Глобальное одиночество двух лидеров, а особенно Дональда Трампа, определило и ход, и результаты встречи. Да и то, что начало происходить после возвращения американского президента в Вашингтон. На фоне одиночества американского президента российский лидер не просто не выглядит изолированным, но, скорее, протягивает бедолаге Трампу руку помощи в борьбе с коррумпированным «вашингтонским болотом».
То, что Трамп слишком быстро пошел на попятную после встречи в Хельсинки, выступив с извинениями за свою оговорку, причем «оговорку» неоднократную, всего лишь показало, что даже такой устойчивый к критике политик, как Дональд Трамп имеет свой предел прочности. Но это не означает, что он не принял «паса» от Владимира Путина и отказался от возможности разоблачить «крамолу» демократов, связанную с получением денег сомнительного происхождения. Трамп уже доказал, что является человеком последовательным, способным, несмотря на все препятствия и отступления, идти к намеченной цели.
Сможет ли американский президент воспользоваться данным ему шансом и победить в этой борьбе — важный вопрос не только для США, но и для всего мира. Сейчас понятно одно: вне партнерства с Россией одержать победу внутри США Трампу будет практически невозможно.
«Экономика Трампа» как намек на партнерство
В современной глобальной экономике есть ООН, ПАСЕ, Еврокомиссия, ВТО, права человека, НАТО и союзнические обязательства, экспансионистская Россия и ревизионистский Китай, санкции и торговые войны. Но в современной глобальной экономике осталось ужасно мало экономики. В лице Дональда Трампа к руководству крупнейшей экономикой мира пришел человек, говорящий об экономике, не обращая внимания на ритуалы и «слова-символы». А торговые войны, развязанные Трампом, четко показали, где в современных экономических соглашениях реальная экономика и реальные экономические интересы, а где «политическая» составляющая.
Можно спорить, насколько правильно так легко игнорировать институциональную базу, создававшуюся десятилетиями, а тем более ценности, многие годы провозглашавшиеся «коллективным Западом». Но факт остается фактом: с точки зрения Дональда Трампа и элитных групп, стоящих за ним, абсолютным приоритетом являются только экономические вопросы, вокруг которых можно выстраивать любые среднесрочные политические процессы и компромиссы. И кое-что в попытках освободить экономику идеологических ограничений (а как еще назвать необходимость соблюдения квотного гендерного распределения рабочих мест или навязчивое «ответственное корпоративное гражданство?) у Трампа и его команды получается.
Когда Дональд Трамп критически говорит о «Северном потоке — 2», утверждая, что Германия попала в заложники к России, он говорит не о СП-2, не о России и даже не о Германии. А об американском сланцевом газе, который Штаты стремятся поставлять в Европу, несмотря на его неконкурентоспособность. Но главное, что, говоря о политике, американский президент почти всегда говорит об экономике. А будет реализован проект «Северный поток — 2» или нет, если Трампу удастся все же протащить сланцевый газ в Европу, построив к тому же силами американских фирм, но за европейские деньги заводы для приема американского СПГ, — дело десятое.
Когда Трамп говорит о необходимости довести уровень расходов на оборону среди европейских стран — членов НАТО и Канады до 2% ВВП, он говорит не о политике. Он говорит о том, что европейские страны, поступательно снижавшие оборонные расходы, получали дополнительные бонусы к своей глобальной конкурентоспособности.
Когда Трамп говорит об усилении глобального влияния Китая и его военной мощи, его заботит не только и не столько возможность симметричного ядерного сдерживания между США и КНР. Его волнует способность КНР конкурировать с США в глобальной логистике, не только продвигая «континентальные» транспортные коридоры, но и создавая пространства, где потенциал Китая в рамках концепции A2/AD (anti-access / area denial — пресечение доступа в регион в случае военной напряженности) может обесценить глобальную военно-морскую гегемонию США. Трамп, выражая обеспокоенность военными усилиями Пекина, думает все равно об экономике. И правильно делает.
Когда Трамп говорит о сдерживании Ирана, он, конечно, думает немного об обеспечении безопасности Израиля, а еще меньше — Саудовской Аравии. Но в основном — о создании такой ситуации, когда как можно меньше иранского газа попало бы на европейский рынок. А в идеальном варианте — о выходе на тайное или даже явное картельное соглашение с Тегераном, чтобы иранцы использовали нефтедоллары для закупок американской техники и оборудования, а не европейской, как это произошло после выхода Тегерана из-под санкций.
