Как-то с небольшой делегацией Общественной палаты мы посещали Новгородскую область и заехали в поселок Краснофарфорный. Поселок этот расположен недалеко от райцентра Чудово, километрах в ста тридцати от Петербурга. В этом поселке есть фарфоровая фабрика, что очевидно из названия. Эту фабрику построил в 1899 году Иван Кузнецов, родственник Матвея Кузнецова — того самого, который производил знаменитый кузнецовский фарфор. Фабрика исправно работала в советское время, на ней трудились четыреста человек. Теперь фабрика закрыта, в Краснофарфорном нет никаких рабочих мест, кроме бюджетных — учителей, врачей, служащих и т. п. Живут огородами, ловят рыбу в реке Волхов. Многие мужчины вахтовым методом работают в Петербурге, например сторожами.
Мы зашли на почту, это даже не здание, а большой металлический контейнер. Спрашиваем у работницы: «Какая у вас зарплата?» Говорит: «Семь тысяч». — «А знаете, какую годовую премию выписали вашему начальнику — руководителю “Почты России”»? — «Да все мы знаем», — отвечает она спокойно, без злобы и без претензии…
А премию тогда выписали руководителю «Почты России» 95 миллионов рублей. Сделано это было законно, в соответствии с правилами, установленными правительством. Да и руководитель «Почты России», как говорят, вполне профессиональный менеджер, даже добившийся некоторых успехов за время управления этой государственной структурой. Формально — какие претензии? Но разве это нормально, разве это можно принять, когда доход руководителя даже не частной, а государственной компании превышает доход рядового работника, почтальона, в тысячу раз?! Тем более в небогатой стране, не говоря уже о том, что прожить на семь тысяч рублей в месяц практически невозможно.
Символ бедности — многочисленные ростовщические конторы в российских городах. В этих конторах люди берут небольшие кредиты, что называется, до зарплаты. Несколько лет назад платежи по этим микрокредитам доходили до восьмисот процентов годовых. Поистине позорный бизнес в России XXI века! Государство приняло меры по снижению процентной ставки. Но и сейчас она составляет сотни процентов. Это еще и символ неравенства: чем беднее человек, тем дороже приходится ему занимать деньги.
Неравенство по доходам
Когда говорят о характеристике неравенства по доходам, обычно используют децильный коэффициент — отношение суммарных доходов 10% наиболее обеспеченных граждан к суммарным доходам 10% самых бедных. По данным Росстата, это соотношение за последние десятилетия колеблется в узком диапазоне 14–16 единиц. По моим расчетам, децильный коэффициент за последнюю четверть века никогда не опускался ниже 20 единиц. Но, впрочем, и 15 тоже много. Заметим, что децильное соотношение таково не потому, что доходы 10% более обеспеченных граждан очень высоки, о настоящих богатых речь пойдет ниже, их очень немного, а потому, что доходы самых бедных чрезвычайно низки. И поэтому проблема неравенства и проблема бедности тесно переплетаются. По сути, это две стороны одной проблемы.
Есть разные, несколько отличающиеся оценки заработков в России. Но, пожалуй, можно признать, что 80% работающих получают на руки меньше 45 тыс. рублей в месяц.
Не менее двадцати миллионов граждан России живут за чертой бедности — они не могут позволить себе ничего, кроме еды дурного качества и одежды, качества еще худшего.
А на другом фланге… В Москве не менее сотни ресторанов мирового класса с соответствующими ценами, за год в России продано примерно 125 тыс. автомобилей премиум-класса, аэропорты Москвы и некоторых крупных городов заставлены бизнес-джетами. Ниже я дам оценки количества этих богатых людей и их доходов.
Неравенство региональное
Такое неравенство — следствие разрушения советского народнохозяйственного комплекса. Советская власть стремилась размещать производительные силы по территории страны так, чтобы развивать отсталые районы. Причем зачастую критерий собственно экономической эффективности был не главным, решения принимались исходя из эффективности социальной или даже политической — так развивались окраины, в частности республики Северного Кавказа, и построенные промышленные предприятия вели к быстрому развитию этих республик. С переходом к новой системе управления экономикой, в которой единственным критерием эффективности стал рыночный успех, многие предприятия рухнули, особенно те, которые создавались исходя из социальных интересов. Поэтому разница экономического потенциала российских регионов сегодня выглядит вопиюще.
