Баронесса Эттинген являет собой романтический образ состоятельной женщины, которая, вместо того чтобы тратить деньги на украшения, увеселения и путешествия, инвестирует состояние в изобразительное искусство. Доходы от польского имения Красный Став позволяли урожденной Елене Миончинской снимать квартиру по одной стороне бульвара Распай себе, по другой — двоюродному брату Сергею Ястребцову, он же Серж Фера, и покровительствовать парижской богеме.

Похоже, она и в самом деле была одержима живописью. Помимо того что баронесса покупала произведения искусства, написанные еще только совершавшими свой путь к признанию художниками, одной из первых оценив по достоинству талант Анри Руссо, она еще и сама писала картины (они тоже представлены на выставке). Нельзя сказать, что эти картины поражают воображение, но в них легко прочитываются настроения, которые владели поэтами и художниками в начале прошлого века. В их число входил и настоящий культурный герой тех лет Гийом Аполлинер. Эттинген купила журнал «Парижские вечера» и назначила поэта и публициста его главным редактором — широкий запоминающийся жест.

В то же время в Париже живет еще одна женщина, которая сплачивает вокруг себя артистическую публику, — Гертруда Стайн. Она двойник Эттинген, ее зеркальное отражение: совпадает с ней даже, казалось бы, в незначительных деталях. В Париж начала XX века ее тоже привело увлечение живописью. Стайн, как и Эттинген, оказалась там вместе с братом — того звали Лео. Она тоже покровительствовала новому искусству. Одним из ее героев, как и героем Эттинген, стал вездесущий — надо отдать ему должное — Пабло Пикассо. Стайн предпочитала женщин мужчинам. Эттинген тоже не отказывала себе в любовницах. Как и Стайн, та писала статьи. Облик американки был увековечен Пабло Пикассо, полька предпочла остаться в исторической памяти на портрете кисти Жака Метсенже, бережно воссоздавшего ее внешний облик. Здесь она проиграла Стайн: портрет кисти Пикассо, где та предстает немолодой, непривлекательной женщиной, оказался куда более известен, нежели полотно Метсенже.

Выставка в Пушкинском воссоздает атмосферу салона Эттинген в той мере, которая возможна в музейном помещении. Она включает в себя как живописные полотна художников, входящих в круг баронессы Эттинген, так и документы, фотографии и даже предметы домашнего обихода. Проникновение в художественное пространство выставки, а вместе с ним переход из одного временного слоя в другой легко совершить, например, в том зале, где стоит стол, накрытый скатертью — она сшита из кусков ярких тканей с преобладанием желтого и красного цвета, а рядом стул, на котором висит ее жакет той же кричащей расцветки. Скатерть и жакет поразительно гармонируют с картинами, висящими на стенах. Не исключено, что они же висели и в той комнате в квартире на бульваре Распай сто лет назад. В этой точке выставочного пространства легче всего составить из разноцветных пятен характер женщины, однажды так резко и непредсказуемо поменявшей свою судьбу.

Она положила свою жизнь в основание огромной пирамиды, под которой мы подразумеваем новое изобразительное искусство. И возможно, даже не думала о том, что окажется важным историческим персонажем, пусть и не столь заметным, как Аполлинер или Пикассо. Она, как и Стайн, создавала то, что принято называть художественной средой, без которой невозможен ни один яркий прорыв: ее нельзя купить ни за какие деньги, она возникает только естественным образом, и она всегда главная предпосылка для чего-то большего, нежели еще один текст, еще одно живописное полотно.

Выставка подчеркивает характерную для того времени связь поэтов и художников. Одни создавали новый визуальный ряд, другие оборачивали его в интеллектуальную оболочку. Они шли в одном ряду плечом к плечу — вперед, на прорыв в будущее. Возможно, поэтому на выставке настенные надписи (высказывания тех или о тех, кто был вхож в круг Эттинген) сделаны с такой же любовью, с какой выбирали место и выстраивали освещение для живописных полотен.