Так что когда Трамп говорит о России как о сопернике, он опять-таки говорит о ней не только как о ядерной сверхдержаве, но и как об экономическом игроке в ряде отраслей, с которым можно и нужно договариваться. Например, по вопросам энергетики, значимость которой американский президент осознает куда лучше престарелых рассказчиков о «ржавых бензоколонках». И поэтому на встрече в Хельсинки неожиданно много внимания было уделено экономическим вопросам.
Этим и объясняется фантастическая истерика, разразившаяся в вашингтонском истеблишменте, когда Трампа стали обвинять чуть ли не предательстве. И это из-за встречи с президентом России, формально закончившейся ничем… Что же будет, если контакты двух президентов все же завершатся договоренностями, затрагивающими действительно жизненно важные интересы двух стран?
Ибо когда Дональд Трамп говорит «ценности», он имеет в виду не толерантность и даже не права человека, к которым явно равнодушен. Он говорит о возможности для американских компаний зарабатывать деньги. Но в современном Вашингтоне такая политика просто немыслима. Долгие годы там правили бал люди, более интересующиеся глобальными политическими и экономическими процессами, нежели развитием национальной экономики. И эти люди были носителями, скорее, некоей идеологии (пресловутых «ценностей»), нежели национальных экономических интересов.
Конечно, Трамп, пользуясь советской терминологией, «капиталистический хищник», будто шагнувший к нам с плаката. Но этот хищник, а особенно те, кто стоит за ним, вполне рациональны в своей циничности. А значит, договариваться с ними будет куда легче, чем за лицемерами, прикрывающими циничные, иногда криминальные интересы идеологическими построениями и аргументами.
Сирия как предчувствие
Политическая договоренность по Сирии была неким предсказуемым сюрпризом, равно как и заявление о начале работы по новым соглашениям по стратегическим ядерным вооружениями и ракетам средней и меньшей дальности. Вопрос в том, что если по Сирии соглашение выглядит вполне реальным и с точки зрения оформления, и с точки зрения последующего осуществления, то с ядерными вооружениями ситуация существенно сложнее. Показательно и то, что, несмотря на обструкцию, устроенную Трампу в Вашингтоне, эта часть хельсинкских договоренностей вполне эффективно выполнялась с самого начала.
Публичное обозначение договоренностей по Сирии важно тем, что оно дает США и лично Трампу возможность, не потеряв лица, избавиться от такого элемента наследия Барака Обамы, как «арабская весна». И вернуться к классическим и привычным вариантам отжима нефтедолларов у своей ближневосточной клиентелы. Существенно, кстати, сократив влияние не контролируемых Трампом спецслужб. «Понимание» по Сирии является важным сигналом: и Израилю, и Ирану и особенно лично турецкому президенту Реджепу Эрдогану, и, не исключено, отдельным европейским странам. Смысл сигнала заключается в предостережении «игрокам второго ряда» на Ближнем Востоке вообще и в Сирии в частности, чтобы те ради достижения «частных» интересов не пытались манипуляциями довести дело до столкновения США и России.
Модель российско-американского понимания по Сирии проста и прозрачна, а главное — может тиражироваться и применительно к другим ситуациям. Силовое противоборство в важном на перспективу регионе мира ведется через «войны союзников», но включая применение военной силы самими Россией и США. Однако при признаках военного поражения союзников или неконтролируемой эскалации стороны выходят на достижение политического компромисса без потери лица за счет позиций третьих сторон при неущемлении интересов ключевых союзников. США, поняв неизбежность военного поражения партнеров, финансировавшихся с начала 2010-х годов, пошли на компромисс с Россией, сохранив влияние в процессе сирийского урегулирования. Пришлось пожертвовать контролем территории, но обеспечив максимальную защиту интересов своего главного регионального союзника — Израиля.
Сирийскую схему можно назвать изящным термином «игра с ненулевой суммой», когда в плюсе остаются обе стороны. Хотя у одной стороны «плюс» больше, а у другой — меньше. Эта схема опровергает любимый «катастрофический» подход ура-патриотов в обеих странах, гласящий, что относительная победа одной из сторон является однозначной катастрофой для другой. И подобный подход, при условии что обе стороны уже уяснили пределы своих военных возможностей и отказались от дальнейшего «повышения ставок» или блефа, может быть применен и в других ситуациях, где отношения России и США или Запада в целом подошли к грани прямой военной конфронтации. Похоже, обе стороны исходят из того, что новый Карибский кризис возможен, но стремятся максимально его оттянуть.
