В конце июня этого года министерская встреча стран крупнейших нефтеэкспортеров в формате ОПЕК+ (15 стран ОПЕК плюс 11 крупных поставщиков нефтяного сырья за периметром картеля, включая Россию) закончилась подписанием соглашения, фиксировавшего повышение суммарной добычи участников на миллион баррелей в день. Целью соглашения было заявлено плавное снижение интенсивно растущих в первом полугодии нефтяных цен к нижней границе ценового коридора 50–80 долларов за баррель, комфортного для производителей и потребителей нефти.
Когда же три месяца спустя Россия и Саудовская Аравия, крупнейшие игроки ОПЕК+, приступили к фактическому увеличению добычи — строго в рамках согласованных летом объемов, а цены, сломав почти двухлетний растущий тренд, развернулись к снижению, на рынке началось легкое волнение. Усилившееся после того, как в начале ноября вербальные угрозы Америки в адрес Ирана остановить его нефтяной экспорт материализовались в существенно менее жестком, чем ожидалось формате. Фактически эмбарго вышло «дырявым», и никакого сокращения предложения иранской нефти мировой рынок пока не почувствовал. Дезориентация ожиданий толкнуло котировки и «бумажной», и физической нефти сильнее вниз.
Паники ни у кого нет, немного разнервничался только иранский нефтяной министр, что объяснимо, учитывая не слишком блестящее состояние экономики Ирана и отсутствие у него резервов, хоть сколь-нибудь сопоставимых с суверенными фондами России или саудовцев. Публичные высказывания профильных министров Саудовской Аравии и нашей страны пока аккуратные, обтекаемые: будем мониторить глобальный баланс спроса и предложения нефти, на декабрьской министерской встрече взвесим доводы за и против снижения добычи.
А вот заявление Дональда Трампа о нежелательности сокращения добычи ОПЕК выглядит на первый взгляд неожиданным. «Стоимость нефти должна быть намного ниже», — заявил президент США. Казалось бы, нелогично, ведь именно растущие цены на нефть делают рентабельной разработку более сложных месторождений, поддерживают бум добычи сланцевой нефти. Но ненефтяная Америка все же больше, а значит — важнее. США и Китай — единственные державы из десятки крупнейших производителей, являющиеся нетто-импортерами нефти. Несмотря на бумирующую добычу — сегодня США добывают уже свыше 11 млн баррелей нефти в день, это треть суммарной добычи ОПЕК, собственное производство сырья не покрывает циклопическое потребление.
Недорогая нефть способна поддержать нынешние высокие темпы роста американской экономики и одновременно стимулировать нефтяников не снижать темп инноваций — технологических, организационных, финансовых, нацеленных на дальнейшее снижение себестоимости сланцевой добычи.
Одновременно это сильный ход Америки в противостоянии ОПЕК. Ядро картеля, монархии Персидского залива, развращены дорогой нефтью. Доходы от экспорта сырья здесь в значительной степени конвертированы в непроизводительное потребление (фешенебельные города и курорты в пустыне) и кубышки суверенных фондов, скупающие по всему миру активы, в том числе токсичные для других типов инвесторов. Их бюджеты балансируются при ценах нефти не ниже 70–80 долларов за баррель, но поддержание таких цен требует самоограничений на добычу, притом согласованное с важнейшим «внешним» игроком глобальной отрасли, Россией. К тому же такое самоограничение равносильно добровольной уступке США своей доли на нефтяном рынке. А это не просто бухгалтерский проигрыш — за долями рынка стоит утрата или приобретение экспортных рынков. Скажем, последняя двухходовочка Трампа с иранским эмбарго позволила США окончательно вытеснить нефть из Ирана с рынка Южной Кореи.
Бюджет России на будущий год (одобрен на прошлой неделе во втором чтении Думой) сверстан из расчета цены нефти российской экспортной смеси Urals 63,4 доллара за баррель при среднегодовом курсе доллара 63,9. Это весьма консервативное сочетание, дающее рублевую стоимость барреля в четыре с небольшим тысячи. По факту, уже после снижения цен, нефть в рублях сегодня стоит почти четыре с половиной тысячи, а на пике цен в начале октября — почти пять семьсот.
Это означает, что даже если события на нефтяном рынке будут развиваться по американскому сценарию, бюджетный шок нам не грозит. Разве что профицит будет поменьше. Но это не умаляет важности задачи нахождения модели более производительного, чем бюджетное правило, распоряжение углеводородной рентой.
