Новые красные здания вытянулись вдоль Волгоградского проспекта. Еще десять лет назад здесь были корпуса АЗЛК — километры конвейеров, на которых когда-то выпускался легендарный автомобиль «Москвич». Промышленный город в самом центре страны. АЗЛК не смог пережить рыночных реформ и в 2010 году был ликвидирован, а его земли, корпуса и инфраструктура нашли новых собственников, арендаторов и новую жизнь. Основная часть площадок после кардинальной реконструкции была отдана «Технополису Москва» — присоединенного к особой экономической зоне в Зеленограде в 2017 году. Сейчас на территории «Технополиса» находятся конференц-залы, обучающие центры, кафе, спортплощадки, но главное — производители, нацеленные на технико-внедренческий бизнес.
По километрам корпусов работники перемещаются кто на чем горазд: электросамокатах, велосипедах, скейтбордах. На баскетбольной площадке одного из корпусов сотрудники компаний играют в мяч, рядом проходят курсы управления коптерами, в соседних помещениях школьники постигают азы инжиниринга, студены осваивают 3D-принтер и основы моделирования. Тут же небольшие производства частных компаний — резидентов технопарка. Жизнь кипит — и тем сильнее контраст с остовами зданий ЗиЛа, да и другими промышленными зонами Москвы, где на освободившихся территориях развилась «гаражная» экономика: с характерными грязными «газелями», группками людей из Средней Азии, высокими заборами, собаками и прочими шиномонтажами и автомойками.
Такие очаги серой экономики очевидно беспокоят город. Москва как самый крупный и богатый регион в стране имеет свой взгляд на промышленную политику. Она может отличаться от политики других регионов и городов — столица как флагман российской экономики может себе это позволить. И дело не только в огромном бюджете и в колоссальном спросе, который формирует мегаполис на любую продукцию. И не в логистике, хотя вся транспортная инфраструктура в России выстроена в Москву и от Москвы. Но в чем?
От «дьюти фри» до инноваций
Мода на особые экономические зоны в мире началась несколько десятилетий назад. В целом ОЭЗ — обособленная территория, на которой действует особый режим ведения предпринимательской деятельности, а также может применяться таможенная процедура свободной таможенной зоны. Кроме того, во многих ОЭЗ есть и административные льготы: упрощенные процедуры подключения к инфраструктуре и т. д. К числу простейших ОЭЗ можно отнести специальные магазины «дьюти фри» в крупных международных аэропортах. С точки зрения таможенного режима они рассматриваются как находящиеся за пределами государственных границ. К ОЭЗ относятся и традиционные свободные гавани (порты) с льготным торговым режимом.
При всем многообразии свободных экономических зон, действующих в мире, можно выделить некоторые общие критерии. Во-первых, локальность территории, на которой создается ОЭЗ. Во-вторых, действие на этой территории особого, более льготного правового и финансово-экономического режима. В-третьих, определенная специализация предпринимательской и инвестиционной деятельности.
Со временем взгляд на льготные зоны трансформировался, и к функции торговли стали добавляться функции производства. Первая ОЭЗ в современном понимании основана в 1959 году около аэропорта Шеннон (Ирландия) с целью создания новых рабочих мест и увеличения транспортных и пассажирских потоков. Особенностью этой зоны стал беспошлинный экспортно-импортный режим и ставка налога на прибыль 10%. Эксперимент оказался весьма успешным. Спустя полвека ОЭЗ «Шеннон» — высокоразвитый промышленный центр, состоящий в основном из высокотехнологичных предприятий.
Стоит отметить, что в развитых странах создание ОЭЗ используется в основном как инструмент региональной политики: льготные режимы создаются в тех регионах, где необходимо повышение уровня экономического и социального развития. Поэтому основные критерии создания ОЭЗ — уровень безработицы и доходов населения. Главная цель такой политики — придать импульс экономическому развитию отдельных территорий. А главной движущей силой являются не иностранные инвестиции, а национальный частный капитал, государственные дотации и кредиты.
Идея особых экономический территорий прижилась и в развитых странах, и в развивающихся. Каждая из групп выбрала свой путь. Если говорить о развитых странах, то в 1990-е годы они стали использовать ОЭЗ как инструмент инновационной политики. В этом случае льготы предоставлялись высокотехнологическим компаниям. Так, среди европейских стран ОЭЗ получили широкое распространение в Германии, Великобритании, Ирландии, Польше и ряде других стран. В США существует более 50 ОЭЗ, через которые проходит 3% национального импорта и 2,5% экспорта, в Южной Корее таких зон 170.
