Что мы видим, когда ничего не видим

Вячеслав Суриков
редактор отдела культура «Монокль»
27 августа 2018, 00:00

Скажи, что ты видишь в картинах Кандинского, и я скажу, кто ты. В одной из глав Анна Ямпольская цитирует Мишеля Анри, для которого Кандинский — художник внутренней, невидимой жизни, противопоставленной жизни внешней, предметной, представимой. Затем она уточняет его мысль: картины Кандинского существуют не чтобы сделать невидимое видимым, а чтобы перевести наше восприятие мира в новый режим. «Искусство феноменологии» написано в традиции научной литературы, где принято так чтить великих предшественников, что собственные мнение и суждения считаются незначительными.

Единственное, что имеет смысл делать, — все глубже и глубже проникать в тексты тех, кто однажды решился высказаться без отсылок к источникам. Смысл философского высказывания, и без того труднопостижимый, оказывается зашифрованным в сотнях имен и терминов, для понимания которых требуется комментарий. Единственная глава, где голос Анны Ямпольской звучит в ее собственной тональности, заключительная — «Смерть: что значит стать субъектом». Возможно, все дело в том, что в этом случае она заходит на территорию, в наименьшей степени интересующую философов: смерть — стихия мастеров художественного слова. Именно им свойственно с особой силой ощущать связанные с нею страх, боль, беспомощность, потерю власти над телом, но они же одновременно способны увидеть то, что за ее пределами. Философам остается только подобрать определения, наиболее точно описывающие этот процесс: «Как тебя похоронить, спрашивает Критон, и Сократ отвечает: уже не меня вы будете хоронить, а только мое тело».

Однако суждение об иллюзорности смерти лишь начало интеллектуального пути, и каждый из идущих по нему волен выбирать направление, но не его конец. Конец в этом случае один для всех.

 

Ямпольская Анна. Искусство феноменологии. — М.: РИПОЛ Классик, 2018. — 342 с.