— Александр Александрович, как старт нацпроектов в 2019 году скажется на экономическом росте?

— Проблема в том, что финансирование в рамках нацпроектов будет осуществляться нарастающим образом — правительство не готово сразу туда направлять достаточно большой объем средств, да и понятно, что там многое еще не готово. Кроме того, национальные проекты — это частично новые действия, а частично — переупаковка тех государственных программ, которые и так реализовывались в нашей стране. Так что если смотреть на бюджетные расходы, то мы увидим, что в 2019 году даже с учетом нацпроектов они не сильно вырастут. Практически это просто перенастройка бюджетной системы под 12 национальных проектов и программу развития инфраструктуры. Соответственно, те расходы по нацпроектам, которые идут, например, на поддержание уровня оплаты труда, начнутся сразу. А что касается крупных инфраструктурных строек, которые сейчас только прорабатываются, высока вероятность, что они стартуют позже.

— В чем причина? Нет денег?

— Денег в экономике завались. Все эти нацпроекты «весят» 24 триллиона рублей на шесть лет. Но если мы посмотрим на параметры текущего бюджета, у нас профицит в 2018 году может зашкалить за три триллиона. Следующий год — еще два триллиона свободных денег. Если мы посмотрим на финансовую систему в целом, то увидим, что там в результате действия бюджетного правила, других механизмов и отсутствия спроса на кредит свободной ликвидности около четырех триллионов. У населения тоже есть сбережения. Вопрос только в том, как сделать инфраструктуру их использования таковой, чтобы эти деньги сыграли на экономический рост и довели проекты до какого-то результата. Это проблема настройки экономической политики.

— Основной эффект по итогам реализации нацпроектов ожидается от транспортного проекта и от цифровой экономики?

— Затраты на нацпроекты окажутся в экономике или в виде зарплат, или в виде инвестиций, или в виде спроса на какую-то продукцию. Кроме того, в каждом из нацпроектов есть свое лидирующее направление — где-то это зарплата, где-то поддержка каких-то предприятий, где-то опять же инвестиции. Но если мы разложим все эти проекты по времени и по объемам, то увидим, что наиболее значимый нацпроект — план развития магистральной инфраструктуры, где значительную часть занимают инвестиции. Его потенциальный вклад за счет всех направлений расходов совокупно может составить 0,5–0,6 процентного пункта дополнительного прироста ВВП в среднем за период. Но если говорить про все бюджетные инвестиции в рамках нацпроектов, то они добавляют к темпу экономического роста примерно 0,3–0,4 процентного пункта. А все остальное — это эффекты на ВВП через потребление домашних хозяйств, производство и т.д. То есть задачи повышения темпов экономического роста до четырех процентов или нормы накопления до 25–27 процентов исключительно бюджетными инвестициями не решаются. Для этого требуется существенное использование собственных средств предприятий и расширение заемного кредитования.

— Насколько я понимаю, в 2019 году мы можем ждать, скорее, эффекта от потребительского роста за счет зарплат. А как этот эффект можно оценить, хотя бы приблизительно?

— Если говорить о 2019 годе, то дополнительный вклад бюджетных инвестиций в рост ВВП будет примерно 0,3 процентного пункта. Если исходить из того, что базовый темп роста у нас полтора процента, то за счет инвестиций в рамках нацпроекта мы получаем 1,8 процента прироста ВВП в 2019 году. За счет расширения потребления домашних хозяйств потенциально можно получить еще немного и выйти за два процента роста ВВП. И сколько-то еще даст поддержка производства. Но на самом деле не очень понятно, как это все в реальности будет происходить: насколько равномерно по году будут расходоваться средства, не перенесется ли эффект от этих всех инвестиционных и других расходов на конец года или вообще на 2020-й.

Например, мы до конца не понимаем, какова будет позиция государства в отношении заработных плат в бюджетном секторе. Большинство научных институтов, которые я знаю, никаких параметров указов с лета не выполняют — нет средств. И так происходит во многих бюджетных учреждениях, и совершенно непонятно, куда все пойдет дальше. Если таких выплат бюджетникам, как в этом году, в следующем уже не будет, мы можем получить провал реальных располагаемых доходов населения и реальных зарплат в 2019 году. Да еще нас ожидает растущая инфляция на фоне повышения ставки НДС, ослабления курса рубля. Эти два фактора будут сильно давить на доходы. И всю эту ситуацию мы рассматриваем в условиях, когда у нас профицит бюджета составляет триллионы.