Одним из лидеров этого направления была Япония и ее концепция технополисов, разработанная в 1980 году. В соответствии с ней предусматривалось создание в отдельных отстающих префектурах около 20 научно-технических зон, в которые входил город и прилегающая к нему территория. В технополисах размещались предприятия высокотехнологичных отраслей промышленности, научные учреждения, вузы, готовящие научные и инженерные кадры, а также жилые постройки с производственной и социальной инфраструктурой. Программа рассматривалась правительством как концепция, позволяющая заглянуть в XXI век, и как одна из наиболее эффективных стратегий ускоренного развития научно-технического потенциала страны.
Сейчас в Японии 19 технополисов. Большинство из них специализируется на разработках в области электроники, создания новых материалов и керамики, робототехники. Часть из них ориентирована на научные исследования и производство в области медицинской электроники, биотехнологий, оптических волокон.
От офшора до миски риса
В отличие от развитых стран развивающиеся создают льготные экономические зоны в основном для повышения уровня индустриализации и включения страны в международную торговлю. Основным или даже единственным источником привлекаемого капитала в этом случае являются иностранные инвестиции. С 1970–1980-х годов количество ОЭЗ существенно увеличилось в Восточной Азии и Латинской Америке. Причем произошло разделение по специализации: страны Латинской Америки стали создавать ОЭЗ больше для финансового сектора: банков, страховых компаний, трастов и т. д. и специализироваться на работе с чистым капиталом — и стали, скорее, классическими офшорами. Страны Восточной Азии сделали ставку на дешевый труд и промышленное производство, и в эти страны хлынули инвестиции, технологии и интеллектуальный капитал.
Концепция создания и развития ОЭЗ расцвела в Китае, когда власти страны пошли на эксперимент и объявили о создании в Шэньчжэне первой в стране ОЭЗ. В мае 1980 года ЦК КПК и Госсовет КНР официально вводит понятие «специальная экономическая зона». В первые годы после начала политики реформ и открытости создание таких зон сыграло важнейшую роль в развитии экономики и расширении внешних экономических связей. В результате политики открытых дверей Шэньчжэнь стал самой быстроразвивающейся зоной, с 1980 по 2001 год средний ежегодный прирост его ВВП составлял 29,5%, промышленной продукции — 45%, внешнеторговый оборот рос на 39%, а реальные иностранные инвестиции — на 28% ежегодно. Темпы роста и их продолжительность — фантастические. В классической экономической литературе считается, что удвоение ВВП происходит раз в поколение и приводит к существенному технологическому переустройству жизни. Здесь же технологическое переустройство случалось раз в два — три года.
Сейчас в Китае действуют пять специальных экономических зон (Шэньчжэнь, Чжухай, Шаньтоу, Сямэнь, Хайнань); 14 зон свободной торговли; более 100 зон высоких и новых технологий; 70 научно-технических зон для специалистов, получивших образование за границей; 38 зон переработки продукции, ориентированной на экспорт, и Новый район Пудун. Китайские ОЭЗ — зоны высоких и новых технологий (аналоги американских и японских технопарков), на их долю приходится 4% национального ВВП и 10% совокупной стоимости экспорта. Начиная с 1991 года их основные экономические показатели ежегодно в среднем растут темпами выше 40%.
Китайская модель территориально-экономического развития, в основе которой высокотехнологичные промышленные ОЭЗ, показала, что налоговые льготы вкупе с развитой инфраструктурой могут сотворить экономическое чудо. Но нельзя забывать, что образование свободных экономических зон, особенно в развивающихся странах, сопряжено со значительными капиталовложениями и последующими существенными усилиями государства по их развитию. Без строго определенной централизованной поддержки они практически нежизнеспособны. Согласно исследованию, проведенному Институтом востоковедения РАН по 26 странам, собственные затраты на привлечение иностранных инвестиций в ОЭЗ составили в среднем четыре доллара на один доллар зарубежных инвестиций.
Кстати, в мировой практике есть масса случаев, когда создание ОЭЗ не привело к прорывным результатам. Например, создание в Шри-Ланке, Гватемале, Либерии, Сенегале разного рода свободных экономических зон не только не увенчалось успехом — многие из них вообще перестали функционировать. С негативным опытом столкнулась и Россия.
