На фоне роста суммарных активов и кредитного портфеля (особенно кредитов физлиц) в 2018 году прошел очередной виток чистки банковской системы. Количество действующих банков сократилось с 517 на начало года до 448 на 1 декабря 2018-го. Это было несколько неожиданно после плавного замедления чистки в 2016 и 2017 годах. Помимо этого возросла и концентрация активов, и доля государственного сектора. Как в этих условиях живется небольшим банкам? Об этом «Эксперт» попросил рассказать Алексея Скородумова, председателя правления банка «Держава». Активы «Державы» — 18,1 млрд рублей, (153-е место в банковской системе на 1 декабря 2018 года), капитал — 6,1 млрд рублей (108-е место), портфель гарантий — 53 млрд рублей (17-е место), портфель кредитов юрлицам — 969,7 млн рублей (244-е место).
— Чем банк «Держава» отличается от остальных небольших банков?
— «Держава» — моноофисный банк, который, как и большинство российских банков, был основан в 1990-е годы. В составе учредителей были такие корпорации, как «Алроса» и МГТС, была семья Гусаровых. Действующий основной бенефициар Сергей Ентц постепенно выкупал долю остальных акционеров.
Мы всегда были во многом инвестиционным банком, больше половины активов всегда составлял портфель ценных бумаг. До сих пор почти 90 процентов бумаг нашего облигационного портфеля входят в ломбардный список Банка России. Те, кто держит у нас средства, понимают, что при любой ситуации на рынке у нас есть кредитор последней инстанции в виде Центрального банка. Сейчас мы не пользуемся этим ресурсом, но понимаем, что он всегда доступен. Мы можем вывести практически весь объем клиентских пассивов, чем почти ни один российский банк похвастаться не может. Мы выдерживали отток и трети, и половины. Исходя из этой возможности мы и строим модель управления ликвидностью.
— Кто ваши основные клиенты?
— Наши основные клиенты — это знакомые либо собственника банка, либо кого-то из топ-менеджмента. У нас обслуживается их бизнес, и они сами как физические лица. При общих обязательствах перед физлицами порядка пяти миллиардов рублей, в АСВ застрахованы только около 400 миллионов рублей. К нам идут не за госгарантией, а потому, что понимают, как устроен наш бизнес.
— Что у вас было с маржинальностью в 2018 году в связи с ростом ключевой ставки ЦБ?
— Все было абсолютно ровно, потому что мы платим по расчетным счетам величину, привязанную к ключевой ставке. Мы сами инвестируем бумаги с переменным купоном, поэтому изменение ставки приводит к тому, что у нас вырастает доходность в активах, но возрастают и расходы по пассивам. Плюс значимая часть нашего портфеля — еврооблигации, которые не зависят от действий российского Центрального банка. Там просто важно следить за тем, что происходит на рынке. Кроме «Русала» мы в значимых объемах выкупали Внешэкономбанк, он тоже довольно хорошо ведет себя при совершенно неадекватной премии к риску. В какой-то момент четырех- и пятилетние еврооблигации Внешэкономбанка давали около восьми процентов годовых в долларах. По облигационным рынкам мы результатом довольны, значит, мы довольны и доходностью по активам.
Бизнес на гарантиях
— На чем банк зарабатывает деньги?
— На финансовых рынках мы традиционно зарабатываем на резких падениях цен. В кризис 2008 года мы накупили подешевевшие активы и выросли в размерах. Повторили этот трюк в 2015 году, когда мы оказались на втором месте в России по соотношению капитала и задолженности перед Центральным банком. Банк «Открытие» взял шесть капиталов ЦБ по валютному репо, а мы — пять капиталов. Тогда мы привлекли 250 миллионов долларов на то, чтобы вместе с клиентами купить подешевевшие долги российских корпораций. В 2016 году мы продали сформированный портфель и сдулись по активам в два раза. Погасили репо, и с 2016 года мы Центральному банку ничего не должны.
