— Откуда берет свои истоки движения реконструкторов? Как оно складывалось?
— Сейчас в этом движении у нас стране задействовано двадцать-тридцать тысяч человек. Оно возникло из желания людей прикоснуться к прошлому, прочувствовать, как это было на самом деле. Я могу говорить как на собственном опыте, так и на опыте близких друзей. Обычно это желание возникает в детстве или юности после прочтения какой-либо исторической книги, просмотра исторического фильма. Хочется почувствовать себя героем того или иного времени, понять, как эти люди стояли в строю, как танцевали, сражались, дрались на дуэлях. Как это сделать? И вот изобрели такой способ: реконструировать предметы материальной культуры той или иной эпохи: одежду, оружие, предметы быта, инструменты — и во всем этом пожить: заняться реконструкцией какого-либо ремесла или одеться соответствующим образом и выехать на какое-то событие. Постоянно жить в условном прошлом трудно, поэтому реконструкторы начали организовывать фестивали, слеты, выезды на природу, где можно помаршировать, поманеврировать, на людей посмотреть и себя показать.
Потом в движении началось разделение по интересам. Для многих реконструкция — это спорт. Они принимают участие в турнирах по фехтованию и конной езде. В таком случае главный мотив — побеждать. Многие нашли себя в ремеслах. Им интересно понять, как в прошлом делали те или иные вещи. Они ставят эксперименты: интересно не только сделать вещь такой, какой та была в прошлом, из тех же материалов, но и воспроизвести процесс ее изготовления. Для многих реконструкторов, по крайней мере моего поколения, книгой, подтолкнувшей их к этому увлечению, стала «Прыжок в прошлое. Эксперимент раскрывает тайны древних эпох» чешских авторов Ярослава Малины и Ренаты Малиновой. Она посвящена как раз экспериментальной археологии, которая занимается тем, что изучает различные технические процессы прошлого через их воспроизводство: изготавливают каменный топор, а потом еще и рубят им деревья. При этом историки засекают время и сравнивают эффективность каменного топора с эффективностью медного и современного и таким образом получают материал для научных исследований. Реконструкторы идут тем же путем.
— Сколько это у реконструктора занимает времени, сил, средств? Как влияет на его образ жизни?
— Для большинства это сильное увлечение. Есть туристы, которые ходят в походы, а перед этим занимаются снаряжением, проводят тренировки. Реконструкторы живут по аналогичной схеме. Как правило, у них есть несколько выездов в течение года, а все остальное время они посвящают изучению новых материалов, общению в клубе, тренировкам — все свободное время; вопрос лишь в том, сколько времени человек считает свободным. Иногда это может превратиться в профессию. Ремесленники живут своим ремеслом, они изготавливают вещи для других реконструкторов, копии исторических предметов для музеев, реквизит для съемок исторических фильмов. Иногда спортсмены посвящают этому виду деятельности все свое время: он рыцарь, ездит в доспехах, участвует в турнирах и зарабатывает этим деньги — небольшие, жить на них невозможно, но плюс ко всему учит других людей ездить верхом, участвует в съемках в качестве каскадера. У кого-то этот интерес носит спорадический характер: когда-то тратил на это много времени, теперь вспоминает об этом раз или два в году: достает костюм, стряхивает с него пыль и выезжает на одно-два события, что называется, тряхнуть стариной.
— В костюмах, в окружении единомышленников и в самом деле можно достичь эффекта погружения в прошлое?
— Это совсем непросто и не сразу и не у всех получается. Для каждого существует своя степень погружения. Кому-то достаточно, чтобы была картинка: выехали, поставили лагерь из шатров и палаток, надели костюмы, собрали пир, и вот «мы сидим пируем и чувствуем себя так же, как средневековые люди». Дальше начинается процесс, в котором нет предела совершенству. Кому-то все равно, что он будет есть на этом пиру, лишь бы в костюмах. А кто-то реконструирует по старинным поваренным книгам, благо они сохранились, рецепты приготовления блюд. Увлеченные люди могут создавать шедевры. На реконструкторском пиру можно попробовать бланманже пятнадцатого века или запеченного павлина — такого, какой описан в книгах: «лебедь белая, на блюде, с крыльями». Для тех, кто участвует в сражениях, это настоящая борьба, у них в руках оружие, которое отличается от настоящего только тем, что не заточено. В остальном оно полная копия оружия того времени. Доспехи точно такие же, как тогда. Ты испытываешь в них всю полноту ощущений: тяжесть, боль, азарт, страх. Чувствуешь себя в настоящем средневековом бою. Если ты участник турнира, твои переживания ничем не отличаются от переживаний участника турнира в Средние века: точно так же готовишься, точно так же хочешь победить, точно так же переживаешь поражение. Глубина погружения в эпоху определяется силой стремления человека в нее погрузиться. Если затратить достаточное количество сил и денег, то в ряд эпох можно погрузиться очень глубоко.
— Означает ли это, что участники реконструкторского движения своим образом жизни отрицают идею прогресса человеческого общества?
— Нет. Изучая историю, видишь различия с современным миром и начинаешь глубже его понимать. Это не неприятие современного мира и не попытка бегства из него: не «отпустите меня в сруб, где печка топится по-черному». Большинство реконструкторов, по крайней мере те, с кем я общаюсь, очень хорошо осознают достоинства современного образа жизни, потому что лучше других знают, каким он был в каких-то более ранних эпохах. Современный человек далеко не всегда в состоянии оценить такое банальное достижение цивилизации, как свет. Мы приходим домой, нажимаем на кнопку выключателя, и загорается свет. До девятнадцатого века, чтобы зажечь свет, нужно было повозиться с неудобными устройствами: кресалом высечь огонь или зажечь лучину от уголька, который требовалось хранить в печи. Затем нужно было очень аккуратно разжечь огонь и потом за ним присматривать. Человек, получивший такой опыт, может его сравнить с современностью: с яркой лампой, которую легко и быстро включить. И это только один из аспектов, а их множество.
