Развитие экономики Франции, эволюция ее внутренней и внешней политики в среднесрочной перспективе во многом зависят от результатов широкомасштабной программы реформ, к которым приступил нынешний президент Эммануэль Макрон. Речь идет о разрыве с социально-экономической моделью, сложившейся во Франции после Второй мировой войны. Ее особенностями были активная роль государства в перераспределении финансовых потоков (54% ВВП проходит через бюджет), жесткая административная регламентация рыночных и трудовых отношений, весьма продвинутая, но убыточная перераспределительная система соцзащиты.
Если в первые послевоенные десятилетия эта неокейнсианская модель оправдывала себя, то ныне она, по убеждению большинства представителей французского бизнес-сообщества («патроната»), не отвечает реалиям глобализованного мира XXI века. Признаками этого служат низкие темпы роста (1,7% в 2018 году), хронический дефицит бюджета (81,3 млрд евро — 2,8% ВВП) и торгового баланса, разбухание госдолга (98,6% ВВП), утечка капитала и производств за рубеж из-за высоких налогов, массовая безработица (9,1% работоспособного населения).
За полтора года пребывания Макрона у власти назначенное им правительство Эдуара Филиппа провело через парламент 77 крупных законопроектов, на основе которых радикально пересмотрены трудовой кодекс, система начального, среднего и высшего образования, ужесточены меры по борьбе с коррупцией, терроризмом, правила предоставления убежища иммигрантам. На очереди коренные реформы госслужбы, пенсионного обеспечения, профобучения, страхования от безработицы.
Проблема «желтых жилетов»
Все эти радикальные преобразования стали возможными благодаря сочетанию двух факторов — дальнейшему укреплению властной вертикали режима Пятой республики, вершиной которой является президент, и смене ее прежней партийно-политической системы.
В высших эшелонах власти заметно усилились позиции выходцев из чиновничества, деловых кругов и технократической элиты, образцами которых служат глава государства (бывший инспектор финансов, инвестиционный банкир, министр экономики) и состав правительства. Намеченная ревизия действующей конституции 1958 года еще больше усиливает роль исполнительной власти за счет законодательной, что было изначально заложено в режим Пятой республики ее основателем генералом де Голлем шестьдесят лет назад. Она предусматривает сокращение на треть числа депутатов и сенаторов, а также ограничение объема их законотворческих функций.
На президентских и парламентских выборах 2017 года обе умеренные системные партии — правые республиканцы и левые социалисты, сменявшиеся у власти на протяжении последних десятилетий, — потерпели сокрушительное поражение, поставившее под вопрос их существование. Тем самым с политической арены сметены сразу три поколения традиционной политической элиты, дискредитированной застоем экономики и коррупционными скандалами.
В результате прежняя биполярная партийная система сменилась безраздельной гегемонией новой центристской («и левой и правой») партии «Вперед, Республика!», созданной Эммануэлем Макроном в ходе предвыборной кампании 2016–2017 годов. Она получила абсолютное большинство в Национальном собрании, нижней палате парламента, — 313 мест, а с примкнувшими центристами партии «Современная демократия» (MoDem) и перебежчиками из оппозиций слева и справа — 350–360 из 577 мест. Не имея ни политического опыта, ни прочных позиций на местах, они дисциплинированно поддерживают правительство и президента, которому обязаны своим избранием.
На первый взгляд позициям Макрона и продолжению начатых им реформ до следующих президентских и парламентских выборов 2022 года ничто не угрожает. Оппозиция со стороны популистских движений на крайних флангах политического спектра — левацкая «Непокоренная Франция» Жан-Люка Меланшона и ультраправая «Национальное объединение» (бывший «Национальный фронт») Марин Ле Пен, которых, согласно данным опросов, поддерживают 10–11 и 25–30% протестного электората соответственно, — глубоко расколота, что заведомо исключает их тактическую коалицию по образцу Италии. В то же время остатки бывших системных партий (республиканцев и особенно социалистов) еще далеко не оправились от разгрома и остаются, по сути дела, вне игры.