Кроме таких крупных историй постоянно присутствует бизнес по получению маржинального дохода. Клиентам-юрлицам мы предлагаем на остатки ключевую ставку за вычетом двух-трех процентов. Сами размещаем деньги в высоколиквидные бумаги с доходностью чуть выше ключевой ставки, не особенно жадничая. Так мы генерируем доход, который позволяет закрыть фиксированные издержки на существование банка. Плюс ищем новые направления, по которым можно развиваться.
— Например?
— В 2014 году появилась тема гарантий по госзакупкам в соответствии с 44 ФЗ. В России ежедневно проводится порядка двух тысяч тендеров, размещаются госзаказы совершенно разного объема — и на миллиард рублей, и на десятки тысяч рублей. Под каждый контракт требуется банковская гарантия на сумму от 10 до 30 процентов его стоимости. Мы первыми создали платформу, которая позволяет принять решение, выдавать или не выдавать гарантию. Мы стали делать это без открытия расчетных счетов, дистанционно, что ускорило процедуру с нескольких дней до нескольких часов и выгодно отличало нас от крупных банков. В день мы выдаем сотни гарантий. По итогам 2017 года мы выдали почти 20 процентов всех гарантий (в штуках) по России по 44 ФЗ.
— Для небольшого банка это очень неплохая доля рынка.
— Наша средняя гарантия — 530 тысяч рублей. На конец 2017 года портфель гарантий достигал 40 миллиардов рублей. В 2018 году тенденция продолжилась, у нас капитал вырос с пяти до шести миллиардов рублей, а портфель гарантий — с 40 до 50 с небольшим миллиардов рублей. Сейчас на учете у банка «Держава» 95 тысяч гарантий. Модель этого бизнеса целиком просчитывается математически: если у тебя выдано десять гарантий, то раскрытие (выплата денежных средств заказчику, если поставщик нарушил условия договора. — «Эксперт») даже одной из них приводит к убыткам, несравнимым с доходами от этих гарантий. Однако когда ты понимаешь, что итоговая раскрываемость гарантии около одного процента, а часто сильно меньше, и комиссия твоя превышает этот процент, то, выдавая тысячи гарантий, ты практически ничем не рискуешь. Мы ежедневно получаем какие-то претензии по гарантиям — это нормально. В этом и заключается роль банка с точки зрения государства в целом, чтобы платить по гарантиям.
— Как вам удается выдавать такой объем гарантий?
— Благодаря агентской сети. У нас нет филиалов, но есть независимые от нас агенты — индивидуальные предприниматели или небольшие юридические лица, которые помогают предпринимателям на местах участвовать в госзакупках, помогают им с документацией для участия в тендере — и в получении банковской гарантии. При этом мы понимаем, что агенты нам лояльны только потому, что у нас удобный сервис, а так агенты работают с несколькими банками, просто сравнивают, у кого лучше котировки, кто быстрее принял решение.
Продавать залог не глядя
— Получается, вы ушли от традиционной банковской модели. Почему?
— Несколько раз за историю банка мы пытались развивать кредитование, но допускали типичную ошибку: верили на слово и пытались помочь. А на самом деле, даже если у тебя есть залог, но ты видишь, что у заемщика сокращаются объемы совершаемых операций и нарушены условия обслуживания кредита, нужно не думая этот залог реализовывать. Мы в этом убеждались не раз, но со знакомыми так поступать невозможно. Слышишь обещания, что все исправится, а потом видишь, что клиент принял меры для переблокировки залога либо другие неблагоприятные для банка действия. В итоге даже после взыскания хорошо, если удается вернуть тело кредита, не говоря уже о процентах. Бизнес должен быть либо ценно-бумажным, когда ты не видишь своего контрагента, либо таким, как наш бизнес по гарантиям, когда это десятки тысяч операций на основании стандартных процедур.
Мы пока не разобрались в том, что называют традиционным банковским бизнесом, так что приходится искать новые направления.
— Странно слышать это от банкира.
— В такой нетипичности и заключается наша сила. Если посмотреть на список банков, сейчас с лицензиями осталось около 400 с небольшим, многие из них являются частью групп, состоящих из нескольких банков. Номера же лицензий доходят чуть ли не до 3500. То есть выжило только десять процентов всех банков. Быть типичным банком — это страшно. Типичный банк давно умер.