В среднем по России валовая добавленная стоимость на одного человека составляет 444 тыс. рублей (данные 2015 года, Росстат). В Москве этот показатель составляет 1 млн 103 тыс. рублей, а в Ивановской области всего 165 тыс. рублей. На Северном Кавказе этот показатель еще ниже, в Ингушетии, например, 116 тыс. рублей. Вот интересное сопоставление трех соседних регионов: Свердловская область — добавленная стоимость 411 тыс. рублей на человека, Тюменская область (без автономных округов, где добывается нефть) — 625 тыс. рублей, а Курганская область — всего 208 тыс. рублей, в три раза меньше, чем в соседней Тюменской. В результате население Курганской области за постсоветское время сократилось с 1 млн 107 тыс. человек до 854 тыс., потеря 23%, а население Тюменской области возросло на 17%. Конечно, один из факторов этого разброса — качество управления в регионах. Но нельзя же в таком важном вопросе, как равномерность развития страны, делать ставку на везение — достанется региону толковый губернатор или нет!
Некоторые свежие управленческие решения ведут к углублению неравенства. Возьмем программу роста заработной платы учителей и врачей. Было принято решение, что рост зарплаты этих категорий работников будет разным по регионам страны и будет соотноситься со средним доходом (заработной платой) в регионе. Казалось бы, это справедливо: учитель или врач будет сравнивать свою зарплату с тем, сколько получают его знакомые или родственники, то есть его окружение конкретно в этом городе. Если регион бедный, прибавки меньше, если побогаче — прибавка выше, но относительный уровень зарплат в разных регионах будет одинаковый. Однако такой подход с точки зрения регионального неравенства ошибочен. В данном случае имеет значение не только относительный прирост дохода, но и абсолютный. Здесь важно вспомнить о структуре расходов домохозяйства в зависимости от размера дохода. Бедные домохозяйства тратят бо́льшую долю денег на питание, на дешевую одежду, плюс, конечно, коммунальные расходы и транспорт. Естественно, по мере роста дохода, расходы на самое необходимое — на питание, на квартплату — не растут пропорционально, их доля уменьшается. А значит, появляется возможность потратить больше денег на бытовую технику, мебель, на отдых, потом и на автомобиль или квартиру по ипотеке. Представим, что в одном регионе средняя зарплата учителя была 15 тыс. рублей, а в другом — 30 тыс. рублей. Государственное решение выполнено, жалованье учителей увеличено в два раза, и теперь в первом регионе средняя зарплата учителя составляет 30 тыс. рублей, а во втором — 60. Однако абсолютный прирост зарплаты в первом регионе составил 15 тыс., а во втором — 30. Ясно, что больший прирост дохода более значительно изменил структуру потребления. Во втором регионе у учителя появилось больше возможностей, качество его жизни изменилось в большей степени, чем у его коллеги в первом регионе. Таким образом, пропорциональная прибавка жалованья увеличила разрыв в качестве жизни в двух регионах.
Неравенство возможностей
От уровня развития региона зависит другой уровень неравенства — неравенство возможностей. Если в регионе, в городе не развиты производительные силы, нет большого количества предприятий, куда можно пойти работать, какую карьеру планировать молодому человеку?
И едут мужики — ивановские, орловские, курские — в Москву работать сторожами, а новгородские — в Петербург, как будто ни на что больше они не способны. Но семью-то как-то надо кормить.
Говорят, неравенство — источник экономического роста, а борьба с неравенством навредит экономике, снизит ее эффективность, подорвет конкурентоспособность. Здесь происходит подмена. Навредить экономике может не борьба с излишним неравенством, а уравниловка, независимость вознаграждения от результатов труда. Такое явление наблюдалось в советской экономике. Но сейчас и признаков уравниловки не наблюдается.