— Это же технический профицит — все изымут в резервы.

— Изымут, да. Но есть вопрос, который задают Министерству финансов: «У нас что, не хватает на что-то денег? Почему мы повышаем НДС? С какой целью?» — «Собрать денег». — «Для чего?» — «Для того, чтобы профинансировать затраты». Смотрим проект бюджета на следующий год. Профицит. Непонятно. Вообще, теоретически, нерегулярные расходы (а расходы по нацпроектам являются нерегулярными, мы же не собираемся всю жизнь финансировать эти направления) финансируются за счет дефицита бюджета либо за счет нерегулярных доходов, и это нормально. Но у нас принята другая концепция. Мы финансируем прорывные направления развития в условиях форсированного формирования профицита. После этого мы говорим, что денег мало, давайте проведем две-три-четыре операции, которые позволят доходы увеличить. Все это приводит к тому, что единственным реальным источником повышения темпов экономического роста в следующем году окажется государство. И мы понимаем, что государство, даже если оно потратит все эти деньги, добьется максимум двух процентов экономического роста. Всё! Кстати, в упомянутых 24 триллионах зашиты и деньги бизнеса в том числе. А как их собираются привлекать?

— План помощника президента Андрея Белоусова?

— Как раз план Белоусова трансформировался в довольно понятный инструмент экономической политики. Я воспринимаю план Белоусова как провокацию, чтобы поговорить: если у нас бюджетных денег не хватает, может, надо как-то бизнес привлечь? И есть план Минфина, где прописаны понятные меры, которые должны побудить частный бизнес участвовать во всем этом, повысить привлекательность ряда проектов. 

— Вы имеете в виду специнвестконтракты (СПИК)?

— Не только СПИК. В плане Минфина — гарантирование спроса на отдельные виды продукции, в том числе со стороны государства, банковская поддержка такого рода проектов и еще ряд целый мероприятий. Вопрос, насколько они будут наполнены конкретным содержанием. Но там есть идеи.

— Почему это важно?

— Посмотрите на компании, у которых есть финансовый ресурс. Это металлурги, нефтяные компании, производители удобрений, у них: а) деньги есть и б) целей для инвестирования в текущих экономических условиях нет, они уже проинвестировали. У них есть незагруженные производственные мощности. Металлурги, например, проинвестировали в строительные конструкции, или в судовую сталь, или в рельсы. Проекты были ориентированы на внутренний инвестиционный спрос. Но его в ожидавшихся масштабах нет. Соответственно, они терпят убытки. То же самое с нефтепереработкой. Буквально с палкой стояли и заставили подписать договоры о модернизации нефтепереработки. Модернизировали. Теперь завершаем большой налоговый маневр таким образом, что получить доход от своих инвестиций они не могут. У них у всех есть деньги, а куда им инвестировать? Им нужно сделать нормальное инвестиционное предложение, чтобы они за счет этого предложения смогли бы получить доход и диверсифицировать свой сырьевой бизнес.

— Транспортные нацпроекты — это то предложение?

— Да, но одними транспортными проектами здесь не решить проблему. Понятно, почему схватились за транспорт: капиталоемкая деятельность, задействуется много секторов экономики, высокий мультипликатор. Хорошо, мы будем развивать инфраструктуру. А производства, которые свяжут эту инфраструктуру? Они сами собой появятся? Не бывает так. Должна быть какая-то внятная концепция того, как это все свяжет нашу территорию и приведет к модернизации производственной структуры экономики.

Точки роста

— Какие-то отрасли роста на следующий год просматриваются в связи с этим? Вот как у нас рос АПК при господдержке…

— Что такое успех АПК? Для сектора были созданы благоприятные условия со всех сторон — льготные каналы финансирования, другие меры поддержки. Кстати, у нас еще масса есть таких примеров, не один АПК. У нас есть оборонно-промышленный комплекс, химия, где закрыты наиболее вопиющие разрывы в технологических цепочках, которые у нас были еще с Советского Союза. Россия не производила труб большого диаметра, достаточных объемов судовой стали, которая нужна для строительства кораблей, в том числе военных, расточительно использовала ценнейшее углеводородное сырье. Теперь эти проблемы решены, и понятно, куда надо дальше двигаться. Если мы собираемся развивать крупные инфраструктурные проекты, то огромное количество техники, которая потребуется, сегодня импортного происхождения. В результате мультипликатор ВВП, который мы можем иметь от этих проектов, уменьшается, а наша зависимость от технологического оборудования растет. В условиях санкций это становится критичным. Но вот как раз о развитии базовых машиностроительных производств в национальных проектах практически ничего нет.