Гармонь как символ ОЭЗ
Если во всем мире ОЭЗ — это в первую очередь долгосрочные правила игры для инвестора, то политика России в области построения особых экономических зон напоминает гармошку.
Первые попытки создать льготные зоны предпринимались еще в СССР в 1980-е. При Госплане были созданы рабочие группы для изучения и реализации этих идей. Тогда считалось, что целесообразно создание экспериментальных зон на территории Белоруссии и прибалтийских республик. Были идеи создать ОЭЗ в сырьевых провинциях, прилегающих к БАМу.
В короткий период 1991–1992 года ОЭЗ росли как грибы после дождя. В итоге в льготных зонах оказалось до трети территории страны, однако это, скорее, привело к децентрализации и развалу экономики, нежели стимулировало приток иностранных инвестиций. Ведь ОЭЗ — это не только таможенное и налоговое регулирование, ОЭЗ — это все-таки и инфраструктура, а она в России в дефиците.
Уже в 1995–1996 годах многочисленные льготы были отменены, в стране осталось лишь две свободные зоны — в Калининграде и Магадане, что было связано с особым географическим положением этих областей. Результаты функционирования режима свободной таможенной зоны в Калининградской области крайне неоднозначны: быстрое насыщение местного потребительского рынка дешевыми импортными товарами привело к спаду промышленного производства — многие местные производители не выдержали конкуренции. А в дальнейшем эти товары пошли и в континентальную Россию. Не задалась ОЭЗ и в Магаданской области. После двадцатилетнего эксперимента процветания и бума здесь нет.
Новый виток идея ОЭЗ на федеральном уровне получила в 2005 году с принятием Закона об особых экономических зонах в Российской Федерации. По состоянию на 1 января 2016 года в России действовали 33 ОЭЗ в 30 регионах. Сейчас осталось 25 в 21 регионе.
Кроме того, не стоит забывать о принятом в 2014 году Законе о территориях опережающего развития — специальных льготных зонах. Изначально ТОР создавались для развития Дальнего Востока, однако постепенно они стали возникать и в Центральной России: в Калининградской области, затем в моногородах, в Татарстане, Кузбассе, Смоленской и Белгородской областях. В итоге сейчас насчитывается 18 ТОР.
Кроме ТОР и ОЭЗ в России есть целый ряд инструментов ускоренного развития экономики на ограниченных территориях. Схожи с ОЭЗ территориальные кластеры, индустриальные (промышленные) парки, агропромышленные парки, технопарки, технопарки высоких технологий (созданные по линии Минкомсвязи), туристические кластеры, зоны территориального развития, территории опережающего социально-экономического развития, особые экономические зоны регионального уровня и т. п. В итоге на территории России заявлено порядка 810 проектов индустриальных площадок. При этом насчитывается 166 действующих и проектируемых индустриальных парков в 51 субъекте федерации. Русская гармонь вновь зовет гостей. Практически каждый регион страны дает те или иные льготы для инвесторов, и разобраться в них практически невозможно. Если говорить о двух главных федеральных инструментах — ТОР и ОЭЗ, то главное их различие — разные льготы и разная среда для ведения бизнеса.
Главная особенность ТОР, кроме льгот по налогу на прибыль, налогу на имущество и землю (это есть и у резидентов ОЭЗ), — пониженные социальные платежи на зарплату (7,6% вместо обычных 30%). Но зато ТОР не дает льгот по таможенным платежам, что есть в ОЭЗ. Поэтому принято считать, что ОЭЗ рассчитана на предприятия с иностранным капиталом, импортным оборудованием, а ТОР — на российский капитал и российское производство. Кроме того, для ОЭЗ характерен ряд стимулирующих мер: ускоренная амортизация, льготы по НИОКР. Но главное — «дедушкина оговорка»: если общие налоги в стране будут подниматься, резидентам гарантировано неухудшение налогового режима.
В то же время часто ОЭЗ — это «чистое поле», территория вне города, индустриальная зона, огороженная забором, с таможенным постом и КПП. ТОР делается на территории всего города, то есть бизнес может разместиться на любой площадке в пределах установленных властями границ. Можно снять помещение в заводском корпусе, можно построить свое здание — это уже каждая компания решает сама.