А вот вред избыточного неравенства в центре внимания современных экономистов. Вот только три глубокие книги последнего десятилетия: Джозеф Стиглиц, «Цена неравенства. Чем расслоение общества грозит нашему будущему»; Том Пикетти, «Капитал в XXI веке»; Энтони Аткинсон, «Неравенство: как с ним быть?»; Амартия Сен, «Идея справедливости». Стиглиц и Сен, между прочим, лауреаты Нобелевской премии по экономике. Работы в этом направлении сегодня мейнстрим экономических и социальных наук, эти авторы не маргиналы, как часто у нас пытаются представить ученых, стоящих на позициях необходимости достижения общественной пользы и справедливости, они — лидеры. А маргиналами становимся мы, здесь, в России, с нашим религиозным почтением к пресловутому «вашингтонскому консенсусу».
Общее место, что избыточное неравенство может привести к социальной нестабильности. Этому есть практические исторические подтверждения. В теоретическом отношении старые классические экономисты рассуждали об общем благе. Избыточное неравенство уменьшает сумму общего блага (общей пользы), поскольку каждая дополнительная единица дохода в пользу богатых имеет все меньшую пользу. Вот несложный пример, разъясняющий этот тезис. Какова ценность одной тысячи рублей? Одинакова ли она для всех? Кто-то скажет: конечно, одинакова, в условиях свободного рынка на тысячу рублей всякий может купить один и тот же товар или одну и ту же услугу. Однако этот ответ неверен. Небогатый пенсионер, получивший прибавку к пенсии в тысячу рублей, такую прибавку заметит. Он сможет купить на эту тысячу двадцать литров молока или несколько килограммов мяса либо сходить с внуком в кино. Для него тысяча рублей — заметная сумма, это — ценность. Но когда богатый человек или даже представитель верхнего среднего класса заказывает в московском не самом дорогом ресторане бокал вина за тысячу рублей, он не задумывается об этой сумме, она для него не представляет никакой ценности. Отсюда понятно, что общее благо зависит от того, как распределяется доход в обществе.
Современные ведущие экономисты представляют и абсолютно прагматические аргументы. Излишнее неравенство тормозит экономический рост. Это происходит вследствие снижения спроса со стороны ущемленных групп населения. А богатеющая прослойка, в пользу которой перераспределяются доходы, не предъявляет массового спроса, ее «удел» — эксклюзив. Но именно массовый спрос дает мощные и масштабные импульсы экономике.
Но государство же помогает бедным! — воскликнут наблюдатели либертарианского толка, а впрочем, и охранители, боящиеся любых изменений, по сути, не верящие в силу собственного государства, будто, что ни тронь, государство сразу и повалится. Есть многочисленные пособия — и людям с доходами ниже прожиточного минимума, и многодетным матерям, и безработным… Это так, но, во-первых, пособия часто так малы, например детские, что они, скорее, вызывают не благодарность, но обиду и еще большее чувство несправедливости, а во-вторых, и это главное, эти меры просто вызывающе далеки от той политики, которая действительно способна уменьшить неравенство в стране.
Нужна дискуссия, целью которой станет выработка решений по преодолению неравенства, повышению справедливости в обществе и, как ни парадоксально это покажется ортодоксальным экономистам, заправляющим сегодня в России, как следствие, и по выходу на траекторию экономического развития. От этой дискуссии уклоняться нельзя. Вот как пишет Энтони Аткинсон: «Необходим “национальный диалог” о распределении доходов, учитывающий более широкую тему неравномерного — в ущерб нижним и средним имущественным классам — распределения плодов растущей экономики. Такой диалог должен не только утвердить этический подход к оплате труда, но и определить уровни социальных трансфертов и доходов с капитала».
Такой общенациональный диалог, вскрывающий проблемы неравенства и несправедливости, не будет будоражить бунтарские настроения, а наоборот, будет способствовать созданию атмосферы доверия в обществе, доверия между властью и обществом. Он покажет, что власть не уклоняется от обсуждения самых животрепещущих, самых острых проблем, не пытается ускользнуть от этих проблем с помощью пропаганды, а готова вместе с обществом их решать.