Тем не менее устойчивость нынешней системы не следует преувеличивать. Надежды президента на улучшение конъюнктуры мировых рынков пока не оправдались, в связи с чем результаты реформ внутри страны заставляют себя ждать. Основные макроэкономические показатели Франции в 2018 году (темпы роста, дефициты, госдолг, безработица) остаются пока без заметных изменений к лучшему.
Между тем выгоды от проведенных реформ и их цена распределены явно неравномерно. Наибольшие преимущества от пересмотра фискальной политики (отмена налога на крупные состояния, снижение налога на прибыль на 20 млрд евро и т. д.) и кодекса законов о труде, существенно урезавшего права профсоюзов, получили предприниматели, а также менеджеры высшего и среднего звена, лица свободных профессий, интеллигенция крупных городских центров, которые успешно вписались в процессы глобализации и европейской интеграции. Именно у этих привилегированных категорий (верхний слой среднего класса), составляющих «ядерный» электорат президентской партии «Вперед, Республика!» (24% избирателей первого тура президентских выборов 2017 года), находит наибольшее понимание и поддержку его постмодернистский, либерал-глобалистский дискурс.
В то же время неизбежные издержки разрыва с прежней моделью на фоне низких темпов роста экономики приходится уже сейчас нести многочисленным социально уязвимым слоям населения — пенсионерам, рабочим, фермерам, рядовым госслужащим, студенчеству, особенно в небольших городах и сельской местности депрессивных регионов северо-востока, юго-востока, Центрального массива, переживающих глубокую структурную ломку уходящих в прошлое традиционных отраслей промышленности и сельского хозяйства.
До недавнего времени попытки недовольных выразить протест традиционными для Франции формами «прямого действия» — стачками и массовыми уличными демонстрациями — не получали широкого размаха с учетом массовой безработицы и раскола профдвижения на радикалов и реформистов. Однако теперь положение меняется: 17 ноября улицы и дороги Франции были перекрыты 382 тыс. активистов в желтых жилетах, выступающих против повышения цен на бензин и дизельное топливо. Это стихийное движение не было организованно какой-либо партией или профсоюзом и продолжалось и в следующие дни. К нему присоединились студенты, лицеисты, водители «скорой помощи», медсестры и другой персонал системы здравоохранения. Ссылки властей на необходимость принятых мер по соображениям экологии не возымели действия.
Каждую следующую субботу движение «желтых жилетов» приобретало все больший размах, перерастая в общенациональный социально-политический кризис. В ряды демонстрантов проникли экстремисты ультраправого и левацкого толка, а также криминальные элементы из неблагополучных предместий, которые громили объекты городской инфраструктуры, сооружали баррикады, жги автомобили, грабили магазины и рестораны. Силы правопорядка — полиция и жандармерия — с трудом сохраняли контроль над ситуацией. Число задержанных и раненых с обеих сторон превысило несколько сотен человек. Попытки правительства наладить диалог с протестующими не давали убедительных результатов. Десятого декабря президент Макрон выступил по телевидению с обращением к нации, обещав скорректировать средства достижения своих целей по модернизации страны с учетом ее социальных проблем.
Этот кризис был неслучаен. Политическая стабильность «необонапартистской» вертикали власти подтачивается маргинализацией промежуточных звеньев между государством и обществом — выборными органами местного самоуправления. Муниципальные, департаментские региональные советы, мэры 36 тыс. больших и малых коммун не хотят мириться с выхолащиванием их полномочий и сокращением финансовых средств централизованной административной бюрократией. Выразителем их недовольства выступает верхняя палата парламента — сенат, где президентская партия «Вперед, Республика!» остается в меньшинстве.
То же относится и к сотням тысяч непартийных организаций гражданского общества — профессиональным, культурным, религиозным, экологическим, правозащитным и проч. Хотя при подготовке реформ власти пытаются снять с себя ответственность организацией диалога между социальными партнерами, в частности предпринимателями и профсоюзами, на деле последнее слово остается за правительством, которое опирается на «послушное» большинство депутатов в Национальном собрании.