— Какая из эпох привлекает наибольшее внимание отечественных реконструкторов?
— Традиционно самые массовые эпохи — Древняя Русь, эпоха викингов, девятый–одиннадцатый века, причем здесь мы впереди планеты всей в том, что касается качества реконструкции. Это движение не уникально русское, оно появилось в Европе, но одно время мы их стремительно догоняли, а сейчас в некоторых эпохах даже обогнали. Еще одна популярная эпоха — та, с которой у нас начиналось в России движение реконструкторов: наполеоновские войны с воссозданием реалий Отечественной войны 1812 года. Еще одна массовая эпоха Великая Отечественная война. Очень многие реконструируют события середины двадцатого века. Остальные эпохи не так востребованы. Но часто бывает так: эпохой занимаются несколько человек, потом происходит накопление критической массы, и эта группа становится заметной среди всех остальных. Мы как агентство открыли несколько таких эпох. Зачастую энтузиасты той или иной эпохи только в рамках больших фестивалей понимают: их намного больше, чем они думали. Другие на них смотрят, видят, что эпоха красивая и содержательная, и присоединяются к ним. И тогда происходит скачок: и качественный, и количественный. Так произошло с реконструкцией семнадцатого века в России. В нынешнем году мы запустили площадку по каменному веку. До недавних пор можно было по пальцам пересчитать людей, которые ею увлекались. Но мы их собрали, объединили, пригласили реконструкторов из-за рубежа и надеемся, что эта эпоха будет развиваться.
— Как возникают подобного рода объединения людей? Можно ли реконструкцией заниматься в одиночку?
— Традиционная форма объединения реконструкторов — клуб. Это несколько людей, живущих неподалеку друг от друга. Они начинают встречаться и совместно заниматься своим увлечением. Тот, кто больше знает об этой эпохе, делится информацией о ней и своим видением того времени: как это было, как это лучше делать. Они могут совместно тренироваться и реконструировать процессы. В клубы реконструкторы объединяются, чтобы совместно выезжать на какие-то события. Намного интереснее не приехать самому по себе, а приехать и поставить там лагерь, привезти больше предметов и полностью обустроить быт. Тогда погружение — то, с чего мы начали наш разговор, — окажется намного глубже. В основном движение и состоит из клубов, включающих в себя как несколько человек, так и несколько десятков. Есть в движении и отдельные «сами себе реконструкторы»: человек сам чем-то занимается, сам ездит, и никто ему особо не нужен.
— Как российское реконструкторское движение выглядит на фоне того, что происходит во всем мире?
— Сейчас наше движение выглядит на общем фоне более чем достойно. Во многих областях мы уверенно находимся впереди всех как по спортивной составляющей, так и по знанию различных исторических аспектов. В странах Европы движение реконструкции возникло намного раньше. Они раньше вышли на этап перехода от взрывного роста к росту постепенному. Потом мы их стремительно догнали и обогнали. Во многом это результат того, что в нашей национальной культуре очень силен элемент состязательности, готовности к сравнению, к борьбе за первенство.
В Европе практически изжили стремление сравнивать, это приводит к тому, что они перестают развиваться, и в движении реконструкторов это очень заметно. Там годами, а иногда и десятилетиями ездят в одном и том же, ничего не меняя, не улучшая. Приехали на фестиваль: кто-то в хорошем костюме, сделанном в соответствии с новыми источниками, кто-то в старом, а кто-то — в фэнтезийном наряде: как когда-то шутили по поводу ролевиков, в наряде «эльфа в занавеске». Мы сравниваем и вырабатываем критерии качества исполненной работы: таким быть хорошо, а таким — не очень: надо подтянуться. Это приводит к тому, что год от года качество реконструкции растет. Более того, есть система допусков и, чтобы попасть на то или иное мероприятие, нужно пройти отбор либо получить приглашение. В результате движение развивается намного быстрее, чем в других странах. Там тоже есть люди, не утратившие вкус к сравнению и совершенствованию, они с удовольствием приезжают на наши мероприятия и говорят, что здесь участвовать намного интереснее. Естественно, у них тоже много чему можно научиться.
— Что значит для движения фестиваль, проходящий сейчас на улицах Москвы?
— Для участников фестиваля это в первую очередь общение с реконструкторами из других стран и иных эпох. Даже у тех, кто занимается другой эпохой, можно почерпнуть много интересного: в подходах, в организации. В любом случае человек, увлекающийся историей, не ограничивается одним периодом — ему всегда интересно то, что происходит рядом. Московский фестиваль очень представительный по количеству участников, стран и городов, из которых они приезжают. Это очень интенсифицирует обмен информацией, а вместе с ним рост и развитие. Второй важнейший аспект: фестиваль позволяет рассказать о реконструкции, показать ее вблизи большому количеству людей, показать, разъяснить, вовлечь. Когда фестиваль проходил впервые, в 2011 году, понимание происходящего со стороны зрителей было очень низким. С тех пор оно стало намного выше, и гости наших площадок задают осмысленные вопросы, вступают в дискуссии, происходит очень интенсивное общение. Это и есть ключевое событие фестиваля.