Какие вопросы должны стать в повестку дня этой дискуссии.
Налоги
Самая популярная в этом контексте тема у нас в России — повышение подоходного налога (НДФЛ) на большие заработки. Не будем пока касаться фундаментальной темы — связи шкалы подоходного налога и уровня развития современного государства. Мировой опыт свидетельствует, что социальное государство, такое, каким оно было построено в XX веке, неизбежно предполагает прогрессивную шкалу налогообложения. Поэтому плоская шкала налогообложения, которой у нас принято гордиться, признак некоторой простоты государства. Однако сторонники плоской шкалы сумели представить тех, кто выступает за прогрессивный налог, маргиналами, ничего не понимающими в экономике. В ходу отговорка: надо увеличивать национальный пирог, тогда каждому достанется больше. Но пирог почему-то не растет. Более того, все громче разговоры о том, что надо отказаться от социального государства, оно уже в прошлом, России нужна современная либертарианская политика. Не будем пока о принципах, разберем некоторые цифры.
Иногда говорят: давайте будем брать повышенный налог, скажем, с 20% самых богатых граждан России. Но проблема в том, что большинство из этих 20% наиболее обеспеченных граждан вовсе не богаты. Доходы этой группы начинаются примерно с пятидесяти тысяч рублей в месяц — это доналоговый доход наименее обеспеченного из этих 20%. Мы не можем считать такого гражданина, с ежемесячным доходом в пятьдесят тысяч рублей, примерно семьсот евро, богатым и драть с него повышенный подоходный налог. С людей, которые только-только зарабатывают, чтобы купить в кредит недорогой автомобиль или небольшую квартиру по ипотеке. Это было бы абсолютно несправедливо.
Но в России есть действительно богатые граждане. Опросы Росстата их не выявляют, они не попадают в выборку, да и афишировать свои доходы эти граждане не хотят. Их почти нет и в статистике налоговой службы. По данным ФНС за 2015 год, около 34 тыс. человек задекларировали доход свыше 10 млн рублей в год, из них 427 получили доход свыше миллиарда рублей (более 17 млн долларов) — см. таблицу 1). И это все богатые граждане России? А как же разговоры о выводе капитала, о скупке зарубежной недвижимости? А кто же строит огромные дома под Москвой, а кто покупает шикарные автомобили, которые мы видим в крупных городах? Неужели только эти тысячи людей? Нет, их не тысячи, их гораздо больше.
Оценка расходов на люксовое потребление позволяет более или менее точно оценить число действительно богатых жителей нашей страны. Такую работу делают маркетинговые компании, обслуживающие торговцев яхтами, бриллиантами, замками и проч. Такую работу проделали в 2017 году коллеги в журнале «Эксперт».
Основные расходы сверхбогатых — элитная недвижимость, дорогие автомобили, товары класса люкс. По каждому из этих рынков есть оценки их емкости. Просуммировав эти рынки, получим оценку расходов богатых. Зная примерно частоту покупок и количество элитной недвижимости, можно оценить число богатых людей. Таких действительно богатых людей, доходы которых не замечает государство, примерно 0,5% населения страны, или 200–300 тыс. домохозяйств. Расчеты показывают, что, если бы все эти люди полностью платили НДФЛ по ставке 13%, российская казна пополнилась бы примерно на 500 млрд рублей.
Создатели российской налоговой системы гордятся плоской шкалой подоходного налога. Ее введение в начале 2000-х годов позволило значительно увеличить поступления в казну этого налога — налогоплательщики стали выходить из тени и платить больше. Это действительно так. Но расчеты показывают, что в России реальная шкала подоходного налога не плоская, а регрессивная — богатые налогоплательщики платят по ставке не 13%, а гораздо ниже. Есть, конечно, исключения. Лично я знаком с одним крупным предпринимателем, который исправно платит 13% НДФЛ — несколько сотен миллионов рублей в год. Но таких людей среди богатых немного.