Тактический хаос против долгосрочного взаимопонимания
Главный вопрос, оставшийся пока без ответа: насколько стратегические перспективы окажутся более значимыми по сравнению с тактическим пропагандистским выигрышем? Проблема в том, что сегодняшний мир живет процессами, не видя потенциала для стратегического результата, а эти процессы, как показывает судьба глобализации, становятся все больше самоцельными. Взаимоотношения США и России не могут сами по себе изменить такое положение вещей, хотя бы потому, что сегодняшней России далеко до СССР времен пика возможностей — середины 1970-х годов. Но в рамках отношений Москвы и Вашингтона может быть выработана новая модель двусторонних отношений в мире тормозящей глобализации, когда конкретный результат станет важнее процессов, наполненных идеологической риторикой. Все-таки в российско-американских отношениях было куда меньше обрядности, чем, например, в «атлантическом партнерстве» — символе американского политического донорства, а их экономическое содержание менее запутанно, чем те же американо-китайские отношения.
Ценность взаимопонимания между двумя президентами, возникшего и, думается, сохраняющегося, несмотря на обычную для Трампа последующую словесную эквилибристику, усиливается еще и тем, что оно полностью выстроено не на платформе абстрактных ценностей, а на максимально циничном понимании политических и экономических интересов, в том числе личных. Но насколько это стратегическое взаимопонимание в принципе может быть трансформировано в реальное политическое действие, зависит от способности преодолеть пропаганду и увидеть перспективу. И здесь большую часть пути предстоит пройти именно американскому лидеру.
Противники Трампа явно утратили понимание того, что развязанная ими антироссийская истерия вредит США уже гораздо больше, чем России, совершенно подрывая доверие к американской политической системе в целом, а не только к ее институтам, связанным непосредственно с Трампом. Они уже не способны видеть какую-либо перспективу в принципе, поскольку не просто находятся внутри пропагандистского потока. Они — неотъемлемая часть этого потока, вне которого они становятся стратегически проигравшими. И они вряд ли будут ограничивать себя в средствах, даже если это будет разрушать американскую политическую систему.
Но и для Трампа стремление к пропагандистскому выигрышу становится навязчивым. А «послесловие» к Хельсинки оставило впечатление, что он несколько более податлив к внешнему информационному давлению, чем раньше. Вероятно, начал всерьез задумываться о втором сроке, а победа в 2020 году на чистом «мачизме» невозможна. И это в очередной раз поднимает вопрос доверия к Трампу как к политику. И это главный вопрос дальнейшего развития российско-американских отношений.
Если российскому президенту можно полностью доверять, что признают даже его критики, то можно ли доверять Дональду Трампу? Ответ на этот вопрос, скорее, отрицательный. Недоверие к Трампу носит и будет носить в дальнейшем и персональный, и институциональный характер: американский президент чрезмерно зависит от собственной бюрократии в исполнении даже политически согласованных и принятых обещаний. И где грань, отделяющая пропагандистские маневры Трампа от его реальных действий и настроений? И как его партнеры должны догадываться, говорит ли американский президент некие несуразности для успокоения американских либеральных клакеров или реально так думает? Отказ Трампа от ранее заявленных позиций — это пропагандистский маневр или признак некоего нового элитного компромисса?
Политический хаос — естественная среда обитания Трампа и его команды. В ней они ощущают себя вполне комфортно, создавая хаос и неопределенность во многом искусственно. Мы наблюдали такой подход и в ходе попыток Трампа оказать давление на руководство КНДР, и в ходе недавнего скандального турне по Европе. Вряд ли команда Трампа уйдет от такого подхода в дальнейшем. Быстрый отказ Трампа от некоторых заявленных на встрече в Хельсинки позиций, например от заявления о недоверии к данным американских спецслужб, тоже вполне нормальная часть политики хаотизации. Эти маневры, естественно, не добавляют ему доверия потенциальных партнеров, но пока это Трампу не очень мешало. Но вот если речь пойдет о некоем стратегическом проекте, ситуация станет иной.
И здесь встает другой важнейший вопрос: никакой современный глобальный «концерт» не будет полным без Китая. Против Китая «концерт», хотя и с большими последствиями, возможен, но без Китая — нет, с чем не может смириться американский президент, для которого Китай может быть исключительно экономическим конкурентом. За Поднебесной на словах признается только способность конкурировать в торговле, при этом, безусловно, Трамп принимает Китай как глобальную экономическую силу и допускает влияние Пекина и в финансово-инвестиционной составляющей. Но Трамп не признает за Пекином право на политическое влияние и тем более на активную военно-силовую политику. За Пекином, по сути, не признается право быть «вторым» в грядущем мировом устройстве. И это на фоне минимального уровня доверия китайцев к нынешнему американскому руководству.