ТОР и ОЭЗ действуют в жесткой конкурентной среде — они конкурируют на глобальном рынке за прямые иностранные инвестиции, а еще на внутреннем региональном уровне за инвестиции российских предприятий. Сегодня в разных странах существует порядка пяти тысяч особых экономических зон различного типа, и международному инвестору есть из чего выбирать. Поэтому ожидать быстрого чуда от российских льготных зон не стоит. Многие страны на оттачивание инструментария и строительство инфраструктуры потратили десятилетия и десятки миллиардов долларов.
Ученый город
Сегодня в России 25 ОЭЗ (см. карту), которые разделены на четыре типа. Самые распространенные — промышленные и туристические, их по девять штук, в том числе пять на курортах Северного Кавказа. Одна портовая зона — в Ульяновске. Плюс еще шесть технико-внедренческих или инновационных. Три из них расположены в Московской агломерации: в Московской области — «Дубна», рассчитанная на атомные компетенции, и «Исток», чья специализация — лазеры и СВЧ. Непосредственно в Москве находится ОЭЗ «Технополис Москва», специализация которой — микроэлектроника, биофармацевтика и новые материалы.
В целом, реализуя через ОЭЗ промышленную политику, Россия пытается пойти по пути еще 1980-х годов прошлого века, предлагая инфраструктуру и дешевый труд. Однако как явление более интересны технико-внедренческие ОЭЗ. Здесь мы соревнуемся уже с развитыми странами. Такие ОЭЗ расположены в центрах исторических наукоградов и технопарков, главная их цель — ведение исследовательской деятельности. Технико-внедренческие ОЭЗ привлекательны для венчурных фондов, а также для разработчиков и производителей высокотехнологичной продукции.
Особенность Москвы — как раз реализация наукоемкой ОЭЗ. Это одновременно и сильная сторона промышленной политики агломерации, и слабая — ведь риски очень велики. Зато если все планы удастся реализовать, Москва сможет вернуть себе утраченное, а ранее неоспоримое звание наукограда мирового уровня.
«С конца 2015 года Москва реализует масштабную и амбициозную программу промышленной поддержки. Фактически это программа, цель которой — переформатирование столичной промышленности, выстраивание в городе промышленности нового уровня — высокотехнологичной, инновационной, высокоприбыльной, создающей новые рабочие места, — говорит заместитель мэра Москвы в правительстве Москвы по вопросам экономической политики и имущественно-земельных отношений, руководитель департамента экономической политики и развития города Москвы Владимир Ефимов.
Он отмечает, что «тонким местом для бизнеса обычно являются инвестиции в проектное развитие, в перевооружение производства, научные разработки и международный маркетинг. Соответственно, ведущим инструментом поддержки в Москве стали налоговые льготы участникам программы». Идея московской программы в том, что высвободившиеся средства бизнес вкладывает в усиление своих профессиональных компетенций и конкурентных преимуществ.
«Мегаполис, имеющий такую индустриальную историю, как Москва, помноженную на систему среднего и высшего образования, сам по себе предопределяет структуру экономики. Когда мы говорим о промышленности города — это, конечно, не промышленность в виде бесконечных цехов, которые не должны существовать в городской черте. Здесь то, что можно называть словом “промышленность”, обречено быть высокомаржинальным производством, очень высокотехнологичным. По сути, это смарт-формат: при минимуме площадей быть эффективным в условиях дорогих ресурсов. В столице дорогие энергоносители, дорогая рабочая сила, дорогое образование, дорогая логистика, все это идет в затраты производителя, — но эта дороговизна компенсируется целыми пакетными решениями, которые на сегодняшний день ОЭЗ формирует для приходящих инвесторов», — говорит Александр Прохоров, руководитель департамента инвестиционной и промышленной политики Москвы.
В целом сейчас ОЭЗ Москвы — это не просто система налоговых льгот или готовая для производства площадь, это экосистема, комбинация базовой физики, инфраструктуры, линейки сервисов, системы отношений с высшей школой, институтами развития, регуляторами, с городом, который зачастую является заказчиком этих решений. «Качество персонала и запас этого персонала, который в Москве есть, — главное преимущество специализированной территории, к которой относится “Технополис Москва”, — считает директор этой ОЭЗ Игорь Ищенко. — Часто сложившиеся проекты в России сталкивались с колоссальной проблемой — отсутствием профессионально подготовленных кадров». Чтобы не допустить такой проблемы в московских ОЭЗ, город сейчас занят созданием совместно с МИЭТом, «Станкином» и Московским городским образовательным комплексом практического университета. Такой университет позволит готовить ориентированных на запрос от городской индустрии выпускников.