Говорят, что полностью собрать с этих людей налог невозможно. Богатые люди искушены в искусстве управления деньгами. Но, во-первых, общество, по крайней мере, должно знать, что большинство богатых не платят налоги полностью, что является хорошим аргументом против повышения подоходного налога на малые и средние доходы. Во-вторых, почему бы не попробовать меры по сбору налога с богатых. Например, начать официально сопоставлять декларируемые доходы и расходы таких граждан. И в случае превышения расходов над доходами спрашивать об источнике такого превышения.
У нас ведутся разговоры о необходимости введения прогрессивной шкалы налогообложения. С теоретической точки зрения такая мера была бы правильной. Как уже было сказано, опыт самых богатых государств доказывает, что социальное государство с необходимостью применяет повышенный налог на высокие доходы. Исключений из этого правила нет. Однако приведенные выше данные свидетельствуют, что сегодня введение в России прогрессивной шкалы налогообложения не даст дополнительных доходов, богатые граждане действительно найдут способы не платить налог в полном объеме. Но это вовсе не означает, что государство должно расписаться в своем бессилии, как это иногда даже публично делают высокопоставленные чиновники. Министр финансов Антон Силуанов заявил в прошлом году в программе «Познер» на Первом канале следующее: «Мы знаем, что богатые — люди неглупые и найдут пути, как обойти это решение, могут вообще вывезти деньги из нашей страны… С другой стороны, плоская шкала наша, 13-процентная, она достаточно уже устоялась, и здесь менять законодательство, которое мы договорились не трогать в предстоящие шесть лет, наверное, было бы неправильно…» Звучит это по меньшей мере несправедливо в отношении малообеспеченных людей. Богатые умные, а бедные — глупые? И, как мы уже знаем, богатые часто не платят даже 13% со своих доходов.
Итак, промежуточный вывод. В России сложилось неравенство в уплате НДФЛ: в реальности у нас регрессивная шкала подоходного налога. Примерная сумма ухода от него (заметим, в основном некриминального характера) составляет 500 млрд рублей. Ссылки на хитрость богатых людей разбиваются замечанием лауреата Нобелевской премии по экономике Кеннета Эрроу: «Жизнеспособность всякой экономики в значительной мере зависит от определенного уровня нравственной дисциплины в обществе».
Первым делом государство должно найти способы побудить богатых исполнить свой элементарный долг — заплатить с дохода 13%, как это делают даже самые бедные жители страны. И только после этого, когда «уровень нравственной дисциплины» повысится, можно говорить о введении прогрессивного налога, который мог бы дать в бюджет государства еще порядка триллиона рублей (при скромном повышении налога). Если исходить из официальной цифры количества людей, живущих ниже прожиточного минимума, примерно двадцать миллионов человек, эти полтора триллиона могли бы дать каждому бедному по шесть тысяч рублей в месяц, что вывело бы этих людей из зоны фактической нищеты. Я сейчас не призываю раздавать деньги, речь идет о принципиальных порядках объема дополнительных средств.
Стоимость активов государства
Государственные активы могли бы стать мощным инструментом преодоления неравенства и бедности. Какие это активы? Во-первых, государственные компании и компании с государственным участием, их много — Сбербанк, ВТБ, «Газпром», «Аэрофлот» и проч. Сегодня принято считать, что эти акционерные общества действуют в условиях рынка так же, как и частные компании, их задача — максимизация прибыли. Критики такого подхода считают, что компании с государственным участием должны строить свою работу так, чтобы максимизировать пользу для всего хозяйства страны. В том числе они могли бы помогать решать задачу борьбы с бедностью и неравенством. Хотя справедливости ради надо заметить, что элементы такой работы есть. Например, льготные авиабилеты для дальневосточников. Но пока это только случайные элементы.
