Про космос и особенно про военный космос говорят всё чаще и всё настойчивей. Вот несколько новостей за последние недели. Американцы пожаловались в ООН на нашу подозрительную активность (мол, один из наших спутников повёл себя «ненормально», а ещё мы наращиваем работы по созданию космических лазерных комплексов), на что мы привычно ответили упрёками в клевете. Вице-президент Пенс подтвердил, что Космические силы как отдельный вид войск появятся в США до 2020 года, в бюджете будущего года на них предусмотрены деньги. Правда, глава Пентагона Меттис заявил, что в Космических силах не предполагается размещать оружие, но в подобных делах публике лепят ещё и не такое. Далее, американцы сообщили, что придумали, как сбивать российскую гиперзвуковую ракету «Кинжал»: «небольшими летательными аппаратами кинетического типа». Откуда будут швыряться этими пулями (или, скажем, дротиками), пока неясно, но очень похоже, что со спутников. Сколько в каждом конкретном сообщении правды, а сколько вранья, неведомо, но что космос будет милитаризоваться нарастающими темпами, сомнений нет. В том, что американцы могут направить на эти цели суммы, совершенно для нас недостижимые, сомнений тоже нет. Что этому можно противопоставить — вопрос, открыто не обсуждаемый.
Хотя один из возможных путей стоило бы пообсуждать и открыто — я говорю о юридическом аспекте проблемы. Сейчас, похоже, ничего нетривиального мы в этом смысле не делаем. В той же ООН мы продолжаем вялые бодания вокруг предотвращения гонки вооружений в космосе; в прошлом году Генассамблея приняла соответствующую резолюцию — американцы с ближайшими союзниками проголосовали против. Все при деле, результат — ноль. А ведь у России есть и менее безнадёжные ходы. Вот простейший пример. Закон РФ «О космической деятельности» разрешает иностранному космическому объекту «одноразовый безвредный пролёт через воздушное пространство нашей страны» с целью запуска на околоземную орбиту или дальше и с целью возвращения на Землю — при заблаговременном уведомлении. Взять, да и заменить здесь уведомительный порядок на разрешительный, объяснив при этом, что для объектов военного назначения мы будем давать разрешения, сильно подумавши. Размер и расположение нашей территории таковы, что один этот шаг сделает создание больших сетей военных спутников существенно более сложным и затратным делом для наших американских партнёров™.
Нетрудно вообразить и более радикальные меры этого рода. Чикагская конвенция 1944 года постулирует: «Каждая держава имеет полный и исключительный суверенитет в отношении воздушного пространства над его территорией». Статья 9 позволяет любой стране объявлять какие-то части, а то и всю свою территорию зоной, запретной для полётов других государств; статья 8 запрещает судам, «способным совершать полёты без пилота», летать над территорией государства «кроме как по специальному разрешению этого государства и в соответствии с условиями такого разрешения». Можно подумать, как, опираясь на эти положения, запретить спутникам военного назначения находиться над территорией России. Разумеется, возникнут возражения — прежде всего касающиеся верхней границы полного и исключительного суверенитета. Чикагская конвенция, как и предшествовавшая ей Парижская конвенция 1919 года, такой границы не установили. Принято считать, что где-то на высоте 100–110 км принадлежащее такой-то стране воздушное пространство переходит в не принадлежащий никому космос. Но это нигде не записано, а воздух, строго говоря, ни на какой высоте не кончается: пусть он становится невообразимо, гомеопатически разреженным, но остаётся воздухом, а значит, и суверенитет остаётся суверенитетом… Во всяком случае, это позиция, которую можно отстаивать. Такие попытки делались. Лет сорок назад ряд экваториальных государств пытались заявить исключительные притязания на геостационарную орбиту под предлогом того, что выведенные на неё объекты неподвижно висят над их территорией; Колумбия даже вписала в конституцию, что владеет сегментом ГСО. Тогда ничего не вышло: притязания были отвергнуты большинством государств со ссылкой на принцип запрещения национального присвоения космического пространства. Но заметим, что переговорные позиции Колумбии, Эквадора или Заира, при всём к ним уважении, всё-таки несопоставимы с нашими и, главное, даже получив формальный суверенитет над частями ГСО, эти страны никак не могли бы обеспечить его соблюдение. На крайний случай, если наше намерение продлить суверенитет вверх вызвало бы слишком сильное сопротивление, можно было бы объявить о приостановке участия в Чикагской конвенции и о начале переговоров по разрешению разногласий с основными партнёрами…
Я никоим образом не уверен, что всё это или даже что-то из этого надо немедленно делать, но я совершенно убеждён, что обо всём этом надо говорить, что весь спектр возникающих вариантов надо анализировать как можно более широко и подробно. И не только в вопросе милитаризации космоса. Конфронтация с западным блоком нарастает и в обозримом будущем не прекратится. Финансовый и, шире, экономический диспаритет сторон очевидны; они в немалой степени основаны на действующей системе конвенций и соглашений, прямо выгодных нашим оппонентам, — и об этом очень полезно было бы поразмышлять предметно. Как раз Чикагская конвенция здесь не самый удачный пример, поскольку в целом она чрезвычайно для нас выгодна — в отличие, например, от актов об охране интеллектуальной собственности. А как надо поступать с невыгодными стране соглашениями, замечательно показывает всему миру Трамп: не нравится Парижское соглашение по климату или Транстихоокеанское партнёрство — встал и ушёл, а там пусть критикуют хоть до истерики. Китай десятилетиями с замечательным успехом пиратствовал (да и сейчас продолжает), а мы на диво тщательно всего боимся. Опять-таки, я не утверждаю, что надо прямо завтра приостановить действие Четвёртой части нашего ГК в отношении внешних правообладателей и пригласить контрагентов к переговорам, но я утверждаю, что плюсы и минусы такого шага надо всесторонне обсуждать.