Как подчеркивает Владимир Ефимов, «программа поддержки действует в Москве всего три года, но уже можно сказать, что она очень эффективна. Например, более 40 городских промышленных предприятий в 2016–2017 годах инвестировали в свою модернизацию 5,1 миллиарда рублей, тогда как объем предоставленных городом льгот за тот же период составил менее 1,2 миллиарда рублей. Получается, каждый рубль господдержки (в виде налоговых льгот) привлек 4,2 рубля частных инвестиций. Аналогичная ситуация с технопарками: на 1 рубль поддержки со стороны города приходится 3,1 рубля вложений самих технопарков.
Другой не менее важный результат — макроэкономический: общий рост промышленного производства и увеличение экспорта реального сектора московской экономики. Объем производства обрабатывающих отраслей в 2018 году вырос на 11% по отношению к 2017 году — основной вклад в рост внесли высокотехнологические отрасли. За девять месяцев 2018 года экспорт товаров и услуг предприятий реального сектора, ведущих производственную деятельность в Москве, увеличился на 8,4% к 2017 году, в том числе в сфере IT — на 32,3%, в сфере НИОКР — на 3,7%.
Московские кластеры
Попытка продать инвесторам не дешевый труд, а квалификацию — это интересный эксперимент, и во многом он противоречит международной практике создания ОЭЗ: обычно их создают в депрессивных и отстающих регионах. Тем не менее вряд ли какой-либо еще регион, кроме Москвы, осилит задачу научно-технического прорыва. Поэтому ОЭЗ «Технополис Москва» вызывает такой интерес.
Корпуса АЗЛК — это лишь одна часть большой ОЭЗ Москвы. Еще четыре площадки расположенны в Зеленограде. Исторически Зеленоград — центр электронной промышленности. Город создавался и развивался как закрытый научно-промышленный центр отечественной микроэлектроники, практически полностью ориентированный на госзаказ. Со времен СССР здесь были сосредоточены научно-производственные предприятия, обладающие высоким потенциалом, компетенциями и технологиями.
Попытки создать льготные налоговые режимы в этом городе предпринимаются уже более двадцати лет, и во многом это позволило сохранить в живых такие знаменитые заводы, как «Ангстрем», «Микрон», «Квант». Хотя чего греха таить, десятки заводов и НИИ все же канули в Лету. Сейчас новая осознанная политика Москвы и Минэкономики РФ пытается вернуть городу прежнее научное и промышленное величие, основываясь на международном опыте.
«Мы реализуем концепцию микроэлектронного хаба, что на территориях ОЭЗ в Зеленограде абсолютно органично, ведь город исторически формировался под эту задачу, — говорит Игорь Ищенко. — Мы не видим смысла отказываться от очевидной логики. В Зеленограде сегодня день бум стартапов в этой сфере. Прекрасно действующий прикладной вуз МИЭТ, который готовит огромное количество талантливых ребят. И мы специально сейчас создаем в две очереди около 50 тысяч метров инженерно-лабораторных корпусов, которые сгруппируют лучшие силы, связанные как раз именно с тематикой микроэлектроники».
Кроме микроэлектроники вокруг московской ОЭЗ формируются и другие направления: новые материалы, биофармацевтика — разработки в этой сфере, которые ведут более 20 компаний, позволили сформировать биофармацевтический кластер.
Кажется, что в современном мире мегаполис не может и не должен быть промышленным городом. В основном экономика современных крупных городов — это сервис: услуги, торговля, финансы, транспорт, логистика. Подтверждает это и статистика: сегодня в ВРП Москвы промышленность дает менее 1%. Однако Москва сознательно идет против этого тренда, и старается сохранить тут промышленность. Но не в узком понимании — конвейер или производство, а в широком: столице нужна промышленность как индустрия полного цикла, с системой образования, исследований, внедрений, с учеными, исследованиями, университетами, технологиями. С одной стороны, это крайне капиталоемко, долго и муторно. С другой — у города есть огромный задел, полученный еще от СССР: сотни университетов, НИИ, проектных компаний. И растерять этот задел будет чудовищной ошибкой.