Во-вторых, Фонд национального благосостояния. Его называют «подушкой безопасности», он страхует государственный бюджет на случай дурной конъюнктуры на нефтяном рынке. Было бы правильно, если бы этот фонд решал определенные экономические и социальные задачи, в том числе в отношении неравенства. Кроме того, управление ФНБ вызывает вопросы. Например, в 2017 году фонд заработал 50 млрд. рублей при средней стоимости активов порядка 4 трлн рублей, доходность составила примерно 1,2% годовых. Доходность аналогичного норвежского фонда обычно в разы выше.
Относительно государственных активов Аткинсон пишет: «Целью фискальной политики государства должно стать возвращение к ситуации, когда ему принадлежит чистый положительный капитал значительной величины. Разумеется, достижение этой цели способствовало бы и сокращение государственного долга (для России неактуально, наш государственный долг невелик. — В. Ф.), но это лишь одна сторона уравнения. Другой стороной является накопление государственных активов… Государство могло бы использовать полученный доход для попыток сократить неравенство в обществе».
Возьмем теперь, шире, все активы страны. Национальное богатство России оценивается очень невысоко. Вот данные по некоторым странам Credit Suisse Research Institute (см. таблицу 2), эта организация каждый год оценивает богатство мира.
Россия по этому показателю на девятнадцатом месте. И если наш объем ВВП (по номиналу) меньше американского в 12 раз, то по национальному богатству мы отстаем в пятьдесят раз! Стоимость нашего народного богатства категорически не соответствует хозяйственному потенциалу нашей страны.
Скажут: мы только начали развиваться после катастрофы девяностых годов, не успели накопить богатства. Это не так. Природные ресурсы страны никуда не делись. А они в целом самые большие в мире. Советская инфраструктура хотя и обветшала, но худо-бедно обеспечивает функционирование хозяйственного комплекса и социальной сферы. Кроме того, за последние два десятилетия проведена частичная модернизация инфраструктуры, например электроэнергетической отрасли. По уровню доходов населения мы в среднем вышли на советский уровень. (Подчеркиваю: в среднем, поскольку наименее обеспеченные слои населения живут гораздо хуже, чем в СССР). Таким образом, наше серьезное отставание по народному богатству страны не объективно. Наше богатство может быть оценено гораздо выше. А столь незначительно оно из-за неумения работать на финансовых рынках, непонимания, что такое капитал, из-за боязни использовать активы для развития финансовых рынков с целью снижения стоимости денег и, как следствие, ускорения экономического роста.
Эта проблема напрямую касается размера пенсий по возрасту. Говорят, что доходность вложений пенсионных денег в России очень низка. Но ведь это дело правительства — добиться роста финансовых рынков, а значит, и доходности пенсионных накоплений.
Необходима специальная государственная политика по управлению государственными активами с целью повышения их стоимости. Часть этих активов может принадлежать (быть передана) пенсионному фонду. И если стоимость активов будет расти, пенсионный фонд получит дополнительный ресурс для повышения пенсий.
Некоторые выводы
Для преодоления избыточного неравенства, а значит, в определенной степени и бедности, нужна специальная широкая политика. Она включает в себя по меньшей мере следующие направления:
1. Усилия в области налоговой политики, призванные побудить богатых людей полностью заплатить подоходный налог. На втором шаге, когда этическая атмосфера вокруг налоговой проблемы изменится в лучшую сторону, от цинизма к участию, следует вводить прогрессивную шкалу налогообложения.
2. Наращивание стоимости государственных активов, создание специального центра для этой работы. Часть дохода, полученного за счет роста стоимости активов и дивидендов, направить на цели преодоления неравенства и бедности. В частности, на рост пенсий.
3. Организация размещения производительных сил в отсталых регионах и населенных пунктах. Эта работа не может быть отдана исключительно на откуп руководства регионов. Нужен федеральный центр (или субфедеральные центры на уровне округов), который имел бы в своем распоряжении масштабный инвестиционный ресурс. Нужна такая стратегия пространственного развития страны, в которой нашлось бы место не только мегаполисам и агломерациям. В частности, речь может идти о восстановлении полной цепочки аграрного производства.