— Но на рынок гарантий приходит все больше банков, стоимость гарантий постепенно снижается.
— Рост конкуренции — это правильно. Наша задача — вовремя уходить с того рынка, который стал высококонкурентным и низкомаржинальным, и искать новые направления. К примеру, в 2018 году мы сделали продукт, который, на наш взгляд, хорошо ложится на существующую клиентскую базу. С 1 июня 2018 года появилась возможность факторинга — переуступки требований к госкорпорациям по закону о закупках 223 ФЗ. Мы предложили госкорпорациям удобную систему менеджмента такой задолженности и переуступки ее по факторингу. Поскольку наша система позволяет работать с помощью электронной подписи даже с мелкими транзакциями, то это выгодно и тем, кто исполняет контракт. Им не приходится ждать 90 дней, пока им оплатят, корпорации нужно просто подтвердить сам факт задолженности —– и исполнитель заказа может получить деньги сразу, рассчитаться по кредитам или приступить к новому заказу, что в итоге удешевит стоимость его услуг для тех же заказчиков. Мы верим в этот проект, вполне возможно, что он выстрелит и станет более значимым для нас, чем гарантии.
Банков будет еще меньше
— Что вы думаете о ЕБС (Единая биометрическая система), которая начала работать в 2017 году? От вас как от банка, у которого всего один офис, не потребуются слишком большие расходы? Или вы видите, скорее, возможности привлечения новых клиентов?
— Это направление мы будем активно тестировать в 2019 году. Появление такой системы меняет сам рынок. Действительно, если раньше, чтобы привлечь значимое количество розничных клиентов, нужно было открывать отделение, то сейчас можно обойтись без этого. Мы, как и требует Центральный банк, подключимся к единой биометрической системе. Уже сейчас идут тесты.
Мы также заинтересованы в проекте маркетплейса Московской биржи. Мы участвуем в рабочей группе. Если окажется, что все так, как это выглядит в презентациях, то мы будем смотреть на это направление развития.
— А что насчет расходов на внедрение?
— На наш взгляд, ЕБС однозначно выгодна для небольших банков. Решение стоит не больше сотни тысяч рублей за лицензию и несколько десятков тысяч рублей за каждое рабочее место — это несравнимо со стоимостью открытия своего офиса. Как только ты подключился к системе, ты уже можешь на сайте делать систему идентификации, вместо офиса, а также привлекать клиентов через различные маркетплейсы, которые будут появляться. Московская биржа будет только одним из них.
Я уверен, что как раз небольшие банки должны быть заинтересованы в развитии биометрической системы, особенно те, которые сейчас привлекают значимый объем средств физических лиц. Наш вкладчик нетипичный, и мы никогда не были ориентированы на массовое привлечение. Но как только поймем, что это можно делать технологично и под разумную ставку и что у нас есть эта возможность, то не исключено, что выйдем на рынок депозитов.
— Бывают ли случаи, что голос ваш и ваших коллег не слышат в ЦБ — из-за небольшого размера банка?
— Это чудо, что наш голос или голос Ассоциации российских банков услышан. У Центрального банка есть свое представление, как выстраивать рынок. Иногда его идеи нравятся, и они удачны, тот же маркетплейс, иногда они нам совсем непонятны. Например, резервирование по кредитам в зависимости от финансового положения заемщика — с каждым годом его нужно оценивать все строже и строже. Это одна из причин, почему мы свернули направление кредитования — не только из-за того, что нам жалко ликвидировать залоги, но и потому, что при том же объеме бизнеса и объеме отчетности со стороны клиентов они вдруг оказываются в худшей категории. Когда ты вынужден создавать больший резерв, ты понимаешь, что тебе нужная большая доходность, чтобы его окупить, и не можешь конкурировать с крупными банками.