— Что может быстро развиваться?

— ИТ-индустрия при прочих равных условиях может развиваться довольно быстро. Другой разговор, а какой будет эффект? Цифровизация — это повышение качества управления производством, экономикой. Это повлияет на величину торговой и транспортной наценки. Логистика резко улучшится. Наши операции с запасами с точки зрения производства тоже станут более эффективными. Маржа у всех вырастет, потому что все будут эффективнее использовать запасы. На базе крупных финансовых структур возникнут торговые платформы, торгово-транспортная наценка при этом должна резко снизиться.

Что при этом произойдет в нашей экономике? Все подешевеет. Но прежде всего, подешевеет импорт, потому что его конкурентоспособность на рынке выше, чем других товаров. И в результате мы рискуем создать инструмент, который позволит нам все больше и больше потреблять, быстрее, качественнее импортную продукцию. Затем может последовать постепенная деградация промышленности. Отсюда вывод простой: если все эти цифровые новации не поддерживаются адекватным развитием базовых секторов нашей экономики и прежде всего ростом эффективности производства, то все это играет против нас. Весь этот сюжет цифровизации позволяет другим странам, более развитым, обладающим технологическим лидерством, собирать с нас дополнительный объем технологической ренты. Это вполне реальный риск, который нужно принимать во внимание: цифровая экономика неотделима от общего уровня эффективности производства и технологического развития базовых секторов промышленности.

Инерционный прогноз

— Давайте вернемся к 2019 году. Я понимаю, что верхний прогноз по ВВП 2,2 процента примерно, а нижний, видимо, полтора?

— Да, полтора процента — это инерция.

— А что касается инвестиций, промпроизводства и инфляции?

— Инфляцию, я думаю, мы увидим около пяти процентов. Здесь сразу все сойдется — и большой налоговый маневр в нефтянке, и повышение НДС, и курсовые все дела, которые из этого года перейдут в 2019-й. Сейчас импорт снижается и в физическом выражении, и в стоимостном, но рано или поздно рост импортных цен повлияет на параметры инфляции. Потом рост цен производителей сырьевых товаров — это и металл, химия, нефтепродукты, — который значительно опережал общие показатели инфляции, тоже рано или поздно перейдет в цены для потребителей. На рост инфляции до 5% Центральный банк с высокой вероятностью будет реагировать сохранением либо повышением ключевой ставки. Со всеми вытекающими последствиями.

Если говорить о промышленном производстве, там тоже около двух процентов. Никакого внятного тренда на ускорение темпов роста промышленности пока нет.

Инвестиции, я думаю, покажут рост на уровне трех процентов на фоне того, что сейчас у нас очень низкая база сравнения. Кроме того, мы же теперь видим только косвенные показатели инвестиционной активности. В реальности Росстат практически перестал отслеживать квартальную динамику инвестиций. А все то, что мы видим из косвенной статистики, говорит о том, что в этом году это явно будет меньше трех процентов.

— То есть доля инвестиций в ВВП останется примерно такой же?

— Кстати говоря, про долю инвестиций в ВВП. Получается, что вот эти три— четыре процента (декларируемые темпы роста ВВП. — «Эксперт») требуют, чтобы к 2024 году норма накопления была не ниже 26–27 процентов. 25 процентов уже не помогают. По нашим оценкам, при такой доле инвестиций в ВВП темпы роста получаются ниже 3%. Важно понимать, что норма накопления — это валовое накопление основного капитала, деленное на ВВП. Эти показатели берутся из системы национальных счетов. Если 2017 год посмотреть, у нас этот показатель 21,7 процента. В следующем году норма накопления при таких темпах останется примерно на этом уровне. У нас останется четыре года для того, чтобы нарастить ее. Для этого инвестиции в 2024 году должны быть примерно на пять триллионов рублей в ценах 2018 года выше текущих значений. Задача тяжелая. Решить ее без совместных усилий государства и частного бизнеса невозможно.