Это было неожиданное наблюдение. Описывая текущий кризис недвижимости в Гонконге, который имеет потенциал «достать» китайский финансовый рынок, и падение цен на гособлигации у нас дома, мы обратили внимание на цифру «8». Незабываемый финансовый кризис произошел в России в 1998 году. В какой-то степени он наследовал кризису развивающихся рынков 1997 года. Второй впечатляющий кризис случился в 2008-м. И он тоже был «наследником» глобального кризиса. И вот сейчас 2018-й… И тоже лихорадка как на развивающихся мировых рынках, так и у нас.
Десять лет — классический период экономического цикла, установленный еще в конце XIX века. Природа такой длины в скорости, с которой люди принимают и воплощают в жизнь свои хозяйственные решения. Поскольку эта цикличность существует уже более ста пятидесяти лет, надо полагать, что ни быстрее, ни медленнее люди думать и действовать не могут. Поэтому не надо себя обманывать, мы сейчас переживаем очередной циклический экономический кризис. Является он более или же менее тяжелым по сравнению с предыдущими, обладает большим или меньшим потенциалом будущего подъема?
Потенциал существенного падения экономики в этом кризисе пока отсутствует. Да, мы видим напряжения на самых разных рынках, связанные с ростом цен (и в секторе В2С, и в секторе В2В), а вместе с ним и падение спроса. Но мы видим и готовность промышленности реагировать на этот негатив, работая над себестоимостью. Эта гибкость промышленности, с одной стороны, стала следствием длительной стагнации, а с другой — наличия у предприятий свободных денежных средств, неготовности уходить с рынка и, наоборот, готовности инвестировать в рост своей эффективности.
Конечно, тяжесть кризиса будет зависеть от масштабов девальвации, которую допустит правительство, и масштабов санкций. Но есть основания считать, что и в этом плане все будет вполне комфортно. Правительство явно обеспокоено курсом рубля, осознает наличие резервов для контроля за ним, плюс в нашу пользу играют сырьевые цены на мировом рынке. Защитой от санкций пока являются опасения бумеранга в сторону США.
По поводу потенциала. Кризис 1998 года обладал огромным потенциалом, который был стремительно реализован, хотя этого никто не ждал. В 1999 году экономика просто взорвалась со знаком «+».
Кризис 2008 года не обладал вообще никаким потенциалом. Поэтому уже десять лет мы находимся в стагнации, пару раз прерванной несбывшимися надеждами и сопровождаемой постоянно повторяющимися планами. «Надо повысить производительность труда», «надо добиться высоких темпов роста», «надо развить Дальний Восток»…
Однако теория делит десятилетние циклы на циклы развития, роста и стагнации. И можно сказать, что мы просто прошли всю тридцатилетнюю цепочку и пришли к старту новой тридцатилетней волны. Ее контуры еще очень плохо видны. И это некомфортно. Но и в конце 1940-х — начале 1950-х, мало кто ясно видел, как будет выглядеть экономический успех государства всеобщего благоденствия. А он был ошеломительным.
Мы находимся в самой начальной точке нового развития. И должны попытаться, максимально широко взглянув на наши возможности, правильно определить стержень развития. Как говорит один очень известный предприниматель, «без хорошей кабинетной работы сделать на рынке почти ничего нельзя. Слишком много ошибок, слишком много потерь капитала».
Сегодня кабинетной работы много. Масштабнейшие проекты на триллионы пачками выдаются правительством каждую неделю. Но экстаза у наблюдателей и жителей пока не вызывают.
Какие возможности и необходимости кажутся важными и незаслуженно необсуждаемыми?
Практически забыта идея наполнения внутреннего рынка. Забыта по причине его малости. Логика: мы не можем использовать эффект масштаба, поэтому не можем делать вещи достаточно дешевыми. Но мы должны. У нас нет другого выхода. Мы должны стать так производительны либо так хороши, чтобы на этом масштабе быть конкурентоспособными. И у нас есть для этого резервы.
У нас огромные запасы экономии на издержках. За счет отсутствия плотной внутренней дорожной сети и сопутствующих услуг, очень дорогой энергии, из-за несбалансированной сети, отсутствия производства огромного количества очень несложных материалов. Где-то (как в энергетике) потребуются новые технологии. Где-то — в восстанавливаемых цепочках никакого «бинома Ньютона» нет — простые материалы и комплектующие, требующие заметных инвестиций. Устранение этих дефицитов даст невероятный экономический эффект, сопоставимый с нефтяным прорывом начала 2000-х годов.
И, наконец, резерв снижения налогового бремени. Кажется, что либо Белый дом, либо Кремль должны понять, что, действуя слишком централизованно, фактически в одиночку, создать ситуацию развития не получается. Надо поделиться ресурсами, и нет более легкой формы, чем снижение налогов для всех. Российский бизнес за эти тридцать лет здорово поднаторел и в технологиях, и в навыках. Инъекция в виде снижения налогов для всех, а не только для избранных — зон, компаний, отраслей, — при нынешних условиях быстро сменит стагнацию на рост.