Для России эта проблема более чем важна: жертвовать уже достигнутым уровнем отношений с КНР ради неясных перспектив, учитывая и наше недоверие к американскому лидеру, отсутствие у него контроля над бюрократией и неоднозначные политические процессы в США, было бы верхом наивности.
И тут самое время спросить: а стоит ли игра свеч и что Россия получит в обмен на партнерство?
Повестка дня на послезавтра
Если проанализировать то, что обсуждалось накануне саммита, даже отсеяв «мусорные» и нерешаемые проблемы, можно выделить вопросы, которые могут стать основой нового российско-американского среднесрочного взаимопонимания.
Стратегическая стабильность. Обсуждение вопросов, связанных с сохранением договорного пространства вокруг ранее заключенных соглашений о контроле над ядерными вооружениями, показало, что тактическая нейтрализация возникших противоречий в принципе возможна. Раздельное обсуждение различных соглашений по вопросам контроля над вооружениями становится контрпродуктивным. Назрела необходимость выработать новое комплексное понимание вопросов глобальной стратегической стабильности, и сделать это сегодня могут только Россия и США с возможным последующим подключением Пекина. Обеим странам, да и всему миру нужны новые правила игры в военно-силовой сфере, прежде всего в сфере ядерного сдерживания. Похоже, Трамп все же сделал выводы из конфронтации с КНДР и ее лидером по поводу стратегического ядерного оружия. И это очень хороший сигнал.
Сохранение доллара в качестве основы глобальной финансовой системы на среднесрочный период. Дональд Трамп противостоит финансистам в американской элите, которые в целом поддержали Хиллари Клинтон и были не против продолжения глобализации и «сетевизации» США с постепенным размыванием национальной основы американского влияния. Но американский президент — последний, кто заинтересован в новой волне финансового кризиса, способной похоронить все его экономические достижения. И он понимает, что такой кризис, скорее всего, придет из финансовой отрасли и может быть спровоцирован внешне незначительными событиями. Тем более опасны системные усилия ряда стран, включая Китай и Россию, по дедолларизации экономических пространств, где они доминируют. Вопрос в том, что Трамп готов предложить взамен и может ли он что-то предложить взамен временной заморозки таких проектов. Да и стоит ли России, Китаю, Индии и ряду других стран приостанавливать такие проекты в условиях массированного наращивания внешнего долга США в рамках первой фазы «реиндустриализации Трампа».
Новый глобальный расклад на рынках углеводородов. Мало кто сомневается, что по этому вопросу у Владимира Путина и Дональда Трампа состоялся содержательный разговор в Хельсинки. И акцентирование накануне встречи вопроса о «Северном потоке — 2», да еще в формате геополитической истерики, говорит о важности темы. Трамп явно понимает ценность союзников на рынке поставщиков углеводородов, а также то, насколько маловероятно в одиночку продавить выгодный вариант освоения европейского и китайского (а шире и в целом восточноазиатского) энергетического рынка. Ценовые войны на рынке углеводородов оказались для американских сланцевиков не менее разрушительными, чем для нефтяных монархий вроде Саудовской Аравии и тем более России. А для Москвы было бы крайне интересно разменять перекартелирование глобального энергетического рынка на соглашение с США по взаимодействию в ряде отраслей машиностроения. И база для такого взаимодействия объективно имеется. Однако ключевым фактором в данном случае будет способность Трампа создать новую конфигурацию внутриполитических сил в США.
Проблема военно-политической стабильности в Азии. Этот вопрос принципиален для России, объективно переносящей центр экономического роста на Восток и Юго-Восток. Москва хотела бы обезопасить себя от резкого и непредсказуемого повышения рисковости в регионе, осложняющего реализацию геоэкономических программ. Но, как показали политические процессы 2016–2018 годов, ключ от геополитической стабильности в Восточной Азии пока находится в Вашингтоне, а не в Пекине, как многие предполагали. Россия заинтересована в максимальной предсказуемости американской политики в Азии и в отсутствии у Трампа планов трансформации торговых войн с Китаем в силовую конфронтацию. В этом смысле Москва заинтересована в постоянном диалоге Вашингтона и Пекина, а при определенных условиях — и в участии США в необременяющем статусе в существующих механизмах коллективной безопасности в регионах. Например, в ШОС.
