За каникулы произошло несколько событий, важных для отечественного образования, — событий, честно говоря, вполне ожидаемых, но от этого не менее грустных. Самое осязаемое из них — завершён передел полномочий. Премьер Медведев утвердил положения о новоиспечённых министерствах (науки и высшего образования — и просвещения) и независимом от них Рособрнадзоре. В соответствии с этими документами именно Рособрнадзор оказывается ключевым игроком в образовательной сфере. Так, это ведомство будет и готовить, и проводить все основные виды аттестаций в школе (ЕГЭ, ГИА и ВПР), то есть держать в руках все реальные рычаги управления школой. Вузы, с другой стороны, лишаются какого-либо влияния на содержание и критерии своего входного потока: они принимают студентов по оценкам, которые выставляет Рособрнадзор за выполнение им же составленных заданий. При этом решительно никакой ответственности за результаты обучения что в школе, что в вузе Рособрнадзор не несёт. Оба министерства разрабатывают для своих подопечных стандарты и программы, но проверять выполнение этих стандартов и программ оба не имеют права — проверять может, опять же, лишь Рособрнадзор — в меру своего, а не авторского разумения. Зато «мониторить» образовательные учреждения имеют право обе стороны — школам и вузам приготовиться к удвоению отчётности. Педвузы, вопреки здравому смыслу, Минпросу не достались, хотя как отвечать за школы, не имея влияния на подготовку учителей, не знает никто. Всё это какой-то бездонный управленческий абсурд, подобного которому я и припомнить не могу.
В его свете выглядит очень характерной мимолётная дискуссия последних дней о системе оценок. В Рособрнадзоре, оказывается, обсуждают «отказ от пятибалльной системы оценок» — об этом публично заявил замглавы ведомства Музаев: мол, нынешняя система устарела «и к тому же на самом деле является даже не пятибалльной, а четырёхбалльной». Министр просвещения Васильева выступила против: «Пятибалльная система у нас существует уже 75 лет (на самом деле, гораздо дольше. — А. П.). Она традиционная для нашей страны», —– и отметила, что никаких предложений по этому вопросу в ведомство не поступало. Ольга Юрьевна, конечно, права: только заменой пяти баллов на двенадцать и развлекаться сейчас в нашей деградирующей школе, — но вот мнением её ведомства по этому (и, увы, не только по этому) вопросу Рособрнадзор теперь интересоваться не очень-то и обязан. Как захочет, так и будет оценивать.
Напомню, два года назад выстроенная реформаторами нашего образования герметичная система подверглась атаке: был назначен новый министр не из их устоявшейся компании. Г-жа Васильева сделала несколько шагов, несовместимых с идеологией и практикой реформаторов — прежде всего по части содержания школьных курсов, — и монополия на принятие решений, двадцать лет принадлежавшая, упрощённо говоря, ВШЭ с присными, стала уплывать. Последовали жёсткие контрмеры. Снять Васильеву пока не удалось, поскольку и на её стороне есть влиятельные люди, зато удалось её вчистую переиграть аппаратно, лишив львиной доли полномочий. Что при этом резко ухудшена система управления образованием, мало кого заботит — зато принимать содержательные решения снова будут те же самые вечные реформаторы.
Так вот, за время каникул они сделали громкую заявку о своих намерениях. До сих пор публике было известно только одно: что в образовании грядёт цифровизация. Идея эта весьма сомнительна. Во многих серьёзных странах электронные гаджеты просто запрещены в младших и средних классах всех (как во Франции или Германии) или большинства (как в Англии или Японии) школ: там считают, что гаджеты эти вредны детям, и имеют на то основания. Непонятно, зачем нам так отчаянно бежать впереди паровоза хоть с тем же проектом МЭШ (Московская электронная школа), который, по обычной манере наших реформаторов, до всяких экспериментов и экспертиз охватывает уже сотни школ. Ещё менее понятно, зачем отнюдь не купающимся в роскоши школам тратить 500 млрд рублей на электронные системы распознавания лиц, которые, мол, «серьезно повысят безопасность школьников», — план, к которому бездна вопросов, от технических до правовых. Свежий человек не видит в таких затеях ничего, кроме страсти к освоению больших бюджетов. Но это, по-видимому, неизбежное зло: о цифровизации как о столбовой дороге прогресса говорят сейчас сто пять чиновников из ста — и редко удаётся предположить, что эти разговоры осмысленнее, чем в случае с образованием.
В начале августа нам рассказали больше. Группа реформаторов образования, возглавляемая Кузьминовым и финансируемая Грефом, выкатила доклад «Универсальные компетентности и новая грамотность: чему учить сегодня для успеха завтра». Я, честное слово, собирался вкратце изложить здесь содержание этого труда, но сейчас вижу, что не могу. Не могу в очередной раз пересказывать всё то же пустословие, которое слышу от всё тех же людей невесть который год. Компетенции и компетентности, универсальные и специфические, грамотность базовая и какая-то ещё, и всё это без конца, и ни одна фраза — уверенно говорю, ни одна! — не имеет сколько-нибудь внятной проекции на живую жизнь в живой школе; ни из чего не сварганишь хороший ли, плохой — хоть какой-нибудь инструмент. Всю суть этой бумаги сформулировал близкий к авторам профессор Болотов из ВШЭ: «Я, может быть, грубо скажу, но “тупая” память больше не нужна. Всегда можно, как говорят дети, “погуглить” и найти любую формулу, любой факт». И бесполезно говорить, что от «тупой» памяти большого проку и раньше не было, что и дети прошлого века могли любой факт «поброкгаузить» или «побританнить». Вывод уже сделан: какие школа даёт конкретные знания, не важно. Надо прививать детям навыки критического и креативного мышления, да коммуникацию с кооперацией и вообще soft skills — и будут все наши дети успешными, как проповедующий всё это без устали видный знаток проблем образования Греф. В переводе на практический язык это означает, что школа наша продолжит деградировать, как деградировала и на фоне предыдущих изданий компетентностного пустословия. Всё быстрее, как обычно и бывает при деградации.