Проблема становления
По данным Счетной палаты, на начало 2018 года общая стоимость строительства объектов инфраструктуры для всех российских ОЭЗ оценивалась в 491,9 млрд рублей. Тем не менее после аудита российских ОЭЗ Счетная палата объявила, что власти принимают недостаточно мер для того, чтобы этот механизм стал эффективным. Дело как в отсутствии единого механизма создания ОЭЗ, так и в ненадлежащих действиях ответственных ведомств. Кроме того, нет единого стратегического планирования, в результате чего бюджетные средства в ряде случаев не приносят требуемого результата.
Примером неэффективности, по мнению аудиторов Счетной палаты, стало досрочное прекращение деятельности 11 ОЭЗ, на финансирование которых было потрачено 4,5 млрд рублей.
В ОЭЗ есть свое мнение насчет неэффективности трат. В годовом отчете институт развития АО ОЭЗ пишет: «Наиболее сложный этап, связанный с созданием необходимой инфраструктуры, во многих ОЭЗ завершен. Инвесторы получили реальную поддержку, государство — ценный опыт по созданию точек роста на выделенных территориях. В мировом опыте ОЭЗ как институт начинают эффективно функционировать по истечении 10 лет. Первые ОЭЗ в России были созданы 11 лет назад, и на следующем этапе развития проекта ожидается значительное улучшение показателей эффективности, а также динамичное развитие проектов существующих и возрастающий интерес потенциальных резидентов и партнеров. О бюджетной эффективности проекта можно говорить уже сейчас, поскольку за счет налоговых и таможенных платежей резидентов на конец 2017 года было возвращено более половины всех затрат федерального бюджета в ОЭЗ».
Об эффективности ОЭЗ рассуждает Александр Прохоров: «Окупаемость подобных проектов вполне сопоставима с окупаемостью капиталоемких производств — десять-пятнадцать лет. Инвестируя в подобные проекты, бюджет через налоговые эффекты возвращает затраченные суммы. Скажу больше: на сегодняшний день те инвестиции, которые, например, Москва потратила на инфраструктуру, на реконструкцию АЗЛК, уже четыре раза перекрыты пришедшими сюда инвестициями резидентов. На рубль вложения четыре рубля инвестиций, а будет пять рублей».
Если сравнивать московскую ОЭЗ с мировыми, то предлагаемые в столице решения не уступают миру по уровню инфраструктуры, сервисов, поддержки со стороны администрации, уровню компетенции управляющих компаний. Тем не менее Россия пока проигрывает в трех вещах: в масштабе проектов, в доступе к капиталу, в сложности регулирования. «Тут колоссальный задел для работы. Особенно если говорить о доступе к посевным и венчурным капиталам, равно как предстоит серьезная работа по оптимизации регуляторной базы», — признает г-н Ищенко.
Когда долго и дорого
В целом у российских ОЭЗ три проблемы, усложняющие их работу. Доступность капитала вообще хроническая проблема в российской экономике, свойственна она и резидентам ОЭЗ. Неформально участники ОЭЗ признают, что в стране как не было, так и нет проектного финансирования, а то, что удается найти, стоит катастрофически дорого. 20–22% убийственны для любого бизнеса, тем более для инновационного, когда выручки еще толком нет, а затраты на разработку уже приходится нести.
Вторая большая проблема, присущая всем российским ОЭЗ, — сроки согласования проектов. «Если инвестор приходит на готовую площадку, в корпуса АЗЛК или в Зеленограде, то срок согласовательных процедур занимает четыре месяца, — говорит Игорь Ищенко. — В случае же, если это крупное производство и требуется новое строительство (greenfield), то придется пройти все городские инстанции по полной программе: согласование, госэкспертиза, выдача разрешения на стройку, ввод в эксплуатацию». То есть строительную документацию приходится согласовывать в обычном регуляторном режиме.
В плане администрирования и согласования российские ОЭЗ сильно уступают аналогам в Азии, в Дубае, Америке, Европе и т. д. Хотя здесь у той же Москвы есть положительный опыт. «Московский проект службы одного окна для граждан — МФЦ — показал, что эта реформа подняла качество сервиса для горожан на совершенно другой уровень. Это значит, что мы можем сделать это и для бизнеса», — считает Игорь Ищенко.