Двусторонние, а затем и международные соглашения по кибербезопасности, которые если и не ограничивали бы масштабы использования киберпространства для давления на своих партнеров, то хотя бы устанавливали некие правила игры. США, в сущности инициировавшие «игру без правил» в глобальном киберпространстве (вернее, игру по правилам, которые они могли произвольно менять), сами начинают испытывать существенные неудобства. Да и в целом ситуация приобрела неожиданную и слабо контролируемую многовекторность. Не исключено, что вскоре через теневые консультации США дозреют до анонсирования некоего глобального политического, а затем и операционного «пакта» в области кибербезопасности. Но насколько такое движение возможно в атмосфере «охоты на ведьм» в США, где в каждом русском видится хакер?
Россия и США: цена мира.
Да, призрак «большой сделки» уже появился в коридорах Вашингтона, но от призрака до реальности «дистанция огромного размера». Предложенный Москвой путь развития отношений через восстановление утраченной институциональности, хотя бы и на экспертном уровне, а также перевод наиболее конфликтных вопросов (например, о «русском вмешательстве в выборы») из пропагандистской сферы в правовую и процедурную и решение их с использованием уже имеющегося инструментария выглядит вполне оптимальным решением. Но в целом России и США придется пытаться выстраивать двусторонние отношения на принципиальной новой основе, а желательно и вовсе без использования в качестве основы стереотипов и моделей прошлого, уже один раз заведших эти отношения в глубокий тупик. Вспомним пресловутую «перезагрузку».
Конструктивное взаимодействие России и США может быть восстановлено только на базе неких общих экономических интересов, прежде всего взаимодействия в реальном секторе экономики. Поэтому борьба за позитивные российско-американские отношения становится борьбой за деидеологизацию американской экономики и за конструктивное совместное участие России и США в формировании нового глобального экономического пространства. У Трампа, если он проявит достаточную гибкость, есть неплохие шансы одержать в этой борьбе победу.
Но и его противники из роскошествовшего последние двадцать лет на деньги мутного происхождения «вашингтонского болота» понимают цену поражения, которое может обеспечить, среди прочего, и взаимопонимание Трампа и Путина по экономическим вопросам. А значит, эти люди будут биться за свое место не только у рычагов власти, но и у финансовых потоков, с этими рычагами связанных до конца. С использованием всех доступных им средств, среди которых шельмование президента США в СМИ — самое незначительное. Стратегия этих людей проста: заслонить пропагандистским хаосом, мелкими и средними скандалами, шпионскими играми и финансовыми манипуляциями стратегическую перспективу. И шансы на успех у них есть.
И вот, если Трамп проиграет…
Если Трамп проиграет, то, вероятно, мы увидим системный кризис американской государственности. А значит, ключевым игрокам в мире будет впору задумываться над тем, а что такое на практике мир без Америки? Хотя такой сценарий и выглядит пока фантастическим. Но, как минимум, в случае поражения Трампа неизбежны, как это и произошло после Уотергейтского скандала, «необязательные» в ином случае компромиссы и расконсервация сдерживавшихся неблагоприятных процессов, а также «неожиданные» события со сложными последствиями. Не последним из которых в тот раз стал, например, кризис и исламская революция в Иране. И это на фоне неоднозначных процессов, уже происходящих в мировой экономике.
И еще: «вашингтонское болото» никогда не простит России «унижения Трампом».
Но если Трамп с помощью партнерства с Россией выиграет…
Разговаривать с Трампом нужно не просто на одном языке, но понимая, что он договороспособен, пока относительно слаб и отбивается от все более жестких наскоков внутри страны. Стоит ему стать сильнее, и диалог усложнится. И все же для Дональда Трампа «внутренний враг» будет еще долго приоритетом. Особенно после истерики, устроенной ему по итогам беседы в Хельсинки.
Те США, которые могут появиться на рубеже 2021–2022 годов в случае победы Трампа во внутриамериканской политической «замятне», будут для России принципиально более сложным вызовом. Чтобы быть достойным конкурентом, способным стать партнером, нужна будет новая, куда более сильная Россия. Более сильная не только экономически, но и с устойчивой социальной системой, с существенно более диверсифицированной экономикой и менее зависимой от Запада политической экономической элитой. И этот вызов не менее острый, чем тот, что стоит перед лидером США. В отличие от Штатов Россия не может проявить внутреннюю слабость, особенно с точки зрения качества внутреннего развития и податливости в случае различных манипуляций.
Потому что помощь России в критический момент и Трамп не простит.
– новый журнал для тех, кто развивает Россию.