Недовольство «низов» отражается в неуклонном падении рейтинга президента: если сразу после избрания Макрона в мае 2017 года доверие и поддержку ему выражали в ходе опросов 63% респондентов, то в октябре 2018-го — уже всего 29%. Это заметно ниже, чем было в соответствующие периоды первых мандатов обоих его предшественников — Николя Саркози и Франсуа Олланда, которым так и не удалось переизбраться на второй пятилетний срок.
Чувствительный ущерб имиджу Макрона наносит и свойственная молодому амбициозному главе государства излишне самоуверенная, высокомерная манера держаться, которая принесла ему нелестное прозвище «президент богатых». Он сам вынужден признать, что не смог преодолеть недоверие граждан к власть имущим.
Симптомом сужения массовой поддержки режима и связанных с ним конфликтов в верхнем эшелоне власти стала вынужденная реорганизация кабинета Эдуара Филиппа, проведенная президентом в связи с демонстративным уходом в отставку двух ключевых министров — экологических преобразований Николя Юло и внутренних дел Жерара Колона.
Причем последний занимал в окружении Макрона особое место — он был первым из лидеров правившей тогда Социалистической партии, который активно поддержал никому не известного тогда кандидата в ходе президентской кампании 2017 года, и способствовал его победе. Непосредственным поводом для его ухода был громкий скандал в связи с незаконными действиями личного охранника президента Александра Беналла, из-за которого министру пришлось оправдываться перед парламентской комиссией по расследованию.
Уход обоих вице-премьеров отражает кризис в отношениях президента с органами местного самоуправления и НПО — Жерар Колон был мэром Лиона и решил вернуться в родной город, а Николя Юло является своего рода иконой экологов.
Изменения в составе правительства остались ограниченными — 18 из 22 министров во главе с премьером остались на своих местах, шесть сменили посты и восемь назначены впервые. В обращении к нации президент заявил, что пересмотра политического курса не будет. Вместе с тем он был вынужден обещать больше считаться с органами местного самоуправления — смягчить «якобинскую» централизацию в пользу провинции, а в проект ревизии конституции включено расширение полномочий консультативного Экономического, социального и экологического совета (ЭСЭС), где представлены основные организации гражданского общества.
Однако реализация этих обещаний зависит от их результатов — конкретных сдвигов в экономике, прежде всего роста покупательной способности населения и увеличения занятости. Если до мая-июня 2020 года, когда истекают президентский срок Макрона и полномочия депутатов его парламентского большинства, ощутимых изменений к лучшему в экономике не произойдет, то продление их мандатов на следующий пятилетний срок окажется под вопросом.
Проблемы международного имиджа
Характерная черта стратегии и стиля Макрона — стремление вписать свою реформаторскую программу в широкий международный контекст, с тем чтобы оправдать в глазах граждан необходимость трудных, порой болезненных преобразований жесткими требованиями внешнего мира. Вместе с тем он настаивает на универсальном измерении ценностей Великой французской революции 1789 года — демократии и прав человека. Активная роль Франции в их защите подается как основание для того, чтобы страна играла свою роль одной из немногих держав с глобальными интересами и ответственностью, особенно перед лицом глобальных вызовов современности (климат, миграция и т. д.).
Только за первый год пребывания в Елисейском дворце Макрон совершил 46 зарубежных визитов, посетив 29 стран, не считая участия в международных конференциях. Не меньшее число иностранных гостей посетило Париж. Венцом этой активности стало проведение 11–13 ноября 2018 года в столице Франции торжественной церемонии по случаю 100-летия перемирия в Первой мировой войне и Парижского форума мира, в котором приняли участия главы государств и правительств около 60 стран, в том числе Владимир Путин и Дональд Трамп.
Столь бурная активность принесла неоднозначные результаты. Социальный кризис ноября–декабря 2018 года серьезно отразился на международном имидже президента Макрона, затруднив достижение поставленных им целей.
Своей главной международной задачей Макрон провозглашает существенную перестройку Евросоюза. Речь идет о том, чтобы укрепить его ядро — еврозону — вокруг франко-германского тандема, создать в ней особую парламентскую ассамблею, принять крупный общий бюджет для инвестиций в технологии будущего, унифицировать бюджетную, налоговую, социальную политику под контролем общего министра финансов, наконец, укрепить оборонную идентичность ЕС с учетом брекзита и эволюции условий трансатлантического партнерства с США.