Центральный банк живет своей жизнью, мы стараемся жить своей, подробно отчитываясь. Мы на виду со своим портфелем гарантий — мы входим в первые 20 банков по этому показателю. Объяснили Центральному банку нашу модель, показали, что риски не распределены на небольшое количество получателей гарантий. У нас прекрасная диверсификация по исполнителям контрактов, по заказчикам контрактов, по регионам и по отраслям. Посмотрев на нашу модель, ЦБ сказал, что считает качество принятия решений вполне адекватным. Поэтому мы довольны той степенью внимания, которую нам уделяет Центральный банк. Большего не нужно.
Надзор растет, и мы понимаем, что это для нас это дополнительные издержки, но после тех историй, которые Центральный банк видел в мошеннических банках, он вынужден перестраховываться и вводить такую систему. Мы надеемся, что в какой-то момент банковская система будет признана выздоровевшей и глубина надзора и его тяжесть будут уменьшены. Самое важное — остановиться в росте регулирования. Ведь проблема не в том, что оно такое, как сейчас. Проблема в том, что оно постоянно нарастает.
— Не возникает желания перейти на базовую лицензию?
— Нет, поскольку мы будем ограничены в наборе ценных бумаг, в активах. Мы будем ограничены по капиталу, не сможем выдавать столько гарантий. При наших масштабах бизнеса это уже не вариант. Но для банка с капиталом от одного до трех миллиардов отказаться от универсальной лицензии — реальная альтернатива.
— Как вообще небольшим банкам живется в ситуации конкуренции с крупными банками, многие из которых государственные, и с digital-банками, которые много вкладывают в IT и развиваются вширь с небольшими издержками?
— С нашей точки зрения, ниша небольших банков там, где требуется человеческое общение и понимание нетипичной ситуации. В этом плане небольшие банки могут существовать, но не в том количестве, в котором они есть сейчас. До сих пор очень много банков, которые работают в экономический минус. Допустим, собственник говорит: «У меня банк прибыльный». Потом оказывается, что банк расположен в здании, которое принадлежит собственнику. Но когда учитываешь альтернативу от аренды этого здания, и вычитаешь ее из доходов этого банка, а также альтернативное размещение капитала банка на депозите — огромное количество банков оказываются в значимом минусе. Однако собственники предпочитают их держать. Нельзя сказать, что такие банки ненадежны. Человек имеет право держать такую игрушку.
Но надо понимать, что в банках, где активы равны капиталу, десятки миллионов рублей уходят на сдачу отчетности, поддержание необходимого количества персонала. Они выдерживают любое резервирование, им ничего не страшно — кроме требования повышения капитала до 25 миллиардов. Тогда банков останется 50 штук на всю страну.
Каждый отдельный мелкий банк может найти нишу, но для всех это невозможно. Ситуация продолжает оставаться такой, какая есть, будет меньше 400 банков, и сильно, сколько именно — сказать трудно.
— С учетом всего этого как вы видите жизнь небольших банков в 2019 году?
— Для «Державы» это развитие рынка гарантий, теперь уже в партнерстве с банком «Ак Барс» (он присоединился к нашей платформе по выдаче гарантий и расширил ее возможности), предложение продуктов, которые дополняют наш сервис: нам будет что предложить десяткам тысяч юрлиц, уже являющихся нашими клиентами, но не открывших расчетный счет. Плюс тестирование единой биометрической системы, понимание, как можно привлекать депозиты физических лиц без отделений. Сохраним осторожный подход к рынку ценных бумаг, понимая, что есть некие предвестники кризиса: это и повышение ставок в США, и возможное падение фондового рынка. Может возникнуть ситуация, когда активы на финансовых рынках заметно подешевеют, здесь важно не дернуться слишком быстро, важно дождаться, когда рынки начнут успокаиваться.
Что касается коллег по цеху, основная надежда на то, что сбудутся обещания Центрального банка: осталось год-два, и оздоровление прекратится. Как только это произойдет и перестанут появляться новые форматы отчетности и новые инструкции по созданию резервов, можно будет корректно просчитывать бизнес-планы, смотреть на перспективы развития. Пока перед банковской системой стоит задача выживания.