Со своей стороны город предпринимает для упрощения жизни предпринимателей системные усилия. Так, пять лет назад в Москве был запущен Инвестиционный портал, на котором уже сейчас есть 17 доступных онлайн-сервисов для всех предпринимателей города. Кроме того, портал все время совершенствуется, и в 2019 году планируется увеличить количество услуг, фактически создав на основе портала полноценный электронный офис инвестора. С его помощью пользователи смогут подавать заявку на получение субсидий, льготных займов, сформировать заявки на участие в торгах, рассчитать стоимость аренды земельных участков и др.
Городу цифровизация услуг дает свои выгоды: Москва оценивает потенциальный интерес бизнеса к тому или иному объекту перед выставлением его на торги, что позволяет планировать развитие территорий.
Горячий спрос
Несмотря на очевидные проблемы, присущие всем ОЭЗ, московские площадки пользуются хорошим спросом у инвесторов. «Технополис Москва», несмотря на недавний запуск (в 2017 году), уже заполнен на 80%. Высокий спрос и на площадки в Зеленограде, особенно на greenfield-проекты. «Мы открыты для любой компании с любой структурой собственности. У нас одно время в начале этого проекта был даже некоторый перекос в пользу компаний с иностранным капиталом, потом мы вышли в некий паритет. Сейчас это примерно 70 на 30, где большинство — российские компании», — говорит Игорь Ищенко о резидентах ОЭЗ.
Объясняется такой высокий спрос со стороны бизнеса тем, что Москва предлагает уже готовые решения. Если говорит о brownfield, то это не просто долгосрочный договор, а очень понятные долгосрочные договоры без всяких выяснений и юридических мытарств. Инфраструктура, уже подготовленная под современное производство, плюс еще налоговые льготы. Они достигают почти половины суммы фискальной нагрузки, которую несет бизнес в общем налоговом режиме.
Если говорить о greenfield-проектах, то тут в наличии уже подготовленные размежеванные участки, с доступом к воде, электроэнергии, канализации и дорогам. Москва готова продавать резидентам такую землю за символический 1% от кадастровой стоимости. Впрочем, есть и услуга долгосрочной аренды. «В правовом смысле greenfield и brownfield — это абсолютно чистая, понятная и быстрая история. Это очевидное преимущество для Москвы», — говорит Александр Прохоров.
Однако, предлагая готовую инфраструктуру практически даром, город выставляет крайне жесткие требования к инвесторам, заключая с ними соглашение. Для brownfield-проектов основное требование — инвестиции 50 тыс. рублей на квадратный метр, после чего предприятие должно выйти на выручку 200 тыс. рублей с квадратного метра в год. Для сравнения: аналогичная выручка с квадратного метра уже много лет у торговли сети «Магнит». Но это розница, нацеленная на максимальный оборот, а не производство. Для greenfield-проектов требования инвестиций — 250 млн рублей на гектар, выручка — 300 млн с гектара.
Если инвестор, заключивший соглашение с ОЭЗ, не выполняет требований по инвестициям или по выручке, на него накладывается серьезный штраф, а соглашение расторгается. Тем не менее количество резидентов растет. На начало 2019 года в «Технополисе Москва» было более 50 резидентов. Суммарный объем инвестиций уже достиг порядка 25 млрд рублей. «У нас сейчас целый ряд резидентов или в стройке, или в проектировании. В результате мы планируем, что к 2022 году у нас практически вся зеленоградская площадка будет стоять под операционным циклом. А валовой продукт, который производится на площадках “Технополиса Москва”, вырастет в разы — до 35–40 миллиардов в год», — считает Александр Прохоров.
Впрочем, московскую ОЭЗ ждет целый ряд нововведений, которые должны повысить и ее привлекательность, и ее эффективность. «Возможно, городу имеет смысл рассмотреть формирование индустриальных мини-кластеров, которые позволят в режиме комплексной схемы развития территории группировать моноиндустриальные решения: город химиков, город биологов или фармацевтов, — считает Игорь Ищенко. — Группировать людей по интересам, концентрируя там практически всю систему профессиональных лифтов, систему, позволяющую концентрированно заниматься НИОКР». По мнению московский властей, это даст новый формат, позволяющий вовлекать в экономический оборот города ту недвижимость, которая на сегодняшний день зачастую находится на так называемой передержке, а главное — создавать точки роста, точки профессионального притяжения. Новые точки роста — это десятки тысяч гектаров старых промышленных территорий.