Тем не менее реализация этой программы не выходит пока из стадии переговоров. С учетом серьезных внутриполитических трудностей главного партнера Макрона — канцлера ФРГ Ангелы Меркель — Берлин при любом составе новой правящей коалиции не спешит тратить средства на смягчение финансовых трудностей средиземноморских стран-должников, что в какой-то мере касается и самой Франции.
Между тем государства Вышеградской группы, прежде всего Венгрия и Польша, категорически возражают против совместного с членами ЕС решения проблемы беженцев и иммигрантов. Приход к власти в этих странах, а также в Австрии и Италии национал-популистских евроскептиков, рост их влияния в Германии и даже в самой Франции серьезно ухудшают шансы партии Макрона на выборах в Европарламент в мае 2019 года.
Противоречиво выглядят и позиции Франции в традиционной сфере ее интересов — на Большом Востоке, в Средиземноморье и Африке. Несмотря на относительный успех военной акции против исламистов в Мали, ей не удается играть самостоятельную роль в поисках выхода из затяжных гражданских войн в Сирии, Ираке, Ливии.
В том, что касается Сирии, Макрон упорно стремится найти компромисс между Астанинской группой (РФ, Иран, Турция) и так называемой малой группой — США, Великобританией, Германией, Саудовской Аравией и т. д. в поисках политического решения через конституционный комитет в Женеве под эгидой ООН. Однако его шансы на успех ограничиваются тем, что Париж выступает лишь как один из участников американо-саудовской коалиции. Между тем одностороннее равнение на Эр-Рияд, скрепленное обменом нефти на вооружение, существенно ограничивает маневренные возможности французской дипломатии в глубоко расколотом мусульманском мире (конфликты суннитов и шиитов, Израиля и Палестины), особенно в отношениях с Ираном. Это стало особенно очевидным на фоне скандала в связи с убийством саудовскими спецслужбами оппозиционного журналиста Джамаля Хашукджи.
Наконец, притязания Макрона на то, чтобы представлять общие интересы ЕС в диалоге с ведущими державами многополярного мира — США, Россией, Китаем, более того, выступать между ними в роли своего рода посредника, приносят неоднозначные результаты. Несмотря на личный контакт французского президента с Дональдом Трампом, ему не удалось добиться от Вашингтона приемлемого компромисса по какому-либо из спорных вопросов (выход США из Соглашения по климату, иранскому досье, протекционизму в торговле и т. д.).
Выводы
Социальный кризис конца 2018 года, безусловно, отразится на возможностях Франции продвигать свои инициативы на международной арене. Тем не менее в ближайшей перспективе (2019 год) не исключена возможность некоторых позитивных подвижек в поисках компромиссных решений. На фоне брекзита, политического кризиса в ФРГ и неопределенности перспектив администрации Трампа после выборов 6 ноября 2018 года Макрон в принципе мог бы активизировать свои инициативы.
До 2024 года российско-французский диалог ожидают определенные проверки на прочность, прежде всего в связи с выборами в Европарламент (май 2019 года) — Париж упрекает Россию в поддержке евроскептиков. Обвиняя РФ в кибервмешательстве в европейские выборы, Макрон пытался подорвать шансы своих противников-евроскептиков в Восточной Европе, Италии, Австрии, а главное — в самой Франции. Между тем шансы на поиски компромисса с Парижем по украинской проблематике и санкционной политике минимизируются тем, что в «нормандском формате» основную роль во франко-германском тандеме всегда играл Берлин. Другим раздражающим моментом может стать настороженная позиция Парижа перед лицом активизации РФ в Африке (Египет, Ливия, ЦАР).
Тем не менее в целом позитивный потенциал для развития наших отношений с Францией, безусловно, сохраняется вне зависимости от продления мандата Макрона на следующие пять лет после 2022 года и неизбежных колебаний как в двустороннем сотрудничестве, так и во взаимодействии с другими странами.
