ОБСЕ по причине их «политических взглядов». А за попытку «вмешаться в выборы» на территории Турции уже арестовано около десяти иностранцев — граждан Франции, Германии и Италии. Среди них оказалась и сенатор Франции Кристин Прюно. Коммунистическая партия, которую она представляет, уже заявила, что таким образом Эрдоган хочет не допустить появления любой критики «проходящих масштабных фальсификаций».
Против Турции готовятся не только призывы, но и санкции. Формально они, конечно, с выборами не связаны. Так, Сенат США пытается не допустить закупки Анкарой сотни самолетов F-35 (в их разработке Турция принимала участие) из-за ее оборонного сотрудничества с Россией, и Госдеп встал на сторону Капитолия. Помощник госсекретаря Уэсс Митчелл заявил, что в случае покупки Турцией системы ПРО С-400 ее отношения с США и НАТО будет «очень сложно восстановить» и что эта покупка «окажет влияние на военно-техническое сотрудничество Турции и США, в частности по самолетам F-35».
Такой Эрдоган им не нужен
Более того, не исключено, что против Анкары будут введены и другие ограничительные меры — как по линии наказания за нарушение прав человека, так и за несоблюдение американских санкций в отношении России. Эскалация отношений Эрдогана с Западом продолжится, что неудивительно — конфликт между турецким неосултанатом и западным обкомом носит не конъюнктурный, а системный характер.
Авторитаризм Эрдогана ослабляет (если не уничтожает) позиции турецких республиканцев, выступающих за прозападный выбор страны. А значит, уменьшает возможности Вашингтона и Брюсселя влиять на внешнюю и внутреннюю политику Турции. К тому же пантюркизм Эрдогана в гремучей смеси с исламизмом ведет к стремлению Анкары ослабить влияние США и ЕС на ближневосточные дела — Турция фактически вытесняет американцев из региона.
Поэтому западным странам нужен не компромисс с турецким неосултаном, а смена режима или же системная смена внутриполитического и внешнеполитического курса Турции. Возможно, через новый переворот. Неудивительно, что турецкие власти не особо озабочены политесом в реакции на западные угрозы — так, в ответ на призыв одного из лидеров демократов в палате представителей США Адама Шиффа «не поздравлять Эрдогана с победой на президентских выборах, так как она стала возможной лишь «путем уничтожения оппозиции, арестов, насилия и подавления свободы прессы», пресс-секретарь турецкого президента Ибрагим Калын призвал американца «заткнуться».
Конечно, теоретически у сторон есть шанс договориться. Эрдогана и его курс категорически не приемлет западный глобалистский истеблишмент — но не президент Дональд Трамп, у которого с Эрдоганом много общего. Не исключено, что на ближайшем саммите НАТО турецкий и американский лидеры найдут общий язык на ниве прагматизма, протекционизма и невмешательства во внутренние авторитарные дела друг друга. Однако тут Эрдоган оказывается перед той же дилеммой, что и Москва, пытающаяся договориться с Трампом, — нет никаких гарантий, что хозяин Белого дома (находящийся в состоянии гражданской войны с Конгрессом) способен выполнять свои обязательства.
Дружим, но проверяем
А вот между Москвой и Анкарой таких проблем нет. И Владимир Путин, и Реджеп Эрдоган выполняют взятые на себя обязательства. Кроме того, Москва не критикует турецкого президента за его амбиции — Кремль не оспаривает выбор электората, и, по словам российского МИДа, между Россией и Турцией будут выстраиваться «взаимоуважительные, взаимовыгодные отношения».
На Западе уже бьют по этому поводу тревогу. Любимый канал Трампа Fox News утверждает, что «Эрдоган будет еще более настроен на сотрудничество с российским президентом Владимиром Путиным, причем за счет интересов США, НАТО и Евросоюза». Однако поводов для пессимизма и паники тут нет — неосултанская политика Эрдогана тоже создаст определенные проблемы для Кремля.
Так, не стоит забывать, что при всем высоком уровне сотрудничества между двумя странами существуют серьезные конфликтные точки. Это Крым (где Турция поддерживает крымскотатарское сообщество, в том числе ту его часть, которая создает России проблемы из Киева), Кавказ (где Эрдоган поддерживает Азербайджан, пытающийся разморозить нагорно-карабахский конфликт, а также конфликтует с Арменией — членом ОДКБ и Евразийского союза), и Сирия, где турки оккупировали часть территории.
Причем ликвидация этих конфликтных зон невозможна — Эрдоган не сдаст и не продаст свои позиции (за исключением, возможно, вывода войск из Сирии), потому что они являются элементом его пантюркистской внешней политики. Отказ от поддержки крымских татар или азербайджанских претензий означает отход от этого концепта и серьезный удар по репутации Эрдогана, особенно среди турецких националистов.
Эта же политика является своего рода гарантией возникновения новых конфликтных точек между Москвой и Анкарой. Во-первых, в евразийской интеграции. Турецкий пантюркизм есть, по сути, турецкий евразийский проект, и он не просто не сочетаем с российским — он противоположен ему. Анкара видит себя повелителем всего тюркоязычного мира, и президент-султан не собирается делиться своей властью с Москвой. Более того, — и это во-вторых — турецкий пантюркизм потенциально угрожает территориальной целостности России, ведь часть тюркоязычного мира входят в состав Российской Федерации.
Все, что тут может сделать Россия, — надеяться, что из-за обострения конфликта с ЕС и США Эрдоган окажется более зависим от хороших отношений с Москвой. А значит, менее склонным к каким-либо антироссийским действиям. Ну и, конечно, укреплять свои позиции в Средней Азии и на Ближнем Востоке. Султана нужно встречать во всеоружии. Как на параде, так и в деле сдерживания.
